же это сделал, скромно примостив попу лишь на уголок стула, сложив руки на коленях.
— Мне сегодня письмо пришло с гороно, — он показал на конверт, лежащий перед ним на столе, — ты заявлен на районные соревнования, как победитель общешкольных. Что скажешь?
— Я ещё не восстановился после больницы Андрей Григорьевич, — я показал ему бледную руку, — боюсь я не смогу выступить.
Мои слова заставили его нахмуриться.
— Подумай хорошо.
— Андрей Григорьевич, если вы скажите, я конечно пойду, но нужно ли нашей школе последнее место? — я не понимал на него глаза.
— Хм, — задумался он, — доля истины в твоих словах есть, но нам бы не помешало сейчас скрасить то происшествие, виновником которого кстати ты был сам.
«Конечно, конечно, — изумился я от подобного уровня наглости, поэтому просто промолчал».
Видя, что я никак не реагирую на его слова, он подскочил с места, и подойдя ко мне, наотмашь ударил оплеуху, удар был настолько сильным, что голова качнулась в сторону.
— Смотри на меня, когда разговариваешь с директором, щенок! — прошипел он, и ударил ещё раз и потом ещё, пока я нехотя не поднял на него взгляд.
— Так-то лучше, — он достал платок, вытер ладонь от крови, которая текла у меня из разбитого носа и испачкала его руку и вернулся на место.
— Что нужно, чтобы ты достойно! Я подчёркиваю это, достойно выступил!
Я задумался, если он и правда хочет победы, надо заламывать по максимуму, пока был такой шанс.
— Мне нужно время, спортивная форма и приспособления для тренировок, — наконец ответил я.
— От занятий я тебя освобожу, это не проблема, формой обеспечу, а что тебе нужно для тренировок? Это же бег. Бегай и всё.
— Две гантели по пять килограмм, шестнадцатикилограммовая гиря и крепкие железные санки.
— Санки? — удивился он, — зачем? Вроде не зима ещё.
— Потом можно будет их не найти, лучше запастись сейчас, — соврал я, не моргнув и глазом.
— Вроде ничего такого, — он покивал головой, — а где хранить всё будешь?
— В подсобке у вахтёров, буду забирать перед тренировками и возвращать после, — быстро выкрутился я, добавив, — а то сопрут же.
— Это да, это у нас могут, — согласился он.
— Медаль и грамоту оставь у меня, наверно пора делать стенд с трофеями, и свободен, я постараюсь всё достать как можно быстрее.
— Могу я уже с завтра не ходить на занятия, а набирать форму?
— Конечно, — он покачал рукой, выпроваживая меня.
Поднявшись к себе, я зашёл в комнату, наткнувшись на любопытные взгляды соседей. Сняв куртку и затем рубашку, я увидел, что она вся в крови. Её и галстук придётся сегодня долго застирывать, чтобы отмыть кровь.
— Всё ещё хочешь сходить вместо меня к директору, Пузо? — показывая её, поинтересовался я.
— Нет, ты чё Немой, я же пошутил, — испугался он, отводя от меня глаза, остальные так и вовсе притихли.
— Ну-ну, — вздохнул я и отправился в туалет.
Застирывал я конечно же лицом к двери, чтобы видеть, кто входит и выходит, так что ужасом стало, когда в дверь вошёл Бугор. Повзрослевший, похудевший, и с ещё более злым взглядом, чем прежде.
— Немой? — глухо спросил он.
Я поднялся на ноги, сжав в кулаке мыло.
— Да.
— Будут проблемы со старшаками, зови меня, — оповестил меня он, — ясно?
— Да.
Он кивнул и вышел из туалета, оставив меня с отчаянно бьющимся сердцем и испариной на лбу. Я тут же бросился в комнату, где уже сидели хмурые соседи.
— Что в школе опять делает Бугор? — срывающимся голосом спросил я.
— Говорят его и ещё двоих бывших выпускников приняли на работу сторожами и вахтёрами, — глухо ответил Пузо, — ты их не застал, но мрази те ещё, п…да спокойной жизни.
«Похоже взамен тех, что отравил я, — мгновенно догадался я, так как директору явно были нужны послушные громилы, чтобы запугивать детей и прислуживать при доме увеселений, который строился на первом этаже стремительными темпами, словно и не в СССР мы жили».
О том, что Пузо оказался прав, мы узнали уже утром. Видимо вне жизни за стенами интерната новоявленные сторожа не пользовались популярностью у женщин, поэтому попав обратно туда, где они могли спокойно беспредельничать, они втроём в первую же ночь изнасиловали девочку шестнадцати лет, которую затащили в комнату к Бугру и выпустили только под утро. Она не появилась на завтраке, как и не было видно ещё несколько дней, а когда она всё же вышла, на неё лицо было невозможно взглянуть без жалости — жёлто-фиолетовая гематома на всю правую сторону лица и разбитые губы.
Я, вернувшийся со стадиона, где теперь пропадал целыми днями, забив на всё, старательно гнал от себя мысли о том, что это меня как-то касается. С шумом в столовую ввалились те, о ком я думал, а за ними, избитый и переодетый в девичье платье, шёл незнакомый мне мальчик. Старые порядки возвращались в интернат.
«Никита — это не твоё дело, — продолжал увещевать я себя, — ты Ире обещал помочь, а что сделал с тех пор? Ни-че-го! Тут того же хочешь?».
Мучаясь сомнениями, я поднял голову, когда почувствовал на себе взгляд, направленный с преподавательского стола. На меня строго смотрел Ангел, словно в чём-то укоряя. Не выдержав взгляд, я опустил голову и закончив завтрак, отправился на стадион, забрав на санки две гантели, оказавшиеся просто приваренными шарами к металлической короткой палке и самодельная же гиря, весившая точно больше шестнадцати килограмм, но в отсутствии весов, я даже примерно не представлял себе, сколько она весит. Отложив гантели в сторону, я стал прикручивать гирю к санкам, а те привязывать к школьному ремню, который от тяжести стал весьма сильно растягиваться. Но у меня не было выбора, я мог бегать с утяжелёнными санками только так, других способов просто не было.
— Иван, — внезапно раздался тихий голос, и я повернувшись, увидел Иру, которая махала мне рукой, зовя за деревянную трибуну. Плюнув от злости, я пошёл туда как есть, взяв гантели в руки, поскольку оставлять их без присмотра было чистым безумием.
— Ты с ума сошла? — я стал делать вид что занимаюсь, и не смотрю в сторону спрятавшейся за деревянной конструкцией девушкой.
— Как ты? — вместо ответа спросила она, — прости, но я не могла навестить тебя.
— Уходи! — прошипел я, — ещё не хватало чтобы нас увидели вместе!
— Злюка! — она ничуть не обиделась, — ладно, тогда о деле. Отец сильно загорелся идеей выставить тебя на соревнования, чтобы имя школы светилось в газетах и отчётах, а не только сводках несчастных случаев, так что всем было приказано не трогать тебя.
