одеяло, и постарался успокоить едва не вырывающееся из груди сердце.
К моему большому удивлению, утром никакого кипиша не было. Не было ни скорых под окнами, ни милиции — обычное утро, как и все до этого. Ничего не понимая, я вёл себя, как и все, умывшись и почистив зубы, отправившись на завтрак. Девушку, которую вчера избавил от насильника, я увидел за столом, она улыбалась, шутила с подругами, но я видел, как пристально она смотрит в сторону столов мальчиков, словно ища на них кого-то конкретного. Чтобы не встречаться с ней взглядом, я опустил голову в тарелку, стараясь быстрее съесть пустую манную кашу, без малейшего намёка на масло и запил это едва сладким чаем, похожим по вкусу на простую воду, настолько сильно его разбавили.
Единственным признаком, что не всё в порядке в Датском королевстве было наличие за столом преподавателей только двух подручных директора, причём его самого с ними не было. Сами они сидели как-то слишком уж понуро, а то, как они вяло ели, высказывало их апатию к происходящему. Приметив это, я решил посмотреть, что будет дальше. Поэтому после завтрака отправился вниз и попросил дежуривших на входе Губу и Быка, открыть мне вахтёрку. Они спокойно это сделали, и я зайдя внутрь не увидел в ней никого, только стоящие мои спортивные снаряды. Загрузив их на санки, я громыхая отправился на выход и принялся разогреваться, попав на стадион.
— Иван!
Посмотрев в сторону трибуны, я конечно же увидел там её. Захватив санки и гантели я, плюясь от злости направился туда.
— Прости меня! — мне не дали и слова сказать, — прости, я такая дура!
— Это последний раз, когда я к тебе подошёл, — поднимая перед собой гантели и разводя затем их в сторону, тихо сказал я, — можешь больше не приходить.
— Вань, — жалобно проныли с той стороны, — пожалуйста.
— Расскажи, что случилось? — любопытство наконец пересилило осторожность.
— Они под утро обнаружили тело при обходе и примчались к Пню, разбудив его, — тут же затараторила Ира, — судя по тому, что они провозились всю ночь, то где-то его закопали или спрятали. Пень был такой злой, что остался спать, а я приехала с одним из воспитателей в школу.
— Хорошо, — с плеч словно упал камень, — очень хорошо.
— Как ты это сделал? — прошептала она с горящим взглядом.
— Не понимаю, о чём ты говоришь, — удовлетворив своё любопытство, я не собирался вступать в дальнейшие дискуссии.
— Злюка!
— Ира я серьёзно, не приходи больше, пока я не попрошу этого, — я впервые повернулся к ней и посмотрел в глаза, — на кону так много и мне не хотело бы умереть так рано.
Она задумалась, затем прошептала.
— Хорошо, но с одним условием.
— Ты ещё мне условия будешь ставить? — удивился я её наглости.
— Это ничего тебе не будет стоить.
— Хорошо, слушаю.
— Подойди сюда, ближе.
Чертыхаясь про себя, я сделав вид, что у меня упала гантель, приблизился к деревянному столбу, за которым она пряталась.
— Ближе.
Я сделал ещё шаг вперёд. На меня почти тут же пахнуло мылом и мягкие, пахнувшие ирисками губы, прикоснулись к моим на мгновение. Она тут же отпрянула и побежала в сторону кустов, чтобы вернуться к школе с другой стороны от стадиона.
«И что это было? — вопрос, на который у меня не было ответа. Я и раньше-то не был большим знатоком женщин, женившись на той, что не стала затягивать конфетно-букетный период и просто сама спросила, когда мы наконец поженимся. Все же случайные связи и тем более проститутки, как быстро начинались, так ещё более стремительнее заканчивались».
Гадать было нечего, поэтому я вернулся обратно и стал для начала прыгать на бетонный блок двумя ногами, спрыгивая и так двадцать раз по двадцать подходов. Когда ноги уставали, я обычно больно ударялся голенью о край бетонного блока и сдирал кожу. Но тренировку продолжать было нужно, поэтому я старался как мог. Затем снова привязал санки к ремню, и стал с ними тренировать забеги на сто метров, каждый раз морщась, когда по ногам больно прилетало, если я бежал неравномерно. Эта дистанция на соревнованиях мне понравилась больше, позволяя сильнее разгонятся, ну а о барьерах можно было даже больше не мечтать, их не было и скорее всего не будет. Вот так я и переквалифицировался в чистого спринтера.
* * *
Выматывающие как по интенсивности, так и по продолжительности тренировки, позволили наконец вернуть прежнее качество бега, поэтому, я переключился на усиление выносливости, а для этого мне нужно было бегать длинные дистанции. Наматывать круги по не слишком большому стадиону, было уж слишком утомительным занятием, а потому я отправился к директору и выбил себе утром отлучку из школы, чтобы бегать длинной трассой. Машин в эти годы практически не было, в основном грузовики развозили товары или строительные принадлежности, поэтому загазованности я не боялся, бегая вдоль дороги. Других нормальных трасс в посёлке понятное дело не было, начал я с трёх километров, стараясь пробегать каждый раз хоть по немного, но больше. На моё удивление, Пень даже приказал давать мне две пайки отвратительной еды, но я был рад и этому, поскольку стремительно рос вверх, уже сейчас опережая многих, кто был рядом, так что бурный рост тела, сопряжённые ещё и с тренировками заставлял меня всё время быть голодным. Я ел всё, что мог только найти, но всё время было этого мало.
Вот так, борясь с голодом и собственным телом, я и подошёл к осенним соревнованиям, когда листва облетела с деревьев, а запах приближающейся зимы чувствовался в любом порывистом ветре. Поскольку соревнования были районные, Пень отправил со мной Софью Ивановну — учителя русского языка, которая была одним из самых спокойных и ответственных наших учителей-воспитателей. Видимо слухи о том, что физрук не смог меня встретить прошлый раз добрались до него и он не стал рисковать в этот раз.
— Добряшов, я вообще ничего в этом не понимаю, — когда мы вышли из ворот интерната, она сразу решила всё разъяснить, — ты можешь сам всё организовать?
— Конечно Софья Ивановна, — я даже обрадовался, что она не будет ко мне лезть с непрошенными советами, — я прошлый раз примерно понял, как это устроено, вы просто будете рядом со мной, как представитель школы.
— Отлично, словно камень с души, — обрадовалась она, — а долго обычно это происходит?
— Прошлый раз почти на весь день Софья Ивановна, — опечалил её я подобными новостями.
— День на помойку, — вздохнула она и
