Открытие салона «Левине и Ко» прошло вполне удачно. Ларри в костюме от Лукаса держался безупречно, выставленные в витринах салона и кабинета вещи произвели должное впечатление. И самое главное — уладился вопрос о членстве Ларри в Лиге ювелиров. Удовольствие это, конечно, дорогое, но Ларри теперь не сам по себе. И он, и его дело защищаются Лигой, а у неё возможностей много, и таких, о которых мало кто знает. Лига согласилась считать Ларри преемником «Дома Левине», заказы уже есть, материала хватит надолго… нет, здесь всё складывается очень даже не плохо. И главное — Ларри не нуждается в мелочной опеке, им не надо посменно торчать в его салоне.
Джонатан завязал галстук и оглядел себя в зеркале. Да, всё правильно, то, что надо.
— Фредди, готов?
— Идём, — кивнул Фредди, надевая плащ.
Сейчас им на вокзал и до Стоп-сити, по-русски Ру-бе-жин. Ладно, что могли они сделали, а там лишь бы удача не подвела.
Андрей, как и все, регулярно проверял списки. И, увидев свою фамилию и имя с отчеством, еле устоял на ногах. Ну… ну… ну, не может быть! Но нет, вот же, чёрным по белому — Мороз Андрей Фёдорович. И нет у него здесь ни однофамильцев, ни полных тёзок, проверено. Теперь куда? В канцелярию.
Он выдрался из постоянно клубящейся у стенды толпы и, твёрдо, крепко ступая, пошёл в канцелярию. За спиной радостные крики и горестная ругань. И хоть до канцелярии и десяти шагов не было, ему потом казалось, что шёл он долго, очень долго. И в канцелярию вошёл уже спокойный, всё видя и слыша, и немного настороже.
Но всё шло обычным, раз и навсегда заведённым порядком. Предъяви удостоверение, его сверят с тобой и со списками, возьми желтоватый плотный листок визы, у другого стола получи медкарту и вперёд, пошёл по врачам. Заполнишь медкарту, пойдёшь к психологам, и уже потом с визой, заполненной медкартой и заключением психологов идёшь в отдел занятости подбирать работу и место, или место и работу, это уж кому что во-первых, а что во-вторых. И больше всего Андрею понравилось, что в канцелярии он был не один. И впереди него, и позади него, и цветные есть, и он — один из многих, ничего нет лучше, чем в общем ряду, одиночка всегда приметен, а вот из шеренги могут и не выдернуть, а уж из середины колонны тем более. И попадает он не к той дуре — ещё вспомнит чего ненужного ненароком, а к другой, с ней он не крутил, вряд ли она его из других выделит.
Виза, медкарта… Спрятав обе бумаги во внутренний карман ветровки, Андрей вышел из канцелярии и уже как-то по-новому оглядел лагерный плац и снующих повсюду людей. Ну что, этот рубеж он взял. С врачами проблемы вряд ли будут, первый же контроль он прошёл, значит, ориентировки на его — он усмехнулся — особую примету нет. Это хорошо. Психологи… тут надо аккуратно врать, поймают на противоречиях и начнут мотать. Отдел занятости… там свои проблемы будут. Ладно. Как говорится, не будем бежать впереди паровоза и умирать до расстрела. Пойдём как положено. Сначала врачи.
В медицинском корпусе как везде суета, толкотня, бестолковые очереди… Андрей чувствовал, как его начинает захлёстывать этот поток и не противился ему, помня, что лучший способ затеряться — это быть как все. И не мудрствуя лукаво решил идти прямо по списку. Первым стоял терапевт. И хотя их было пятеро, хвосты тут… ой-ё-ёй. Андрей занял очередь и стал слушать, о чём говорят, чтобы, когда надо будет вступить в разговор, не дать в чём-либо промашку.
Госпиталь сворачивался. Каждый день с хозяйственного двора уходили машины, увозившие госпитальное имущество, формировался поезд (эшелон?) с ранеными, которых предстояло долечивать дома уже на новом месте. Раненых было не так уж много, и вместе с этим поездом уезжали и все остальные.
Об отъезде госпиталя Симон Торренс узнал из газет. И теперь он гнал машину в Спрингфилд.
— Ты можешь объяснить, куда мы едем? — не выдержал его молчания Сид.
— В Спригнфилд, — кратко ответил Симон, не отрываясь от дороги.
— Зачем?
Симон сначала промолчал, но потом ответил вопросом:
— Ты помнишь своего Милягу?
— Конечно, а что?
— А ты хотел бы его встретить, Сид?
— Что?!
Явный страх в голосе Сида заставил Симона посмотреть на него и тут же отвести глаза.
— Почему ты боишься, Сид? Разве ему было плохо у тебя?
— Ты с ума сошёл! При чём здесь это? Плохо или хорошо, да… Он — раб, а я — хозяин. Ты же знаешь, чем кончаются такие встречи.
— Ну да, — кивнул Симон.
Больше они не разговаривали.
Въехав на окраину Спрингфилда, Симон повёл машину вдоль путей. Вряд ли русские будут грузить раненых на вокзале. Скорее в каком-нибудь тупике. И вряд ли будет большая охрана. В газете было, что весь русский персонал уезжает этим же поездом, так что парней наверняка используют как грузчиков. И Андре наверняка там.
Он не ошибся ни в чём. А охраны практически нет, оцепления не видно, только часовой у калитки в старой решетчатой ограде. На всякий случай Торренс оставил машину подальше, но на спускавшемся к путям откосе.
— Не пойдёшь со мной? — насмешливо спросил он Сида.
— Я хочу жить, — отрезал тот.
— Я тоже, — кивнул Симон и, уже вылезая из машины, уточнил: — Я хочу жить человеком, Сид.
Симон не стал спускаться к путям, а пошёл по откосу, выглядывая Андре среди суетящихся у вагонов и грузовиков людей в форме и в штатском, мелькали там и белые халаты. Да, вот и он. В тех же армейских штанах и ковбойке с закатанными рукавами, та же пышная шапка кудряшек, гибкая стройная фигура, завораживающая красота движений… Не отрывая глаз от Андре, Симон сел на откос, на тёплую, прогретую весенним солнцем и покрытую молодой топорщащейся травой землю и стал ждать.
На одинокую фигуру на откосе никто особого внимания не обращал. Все были полны одним: уезжаем! Грузим раненых, грузимся сами и уезжаем! Домой! На Родину! В Россию! И Андрей со всеми шумел, бегал, хлопотал. И не сразу почувствовал спиной, вернее, затылком чей-то упорный взгляд. Несколько раз обернулся, но понять, кто же на него смотрит, не смог. А чужой взгляд всё не отпускал его. Но кто это? Откуда смотрят? Кому и зачем он нужен? И заложив в вагон очередной тюк, Андрей выбрался на более открытое место и стал оглядываться уже всерьёз. Лицо его посуровело, брови сошлись на переносице.
Симон видел, как он оглядывается, и, не шевелясь, ждал. Должен увидеть, должен понять… что именно? Да всё. Увидел? Да, увидел.
Андрей в самом деле наконец сообразил поднять глаза и увидел одинокую фигуру на откосе и сразу узнал её. Что ж… В тот раз ему врезали за то, что он других в свои проблемы впутывает, правильно врезали. Ну, так сегодня он сам справится. Надо бдет только этого чёртова беляка хоть за кусты увести, а то глаз вокруг слишком много.
Увидев, как Андре идёт вдоль ограды к калитке, Симон встал и, не спускаясь, поверху пошёл навстречу.
Выйдя за калитку — выпустили его ни о чём не спрашивая: примелькался, не первый день они грузятся, да и охрана своя, госпитальная, он почти всех не по имени так в лицо знает, как и они его — Андрей стал не спеша подниматься вверх по узкой тропинке.
Симон ждал. Он стоял, засунув руки в карманы, и молча смотрел на подходившего к нему высокого красивого негра.
Андрей остановился в двух шагах: напрягать голос не нужно, руками до него не дотянутся, а он ногами достанет.
— Здравствуй, — заговорил первым Симон и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Я читал, что госпиталь уезжает. Ты тоже едешь, так?
Андрей не ответил. Это всё так, сотрясение воздуха, как говорят по-русски, не для этого гад прикатил. И не больной уже, и они не в госпитале, так что врезать, если что, то он в своём праве.
— Почему ты молчишь? — Симон еле заметно усмехнулся. — Тебе запретили говорить со мной?
И Андрей не выдержал.
— Нет, я сам не хочу. Зачем приехал?
Он старался говорить грубо, но сам чувствовал, что получается это у него плохо. Симон улыбнулся.
— Поговорить. Не бойся меня.
— Мне нечего бояться.
Симон кивнул.
— Да. Я… я хотел тебя спросить. Тогда в госпитале, ты помнишь, что ты сказал, — он не хотел, но в голосе, помимо его воли, прорывалась просящая, даже умоляющая интонация. — Ты сказал, что тебе было… противно… со мной. Скажи, это так, для спора, сказал? Ведь так? Я знаю, что не красавец, но… но не настолько же. Скажи.
Андрей невольно отвёл глаза: таким стало лицо Симона. И нехотя, уже другим тоном сказал:
А мне со всеми было противно. Ещё с питомника. А вы… бывало и хуже.
Симон заставил себя улыбнуться.
— Спасибо, утешил.
Андрей, по-прежнему опустив глаза, носком ботинка двигал камушек. Они стояли в двух шагах друг от друга, но это уже не было дистанцией удара, и оба это чувствовали.
— Ты уезжаешь, — снова начал первым Симон. — Я знаю. Я… не думай, удержать тебя, отговорить я не могу, знаю, ты всё равно уедешь. Но… но если что вдруг, вот… — он достал из внутреннего кармана бумажник, вынул из него визитную карточку. — Вот, возьми. Ко мне ты можешь всегда… И ещё. Тебе же нужны деньги, ну… нет, не думай, это как взаймы, отдашь, когда сможешь.
