Машину оставить непросто — далеко не каждый хозяин лавки или едальни согласится, чтобы рядом с его заведением парковались машины, здесь все помнят о возможности взрыва. Стоит мне только найти место, как наперерез мне бросается низенький, толстый торговец, воинственно размахивающий палкой — в дозволенных, естественно пределах.
Я достаю купюру в пять динаров и улыбаюсь на все тридцать два зуба. Говорю волшебное слово. Какое? Как, разве бабушка вам не говорила? Пожалуйста. Здесь можно сказать мин фадляк, или ло самахет — если вы позволите, это более любезная форма. Еще я добавляю, что я руси — то есть русский, и пришел с миром — салам. А руси — не подкладывают бомбы в машины, они убивают тех, кто это делает. Поняв, что я и в самом деле руси — хозяин берет банкноту, и говорит — саддаках — дружба, и «хорошо», показывая большой палец. С грехом пополам опознались — теперь хозяин не только не разобьет стекла и проткнет шины, но и посмотрит, чтобы с машиной ничего не случилось. Потому что он шиит, вон, бороду покрасил. А шииты знают, что русские — против Аль-Каиды и значит — против суннитов. Такая вот дворовая дипломатия.
Темнеет. Почти совсем стемнело. За спиной — зарево огней над Тигром, на улице — самая толчея. Народ вышел после местной сиесты — здесь днем, в самую жару спят, особенно в бедных районах, где кондишна нет — а как темнеет, выбираются на улицу. Я наскоро проверяю как выгляжу в большом, как лопух боковом зеркале Хаммера, проверяю, на месте ли пистолет и застегиваю небольшой замочек в кармане — он держит мой бумажник и его уже просто так не выхватишь. Народ к разврату готов!
Толпа нарядная, в основном молодежь. Несмотря на то, что этот район считается религиозным — в глухих никабах немногие, большинство девушек просто носят платок, и то — почти не прикрывающий волосы. А некоторые — не надевают и его. Стиль местных — свободные брюки и шелковая рубашка, чаще всего застегнутая только до третьей пуговицы сверху. Есть бородатые, есть усатые, есть — ни бороды не усов, тоже — на усмотрение, в общем. В последнее время — из Тегерана в Багдад поехало все больше молодежи… в Тегеране лютуют стражи, смотрят за нравственностью — а здесь только террористы. Этот город — несмотря на все страдания и кошмары последнего времени — сохранил в себе то многоязычие и многозвучие подлинной столицы Востока — в Дубае, несмотря на громадные вложенные деньги такого и близко нет. Думаю, еще лет через десять — Ирак уже достаточно окрепнет, чтобы и в самом деле — стать столицей и опорной точкой развития всего региона…
Но — хватит о политике.
В том месте. Где мы договорились встретиться — меня не знают. Но хозяин, едва только мне приходится произнести имя своей подруги — расцветает в улыбке и ведет меня к лучшему столику, отделенному от зала легкими занавесями. Спрашивает — что уважаемый господин будет пить… водку из под полы продают даже самые богобоязненные. Я говорю, что пить ничего не буду и заказываю куфте с травами и овощной куку.[20] Понять не могу придурков, которые требуют в Багдаде ресторан французской кухни. Или интернациональной. Или китайской. Приезжая куда-то, надо есть то, что едят местные — за французским можно и во Францию съездить…
В едальне хорошо. Играет музыка, какая-то мелодичная… вроде нашид — но не нашиды.[21] Я передвигаю кобуру с пистолетом так, чтобы в случае чего стрелять сидя… если кто-то решит рискнуть, что ж… удачи ему.
Как то так получилось, что я в жизни не умею расслабляться. Совсем. Наверное, потому и семьи нет. Хотя скоро все может измениться…
А вот и она. Вся такая решительная, и вся такая внезапная. Грива черных волос, синие джинсы, армейская куртка из грубой ткани, сумка на плече. Один я знаю, что там — есть потайное отделение, а в отделении этом — хранится Глок. Пистолет подарил я — на день рождения…
— Привет…
Под неодобрительные взгляды местных парубков она чмокает меня в щеку и садится, чуть подвинув меня. Так, чтобы не сидеть спиной или боком к окну. Этакая пай-девочка, чем то она похожа на Королеву Иордании Ранию несколько лет назад. Трудно поверить, что на ней — больше тридцати трупов…
— Заказал?
— Конечно. Ты все еще бережешь фигуру?
— М… можно и так сказать. Кстати, ты знаешь, что секс сжигает в два раза больше калорий, чем бег трусцой?
— Это ты в Инспайр[22] вычитала?
— Нет, в Космополитен.
Вот за что я ее люблю…
Мою подругу зовут Амани, она палестинка из богатой семьи, родилась в Иордании, и отнюдь не в лагере беженцев. Имя вполне ей подходит, в переводе это значит «желанная». Отец отдал ее в британскую школу, школу при британском посольстве, надеясь, что дочь станет обычной женщиной, с обычной семьей и обычной биографией. Но у Амани оказалось много больше общего с детьми беженцев из палестинских лагерей, нежели с детьми аристократов и британских дипломатов. Она бросила школу и пошла в террор…
Глядя на нее трудно даже представить, что она террористка, или была террористкой. Палестинки бывают очень красивые, в них течет кровь самых разных народов. Она на голову ниже меня — но с отличной фигурой и потрясающими зелеными глазами. Именно это сочетание — зеленые глаза и черные как смоль, пышные волосы, которые она закалывает в хвост — меня и добило окончательно. Но с ее слов — ее ищет МОССАД, что маловероятно, впрочем ищет и Аль-Каида. А вот это более вероятно. Когда у ДжамиляМаркет в прошлом году взорвалась машина, начиненная тонной взрывчатки — ее целью был не рынок, на котором тогда погибло восемьдесят с лишним человек — а неприметное здание рядом с ним. Там — располагались разведывательные структуры Хезбаллы и представительство ХАМАСа, у которых с Аль-Каидой и аль-Нусрой — с Сирии и Ливана особые счеты. Тогда то и прибыла Амани — на замену погибших.
Где-то в Ливане — она и сломалась. Когда начались межобщинные столкновения шиитов и суннитов, вызванные событиями в Сирии, где шиитские и суннитские террористические группировки открыто воевали между собой — видимо, только тогда она поняла, насколько страшен может быть террор. И тогда из бунтующей против несправедливостей этого мира девчонки — экстремистки — она начала превращаться в того, кем она является сейчас. Сейчас она не вершит террор, а борется с террором, как бы дико это не звучало. Она теперь оперативник спецотдела Хезбаллы, засекреченного и юридически не имеющего никакого отношения в Палестине и к Ирану. Ее задача — ее и ее товарищей — ликвидация организации Глобальный салафитский джихад и его боевого крыла — Аль-Каиды любыми, в том числе террористическими средствами и методами.
