было ли среди русских егерей необычного человека? – поинтересовался Маре. – Непохожего на военного?
Капитан перевел его вопрос вахмистру. Тот кивнул и опять заговорил по-польски.
– Говорит, что есть, – сообщил капитан. – Мужчина, необычно одетый, который назвался лекарем. Лечил хозяйку имения.
– Лекарь? – удивился Маре и спросил: – У него была рана на голове?
– Да, – ответил капитан, пообщавшись с вахмистром. – Мальчик видел у него шов здесь, – поляк коснулся левого края кивера. – Русский был без головного убора.
– Какой мальчик?
– Моим людям удалось захватить мальчишку, который собирал грибы неподалеку от усадьбы. Сын дворовой холопки. Он все и поведал.
– Мальчик не расскажет о нас русским?
– Нет, – сухо ответил капитан.
Вахмистр, который, видимо, понял вопрос полковника, ощерился и провел ладонью по горлу. Маре поморщился: убивать ребенка было не обязательно. Хотя, что возьмешь с этих поляков? Такие же дикари, как и русские. Хотят резать друг друга? Пусть!
– Передайте вахмистру мою благодарность, – сказал капитану.
Тот перевел его слова. Вахмистр откозырял двумя пальцами и удалился.
– Этот необычный русский и есть человек, который мне нужен, – сообщил Маре капитану. – Его непременно нужно взять живым и, желательно, невредимым.
– Возьмем! – усмехнулся поляк.
– Как вы это сделаете?
– На рассвете подскачем к имению. Ночью нельзя – в темноте бой непредсказуем. Шеволежеры перелезут через ограду и откроют ворота. Ворвемся внутрь. Егерей, которые встретятся во дворе, перебьем, выломаем дверь усадьбы, если хозяева добровольно ее не откроют, и захватим пленных. Серьезного сопротивления не ожидаю. Во-первых, русских мало, во-вторых, у меня лучшие бойцы в армии императора. Покончив с усадьбой, поскачем в деревню, где перебьем егерей. Возможно, застанем их спящими. Будет не война, а избиение младенцев, – капитан усмехнулся. – Вы говорили, пленные не нужны?
– Да, – кивнул Маре.
– Это распространяется только на военных?
– Почему вы спрашиваете? – удивился полковник.
– Эти земли, – капитан сделал круговой жест рукой, – некогда принадлежали моему родственнику. В 1795 году он присоединился к Костюшко и воевал за независимость Польши. За что русская царица отобрала у него имение и подарила русскому генералу, который отличился в подавлении восстания. Он умер, предъявить счет не получится. Однако остались вдова и дочь. Вот с них и спрошу.
– Это было давно, – сказал Маре. – К тому же они женщины.
– Мы, поляки, ничего не забываем, – процедил капитан. – Никогда и ничего, даже женщинам.
«Может не подчиниться, если я откажу, – подумал полковник. – С поляка станется. Все равно убьет. Дикий народ! Резать женщин… Ладно. Цель оправдывает средства».
– Мне нужен человек с раной на голове, – сказал ровным голосом. – До остальных дела нет.
– Благодарю, господин полковник! – поляк поднес два пальца к киверу. – Ложитесь спать, – он кивнул на палатку. – Завтра рано вставать.
Офицеры отправились к своим палаткам, следом стали укладываться и шеволежеры, кроме караульных, естественно. Они не заметили, как вблизи одного из костров поднялась тень, бесшумно скользнула к лесу и скрылась среди деревьев…
⁂
Ужинали при свечах. На местном календаре – конец июля, но на деле – август, дни сокращаются. Столовую освещали два торшера, еще два бронзовых канделябра с горящими свечами стояли на столе. Его накрыли на четыре куверта, как говорят в этом времени. То есть присутствовали графиня, ее дочь, Спешнев и я. Лакей показал нам места за столом и помог сесть на стул ковылявшему штабс-капитану. Другой сделал это для хозяек. Меня прислуга игнорировала. За столом мы оказались напротив хозяек, причем я – напротив графини. Такая конфигурация не понравилась: предпочел бы дочку. Графинюшка к ужину приоделась: сменила песочного цвета платье на голубое, которое очень шло к ее глазам. Чистое, живое лицо девушки не несло и следа косметики, но выглядело необычайно мило. Возможно, причиной тому был свет свечей. В своем мире я попытался бы за барышней приударить, но здесь это исключалось: рылом не вышел. На графиню смотреть не хотелось. Строгое лицо с надменно поджатыми губами, холодный взгляд блеклых глаз. Морщины на лбу и у глаз не добавляли ей красоты. По всему видно, что пора расцвета этой женщины миновала, причем давно.
Два лакея налили в стеклянные бокалы вина и стали подавать блюда. К моей радости, столовых приборов оказалось минимум: вилки и ножи. Те и другие – с серебряными ручками. После перемены блюд приборы уносили вместе с тарелкой и подавали другие. Я опасался запутаться в них и выглядеть невоспитанным, что рушило легенду. Ну, не князь я и не граф, всего лишь фельдшер. Изящным манерам не обучен.
Блюда подавали простые: запеченного поросенка с гречневой кашей, жареную курицу, свиные мозги с горохом. Ветчина, сыр… Самим брать не пришлось – достаточно было указать лакею, и тот клал кушанье на тарелку. Ели молча, запивая горячее мясо красным вином – к слову, неплохим. Отсутствием аппетита никто не страдал, так что еда с блюд исчезала быстро – лакеи только успевали подкладывать. Стук столовых приборов о тарелки нарушался только указаниями графини прислуге. Постепенно все насытились, сложили вилки и ножи на тарелки, которые лакеи немедля унесли.
– Если хотите курить, Семен Павлович, милости прошу, – объявила графиня. – Покойный муж любил подымить после обеда. От него остались трубки и табак. Приказать подать?
– Сделайте милость, ваше сиятельство, – кивнул Спешнев. – Давно не курил. Мой табак кончился, а в дороге купить было негде – окольными путями шли.
– Оставьте эти церемонии, Семен Павлович! – сказала графиня и сделал знак лакею. Тот немедленно убежал. – Вы русский офицер, который ранен в сражении и заслуживает уважительного обращения. Обращайтесь ко мне по имени.
– Воля ваша, Наталья Гавриловна! – поклонился Спешнев.
Хм, а мне такого дозволения не дали. Ну да, мещанин…
Вернулся лакей с трубками и деревянной шкатулкой, которые выложил на скатерть перед штабс-капитаном. Спешнев выбрал трубку, набил ее табаком из шкатулки и прикурил от поднесенной лакеем лучинки, которую тот зажег от свечи. Выпустив клуб дыма в потолок, штабс-капитан довольно откинулся на спинку стула. Мне трубку не подали, из чего следовало, что я здесь на правах бедного родственника. Приходилось читать о таком в книгах. Нежеланных гостей сажали за стол с хозяевами, но обносили блюдами, то есть не подавали лучшие кушанья – дескать, фейсом не вышли. Эдакое молчаливое указание на статус. Вообще-то я не курю – бросил недавно, но хотя бы из вежливости могли предложить. Хотя, чего хотел? Накормили, одели в обноски – и радуйся.
– Поведайте, как воевали француза, Семен Павлович, – попросила графиня.
Спешнев кивнул и пустился в рассказ. Говорил он кратко и сухо – военная косточка. Под Салтановкой наши попытались сбить французов с позиций, но неприятеля оказалось больше, чем предполагало начальство. Несмотря на геройство солдат и офицеров, пришлось отступать. Русские войска при этом понесли тяжелые потери. Повезло, что отход