раздался звонкий голос:
— Дяденька! Дяденька! Смотри, сейчас сорока у тебя пирожок украдёт! — вихрастый мальчишка подбежал и замахнулся на сороку игрушечной лошадкой.
От неожиданности сорока вспорхнула вверх, давление исчезло, и я тотчас пришел в себя.
— С-спасибо, — пробормотал я, пытаясь отдышаться.
Я оглянулся. Сорока только чуть отлетела, и сейчас сидела на соседнем дереве и смотрела на меня недобрым взглядом. Дожидалась, когда все уйдут.
— Митюша, ты где там? Пошли быстрее, — на аллейке показалась молодая женщина с коляской. — Скоро Олечку кормить надо.
— Иду, мама! — мальчик, прыгая на одной ножке, ускакал вслед за матерью, а я, взглянув на дежурившую меня сороку, торопливо подхватился и быстро-быстро ушел из парка.
Этот случай оставил в моей душе неизгладимое впечатление. Что же получается — сорока каким-то образом практически взяла меня под полный контроль и принудила не дышать. Зато малыш, лет шести, её напугал, и она его вообще не тронула. Сидела и ждала, пока он уйдет.
О чём это говорит?
А вот этого я не знаю.
С этим ещё следовало разобраться. Кроме того, вот мне ещё один урок — следует брать призраков всегда с собой. Хотя бы кого-то одного. Сейчас я их оставил на дежурство, вдруг кто-то из барышень, или тот давешний вор, захотят вернуться — они их отвадят.
Кстати, что-то мне мой дом в последнее время начинает напоминать проходной двор. Может быть стоит отбросить маску пятнадцатилетнего подростка и разогнать всех к чертям? Или ещё немного подождать и посмотреть, чем всё закончится?
Один беляш я успел съесть на лавочке. Второй, после всего этого, уже не лез в глотку. Я обнаружил какую-то собачонку, которая крутилась рядом, свистнул ей и отдал второй беляш. Судя по довольному виду псинки — хоть у кого-то сейчас будет праздник живота.
Я уныло шел по городу, интуитивно выбирая самые оживлённые улицы, пока буквально нос-к-носу не столкнулся с Радой. Увидев меня, цыганка разулыбалась и спросила:
— Ну что, помогла тебе бабушка?
— Да, Рада, спасибо тебе большое, очень ты меня выручила, — кивнул я.
— Если надо — обращайся, найкэ. — Рада горделиво тряхнула гирляндами цветастых бус. — Бабушка Пэтра сказала, мы своих не бросаем.
— Своих? — удивился я, — но я же не цыган.
— Цыган, цыган, только не по крови, а так…
— Тогда мне бы снова спросить твою бабушку… — начал я.
— Зачем бабушку? — вскинулась Рада, — меня спрашивай! Бабушка Пэтра меня и так всему учит. Говорит, в нашем таборе я самая способная.
— Не хочу тебя втравливать в нехорошую историю, — упёрся я, — если не отведешь к бабушке Пэтре, тогда и говорить ничего не буду.
— Ладно, идём! — нахмурилась Рада, — все вы, мужчины, упёртые. Думаете, что лучше нас во всем разбираетесь и всё знаете… ээээххх, найкэ…
Мы опять пришли на то же место и опять Рада вызвала ко мне старуху.
— Что случилось, найкэ? — забеспокоилась старуха, — слова тебе помогли, я знаю. Но вот на сердце у тебя большая тревога. Рассказывай!
— Бабушка Пэтра, я тебе и так должен, мне, право неловко тебя ещё раз обременять…
— Ээээ… брось-ка ты, найкэ, эти ваши русские штучки. Говори!
— А…? — я скосил глаза на Раду.
— Пусть учится! — твёрдо сказала старуха. — А если боишься, что молодая девка проговорится, то я тебе отвечаю — она никому не скажет! Слово моё крепко. Говори!
Я рассказал о сороке и как она меня взяла под контроль и как маленький мальчик её прогнал, и она ничего ему не сделала.
— И как так бывает? — развёл руками я.
— Да что же здесь такого? — удивилась старуха. — Некоторые так могут. Моя бабка Кхаца умела оборачиваться в летучую мышь и летать.
— И тётка Дика, говорят, умела, дойкэ, — вставила свои пять копеек Рада.
— Эээээ, майкэ, тётка Дика больше языком болтает! — сердито ответила ей бабушка Пэтра, — не мешай, пока я с найкэ разговариваю!
Рада зарделась и умолкла, а старуха степенно продолжила:
— Так что бывает.
— А мужчина может? — уточнил я.
— За мужчин не слышала, но если сильный атма, то может и мужчина, почему нет?
— А как же эта сорока меня под контроль взяла, а маленького мальчика не тронула?
— А ты сам подумай, найкэ, чем ты от маленького отличаешься?
— Ну… — задумался я, — размерами, силой…
— Эээээ, найкэ, не о том думаешь! — покачала головой старуха, — у ребенка грехов ещё нету, атме не за что просто его ухватить.
— Понятно, — протянул я, — а меня, получается, она за какой-то грех взяла, да? А как она узнала, что у меня за грех?
— Это просто, вокруг человека все его грехи, как скорлупа ореха наслаиваются. Чем больше грехов — тем больше эта скорлупа. Вот она увидела у тебя и схватила.
— А как мне против этой сороки выдержать? Она же меня опять подловит и опять контролировать начнет. — забеспокоился я.
— Это просто! — усмехнулась старуха, — сороки, они падкие на всё блестящее. И не только они. И летучие мыши, и все остальные. Понимаешь меня?
Я кивнул, хотя ещё не совсем врубился.
— Нет, не понимаешь, — хмыкнула бабушка Пэтра, — мужчина ты. Не понимаешь. А ты думаешь почему мы, цыганки все эти блестящие бусы носим, серьги, заколки? Да и все женщины носят?
— Потому что красиво? — попытался угадать я.
— Красиво, — фыркнула старуха, — да, красиво, но это же не главное! А главное то, что блестящие украшения всех злых духов от нас отвлекают! Теперь понимаешь?
— Вроде да, — кивнул я. — а мне что делать?
— Да на вот! — старуха сняла с шеи одну цепочку с массивным блестящим кулоном из хрусталя и повесила мне на шею. — Носи на виду, и тебя ни одна тварь под контроль взять никогда не сможет. Будет только на это смотреть. А не на тебя.
— Но как я буду с бабской побрякушкой ходить? — забеспокоился я. — Меня же все мужики засмеют.
— Ну так придумай что-то! — возмутилась старуха. — мужики тоже носят.
— Придумал, — решил я, — сделаю из этого кулона себе зажим на галстук.
— Всё спросил или
