у тебя теперь полный порядок. Стены укрепи, насыпь чуть подправь на левом склоне… Провизией запасись впрок да водицей. Денег на это не жалей! Ну а в остальном вроде ты и сам всё знаешь. Ребятки наши тебя уважают. Думаю, справишься…
— Ты вернёшься, тысяцкий?
— Обязательно! У меня тут должок остался один, а долги надо возвращать!..
В это мгновение в дверь постучали и в комнату просунулась довольная веснушчатая физиономия Емельяна.
— Можно?
— Чего тебе, рассол?
— Я посол…
— Ближе к делу!
— Я стул принёс! Ну, с утра, как и договаривались! Хороший, прочный…
— Тьфу на тебя, Емеля!
— Чего, не нужен уже?..
— Тьфу на тебя ещё раз… Заноси уж!
Ратибор, Мирослав и Емельян затягивать с выездом не стали. Знахарь Даромир, осмотрев поутру раны рыжеволосого гиганта, лишь поражённо покачал головой, сказав: «И правда, заживает всё на тебе, как на диком звере каком», — и дал своё добро на отъезд командира. Потому решили не медлить. Запаслись припасами, оседлали трёх свежих коней да тут же отправились в Мирград.
— Путь неблизкий, раньше выйдем — раньше будем, — лаконично подытожил Ратибор.
Всю дорогу до Мирграда, дабы скоротать время, любопытный Емельян донимал расспросами Ратибора и Мирослава об их подвигах ратных да походах дальних. Однако когда речь зашла о родителях Ратибора, тот вдруг помрачнел и, посоветовав Емельяну заткнуться, пришпорил коня и проехал чуть вперёд.
— Что это с ним? — поравнявшись с Мирославом, шёпотом, дабы не слышал рыжий здоровяк, поинтересовался Емельян. — Что случилось с его родителями?
— Погибли они, когда он был ещё совсем юным. Только отец его, Градимир, с неделю как отдал малого Ратибора на обучение ратному делу в дружину княжескую, как на их деревню напали половцы. Выжившие сельчане, кому удалось успеть в лес сигануть, рассказывали, что Градимир долго один стоял против них всех со своим кузнечным молотом и многих положил он там степняков, да против луков со стрелами не совладал. И Заряна, мать Ратибора, там же полегла, когда вышла из избы на помощь мужу лишь с заготовкой меча в руках…
— А Ратибор был единственным ребёнком в семье?
— Да. Единственным и долгожданным…
— Получается, он последний в своём роду?
— Уже нет, слава богам, — улыбнулся Мирослав. — Он же женат, и у него уж двое мелких подрастают, мальчик и девочка, Буреслав и Власта. Все в отца, такие же сильные, рыжие и упрямые!
Мирослав рассмеялся, а за ним следом и Емельян. Ратибор лишь хмуро посмотрел на них, не став выяснять, что их так развеселило. К Емельяну он привык уже, и если ещё и не видел в нём своего, то, по крайней мере, и голову ему отвернуть более не хотел. Разве что изредка у него просыпалось такое желание, когда племяш Святослава становился совсем невыносимым.
— Скажи, Ратибор, — вновь пристал к нему Емельян, — а это правда, что ты ничего и никого не боишься?
— Неправда.
— Неправда⁈ И кого же боится могучий воин Ратибор⁈
— Не кого, а чего…
— И чего же?
— Боюсь очутиться на месте Яромира, — немного подумав, произнёс Ратибор и тяжело вздохнул. — Боюсь, что меня может не оказаться рядом, когда беда придёт в мой дом.
— Понятно… — Емельян благоразумно решил дальше не развивать эту тему.
Такой вот тихой сапой за разговорами трое путников добрались до ближайшей деревушки, где отдохнули, пополнили припасы да двинулись в Мирград, до которого оставалось всего ничего.
Мирград встретил Ратибора, Мирослава и Емельяна во всей своей красе, когда на закате они наконец подъехали к стольному граду. На многие вёрсты вокруг это было крупнейшее поселение русичей, и разве что Орёлград мог с ним потягаться. Стены Мирграда, окружённые глубоким рвом, наполненным водой, которую подвели из протекающей недалече от города речки Ухтынки, были сложены из разного размера блоков серого известняка и достигали в высоту аж семь метров, по периметру окружённые встроенными в них семью же дозорными вышками. Въездов в город было два, северный и южный, и над каждым из них возвышалась подъездная массивная башня, впечатлявшая проезжавших сквозь ворота своей неприступной мощью. Мирград процветал под мудрым руководством Святослава; торговля успешно развивалась; население медленно, но верно увеличивалось. В центре города располагался замок самого князя, являвшийся сам по себе небольшой крепостью. Сложен он был из тех же блоков серого известняка, что и стены Мирграда, но куда лучше обработанных. Именно в этот дворец сразу по прибытии и направились наши путники. Емельян поначалу принялся причитать, что у него приказ был привести всех троих, но Ратибор велел ему просто заткнуться и молча следовать за ними, что Емеля с неохотой и сделал. На самом входе, у дворцовых ворот, путь им преградили четверо стражников, но, узнав Ратибора с Мирославом, служивые расслабились и заулыбались. Путники тут же спешились, взяв своих коней под узду, и поприветствовали стоящих в карауле знакомых воинов.
— Ратибор, Мирослав, сколько лет, сколько зим! — воскликнул возглавлявший сегодня охрану сотник Бронислав. — А это кто с вами? Где-то я уже видел эту рожу… — кивнул тот уже не так дружелюбно на Емельяна.
— Я — посол князя Святослава, чтоб ты знал! А видеть ты меня мог как раз в этом самом тереме, остолоп неразумный! Потому и лицо моё тебе знакомо! Ну оброс слегка в пути, бывает… А рожа здесь только у тебя! — пафосно произнёс княжий племяш. Общение с Ратибором и Мирославом явно пошло Емельяну на пользу, но иногда всё ещё его продолжало заносить.
— Посол, значит? Ню-ню!..
— Не обращай внимания, Бронислав, — махнул рукой Ратибор. — Свят у себя?
— Угу. Он там с Тихомиром сейчас. Пойду доложу о вашем прибытии. Проходите пока во внутренний дворик и обождите. Рысаков у путников примите, — бросил Бронислав своим ватажникам, после чего отправился к князю.
Вскоре он вернулся, не заставив долго ждать троих гостей, а вместе с ним вышел из княжьих хором и Тихомир, тощий, низенький мужичок неприметной наружности и неопределённого возраста, с вечно бегающими зенками на неприятном, неправильной формы лице, являвшийся вот уже как год главным советником Святослава. Как раз с тех самых пор, как трое друзей впали у правителя Мирграда в немилость. Ратибор не любил этого тщедушного хорька и не скрывал этого. Что-то в нём было такое,
