Просили пятьдесят, но удалось сторговаться на сорока пяти. Андрей разменял пятидесятирублёвку и стал пробиваться обратно к вокзалу. А то так и от поезда отстать недолго. А деньги только начни тратить, полетят они лёгкими пташками. В вокзальном киоске он купил газету и уже у поезда сала, огурцов и картошки. Бабка была сообразительной и продавала дороже остальных, но вместе с миской.
Алексей и Константин тоже набрали всякой всячины. И когда поезд тронулся, пир горой шёл уже по всему вагону. Снова выпили за победу, за возвращение и за тех, что не дожили. Андрей пил наравне, не боясь опьянеть. Да и… да и чего он спьяну сболтнуть может? Что к брату едет, надеется, что брат выжил. Так надежда — святое дело. Без надежды и чёрт не живёт. Сейчас уже прятать незачем.
Но, к счастью, его и не расспрашивали. Каждый говорил о своём, плохо слушая собеседника. Андрей и раньше это замечал. Что когда гуляют, даже просто вот так сидят, наступает момент — и неси, что хочешь, никто тебя не слушает. Если только нет в компании специального слухача. А здесь такого нет. И до чего ж картошка с салом и огурцами — здоровская штука! И вкусно до обалдения, и сытно.
И не его одного после такого обеда стало клонить в сон. Кто-то ещё нудно жаловался и смачно ржал, но начавшаяся было песня быстро заглохла, и всё сильнее слышался храп.
— Ну, — зевнул Константин, — на боковую, что ли.
— Отчего солдат гладок? — Алексей снял сапоги, залез на свою полку и оттуда уже сонно ответил: — Как поел, так сразу набок.
Андрей тоже разулся и лёг поверх одеяла, развернул газету. «Российские вести». Первое мая. В лагере была целая подшивка этой газеты. Читать лёжа было не слишком удобно, но он не так читал, как просматривал, скользя глазами по строчкам. А когда строчки стали расплываться и путаться, положил газету на столик и задремал.
Мерно стучали колёса, подрагивал вагон, ровный, привычный по бараку шум. Всё хорошо, он в безопасности, он едет… домой, к брату.
Погода выдалась как на заказ. И сразу после завтрака они пошли в рощу. Эркин взял свою старую куртку, чтобы постелить на землю: всё-таки на траве ещё сыро. Корзинку с пирожками и сладким питьём Женя собрала ещё с вечера. Несмотря на самую деятельную помощь Алисы пирожков ещё было достаточно.
Ручей на дне оврага был всё ещё бурным, но уже не закрывал камни перехода, и склоны подсохли, так что переправились они вполне благополучно.
Роща гудела и звенела человеческими голосами. Чуть ли не вся Цветочная собралась сюда на маёвку. Расстеленные на земле скатерти, кипящие самовары, домашняя снедь, бегающая между стволами ребятня… И, найдя свободный уголок, стали устраиваться. Эркин расстелил свою куртку, помог Жене разложить на маленькой скатёрке еду и, убедившись, что Жене и Алисе удобно, не дует и не сыро, сел сам.
— Ну, — Женя разлила по стаканчикам питьё, — начнём.
— Ага, — кивнула Алиса, выглядывая самый пухлый, в котором начинки больше, пирожок.
Эркин улыбнулся.
— Женя, а помнишь, как мы в Гатрингсе вот так же в лесу…
— Ой, да! — обрадовалась Женя. — Конечно, помню.
Собирая корзинку, она боялась, что стаканчики и тарелки из набора наполнят Эркину о поминках, об Андрее, но он вспомнил их смешную и трогательную свадьбу в том странном парке.
Рядом с ними остановилась семья из их дома, зимой, где-то в феврале, они были у них на «беженском новоселье».
— С Кузьмой вас, с маёвкой.
— И вас так же.
А вон там за деревьями тоже знакомые, и ещё… Ну да, Баба Фима ведь не им одним объяснила. И день сегодня выходной, и погода отличная… Гулянье разрасталось, где-то играли на гармошке и пели. Разные песни смешивались, не перебивая друг друга.
Жуя пирожок, Эркин с какой-то новой, незнакомой радостью слушал эту гульбу. Алиска уже бегала с ребятнёй, а они с Женей сидели рядом, и было так хорошо. И песни, что вокруг поют, ему знакомы, вот только… только Лозы нет, некому здесь её петь.
— Привет, — окликнул их, проходя мимо, Тим.
— С Кузьмой вас, — певуче поддержала его Зина.
— И вас с Кузьмой.
— И вам привет.
К удивлению Эркина, Тим устраивал своё семейство с такой сноровкой, будто ему это не только не в новинку, а давно уже известно и все мелочи отработаны. У него даже не просто подстилка, а надувной матрас, и откуда взял? Эркин подошёл помочь надуть и вежливо восхититься.
— Да вот, купил, — с гордой небрежностью пояснил Тим. — У меня ж за разряд надбавка.
— Здоровская штука, — поддержал тему Эркин.
Перекликались, ходили друг к другу в гости, угощая домашними пирогами и покупным печеньем. Откуда-то появились разносчики с питьём, сладостями, дешёвыми игрушками для детей и букетиками искусственных цветов.
Здоровская штука — эта маёвка! Кто-то, всё подъев, уходил, кто-то только пришёл и теперь искал себе место. Набегавшаяся Алиска смирно сидела, привалившись к боку Эркина. Сквозь молодую, ещё чуть ли не полупрозрачную листву просвечивало солнце.
— Устала, зайчик? — Женя поправила Алисе чёлку на лбу.
— Не-а, — Алиса вздохнула. — Просто хорошо-о.
И Женя понимающе кивнула. Да, сейчас бы ещё поваляться, полежать на солнышке, но слишком сыро. И, словно услышав это невысказанное, Эркин, улыбаясь, посмотрел на неё.
— Собираемся?
— Да, — Женя невольно вздохнула. — Пора.
Она собрала опустевшие тарелочки и стаканчики. Эркин против обыкновения не помогал ей. И потому, что Алиса незаметно перебралась к нему на колени, и потому, что вокруг посудой и едой занимались только женщины, а коль на людях, то и будь как люди. И, предоставив Жене всё собрать и сложить в корзинку, Эркин ссадил Алису и встал, подобрал, встряхнул и свернул куртку. Попрощавшись с Зиной и Тимом, ещё сидевшими с Димом и Катей за угощением, они не спеша пошли через рощу к дому. И уже почти у оврага встретили Джинни и Норму. Обе в джинсах и кроссовках, у Джинни в руках пустая корзинка и сложенный плед. Женя смутилась было, вспомнив, что Алиска вообще-то должна быть на занятиях. Но Джинни сразу утешила её, что в Центре на сегодня никаких занятий и не планировали, ведь все понимают — маёвка.
— Да, — кивнула Норма. — Удивительно милый праздник.
И так, разговаривая о всяких житейских пустяках сразу на двух языках — Норма старательно осваивала русский язык — они все вместе пошли к дому.
В сумерках вагон стал просыпаться. Храп затихал, громче и живее стали разговоры, больше заходили по вагону: в уборную, за чаем, в тамбуры…
Андрей потянулся, несильно ударившись теменем о стнку вагона, и сел. За окном тянулась… он никак не мог понять, что это. Будто вода, до горизонта, до зубчатой каймы леса. Озеро? Но на карте озера не было. Что это?
— Что это? — повторил он вслух.
— Что? — Алексей повернулся набок, поглядел в окно и засмеялся. — Половодье это.
— Да-а? — удивился Андрей.
О половодье он читал, но представлял плохо, вернее, никак не представлял. Да, вон виден полузатопленный лес, как на той картинке, что показывали на уроке, да, в первом классе, они ещё рассказ по ней сочиняли, так вот оно какое, половодье, русская весна, полая вода… Неподвижная, синяя то ли сама по себе, то ли из-за отражающегося в ней сумеречного неба. Тоненькие, нежно-белые стволики, да, берёзок в лёгкой тёмной дымке пробивающейся листвы.
— Это… — начал Андрей.
И, как он и ожидал, ему стали объяснить.
— Это Великая.
— Она всю воду собирает.
— Вот и получается, что на севере уже наверняка листва проглянула, а здесь южнее, а лёд только-только стаял.
В самом деле, там, где из воды выступали горбики островков, бурной порослью торчала трава, кусты и деревья тоже уже в листве. Колёса вдруг загрохотали особенно гулко, мимо окна замелькали ажурные металлические фермы.
— Мост? Какой большой.
— У Великой и мосты великие, — засмеялся Костантин.
— Да, над поймой протянули. Бомбили его… как сейчас помню. Прямо волна за волной, мы уж знали, что на мост идут, — Алексей покачал головой и улыбнулся. — Туда волной, а обратно… штучками.
И Андрей охотно присоединился к их мстительно-радостному смеху.
После моста поезд пошёл быстрее. Лес за окном сливался в тёмную сплошную полосу, небо просвечивало синими лоскутками. Алексей задёрнул занавески и взял кружки.
— Норму мы уже взяли, пойду за чаем.
Константин кивнул и стал объяснять Андрею, что на фронте в день давали сто грамм водки. Это и есть норма, в обед её уже взяли, так что…
— Ясненько, — улыбнулся Андрей, помогая Константину соорудить ужин из остатков обеда.
Алексей принёс чай, и они сели ужинать. За окном было уже совсем темно, а в вагоне шла уже привычная гульба. Ужинали не спеша, подчищая продукты. Приезжают рано, с утра голого чаю выпьем и ладно. А там уже кому куда. Им в комендатуру, Андрею в Комитет. Талоны, пайки, билеты… Алексей и Константин снова заговорили о своём, вспоминая друзей и общих знакомых, а Андрей, чувствуя, что в нём как собеседнике они не нуждаются, взялся за газету.
