– Почему?
– Дык, кто ж их знает, колдунов проклятых, как они с чертями, – собеседники опять синхронно, будто тренировались, перекрестились, – дела ведут?! Это ж не на людях деется!
– Значит, ведут они дела с нечистой силой? А раз ведут, то и душу…
– Вот насчет души-то… есть сомнения. Однако… скорее всего, не продают.
– Как это?! С нечистой силой знаются, а душу чистой сохраняют? Да не может этого быть!
– Прости, боярин-князь, за что купил, за то и продаю. Если верить вот этим скаскам, то именно так – с нечистью знаются, однако душу Врагу рода человеческого не продают. Даже наоборот…
– Чего наоборот? – Явно изумленный последней фразой, Черкасский вздел вверх брови и вытаращил глаза. – Сами, что ли, у сатанинских слуг души покупают? Так нету у них душ!
На этот раз перекрестились вразнобой, сначала подьячий, потом, с секундной задержкой, пораженный боярин.
– Нет, Иван Борисович, – аж замотал головой Иванов. – Они, колдуны, якобы нечистых в ловушки ловят и заставляют силой свою волю выполнять. Кто что измыслит.
– Господи, да они что, почти всемогущи?!
– Нет, боярин-князь, никак не всемогущи. Видно, Господь ограничение какое-то наложил. Судя по рассказам, черт, – синхронное наложение на себя крестного знамения, – может выполнить одно какое-то желание.
– Хм… А почему считаешь, что не продают? За то самое желание.
– Кто из них до старости доживает, тот по обычаю в монастырь уходит. А с проданной душой… что толку грехи замаливать?
– Это да… хотя… милосердие Господне…
– Неисповедимы пути Господни! Только у них же и без продажи души грехов, как блох на цепном кобеле. Жисть ведут ох какую неправедную, разбоем и душегубством занимаются…
– Ладно, оставим их грехи на их совести. А чего ты сии доносы в две кипы завязал? Одну, что ли, лжой набитую, другую скасками, более похожими на правду?
– Нет, боярин-князь Иван Борисович. Вот эта, потолще, скаски о колдунах вообще, колдунах прежних лет и сомнительных колдунах…
– Постой, каких таких сомнительных?
– Да с этими характерниками, – подьячий махнул в сторону рукой, – непонятно даже, сколько их и кто колдун настоящий, а про кого просто дурные бабы слухи распустили.
– Погоди, как это, «непонятно»? Неужто ни про кого точно не известно, что он колдун?
– Как не быть, есть такие. С десяток, может, с дюжину. Еще про стольких же молва идет, только, кажется мне, напрасная. Да… а во вторую кипу я связал доносы о трех характерниках, которые, как мне показалось, и заварили нынешние дела. Так круто, что уж и некоторым природным государям тошно стало…
– А противу нашего государя, царя и великого князя Михайла Федоровича, всея великая России самодержца, они не злоумышляют? Козни против него не строят? Извести его злым колдовством не желают?
– Супротив нашего государя, царя и великого князя Михайла Федоровича, всея великая России самодержца, насколько мне ведомо, характерники не злоумышляют. А наоборот, ему всяческого здоровья и великих побед желают, дорогие подарки шлют. Иконы древние, мощи святых, почитаемых во всем христианском мире, из Царьграда, от богопротивных агарян спасенные, книги церковные, старинные. Есть у меня донос, что по указке некого Аркашки, Москалем-чародеем именуемого, в Москву их прислали. Ежели он Врагу рода человеческого служил бы, разве тако могло случиться?
– Да к святым мощам слуги нечистого и приблизиться не могут, не то что их в руки взять, я так думаю. Так говоришь, Аркашка? Слыхал про такого, о нем вор-атаман Степашка Острянин чего-то совсем несуразного набуравил. Из каких он будет?
– Не извольте гневаться, однако разузнать происхождение сего колдуна мне не удалось, хоть приложил все усердие.
– Себя бежавшим царевичем не прозывает? – в голосе вельможи прозвучала заметная озабоченность. Россия очень сильно пострадала от самозванцев в Смутное время, теперь власти остро реагировали на любой признак подобного действа.
– Нет, боярин-князь, наоборот, везде говорит, что родители его самых худых кровей, из работников и землепашцев. Только…
– Что только?
– Не похож он на худородного, ну никак не похож! Ведет себя гордо и с большими людьми, низко никому не кланяется, с князьями как с равными ведет беседы. Вот, атаман с Верховьев Дона, верный слуга государя…
– Чего буровишь? Какие там среди этого ворья верные слуги? Разбойник на разбойнике и разбойником погоняет! В Великую смуту они свою «верность» показали… впрочем, продолжай.
Защищать своего конфидента от облыжных обвинений подьячий и не пытался, продолжил рассказ с прерванного места:
– Так слыхал тот атаман, что он, Аркашка, себя через вич называл[1]…
– В-и-и-ч… ишь ты! И каковское имечко у его батюшки?
– Николай.
– И правда, не самозванец, иначе так не назвался бы. Не царское имя Николай. И какого рода, никак не узнать?
– Се разведать не удалось. Однако… господи прости, ни за что не поверю, что сей Николай землю пахал или сапоги тачал!
– Да сему никто не поверит, – ухмыльнулся в бороду Иван Борисович. – Откель на Дон колдун прибыл, разузнал?
– Доподлинно, прости, боярин-князь, не разведал. Однако мысль, где жил этот Николай Батькович и вырос Аркашка, имею.
– Ну?..
– Из всех языков, когда он в позапрошлом годе объявился, кроме русского, знал Аркашка токмо аглицкий. А ведь сие наречие вне аглицкой державы нигде не надобно. Значит…
Князь помолчал, теребя бороду, потом поднял глаза:
– Ничего это не значит! Может, для купецких дел выучил? Сия держава знатную торговлю ведет со многими странами.
– Не купецкие у него повадки. Руки, опять-таки, с воинскими мозолями, не работными. Да и с Могилой, бывшим митрополитом киевским, повел себя… плеткой грозил!
– Неужто не знал, что тот не токмо митрополит, но и знатнейшего рода человек?
– Думаю, знал, боярин-князь. Об этом все знали.
– Может, бешеный?
– Нет, все доносят, что спокойный человек, на разбойника не похож.
– Хм… что еще?
– Знает уж очень много, правда, это-то скаски объясняют.
– Как?
– Говорят, что и он, и его друг Ивашка Васюринский, каждый, сумели себе бесенка, – оба дружно перекрестились, – выловить и к услугам примучить. Но если Ивашка по-простецки его заставил себе жеребцом служить…
– Постой-ка, потом про Ивашку. Сначала про Аркаш… Москаля-чародея давай договорим.
– Как прикажете.
– Атаман-то на дыбе много чего про него понарассказывал. Вот и невольно подумаешь, а может, правду он говорил?
Иванов замялся, не решаясь напрямую возражать вельможе:
