— Это понятно, — произнес он с сомнением. — Только вот, сколько ты за нее хочешь? Мы люди бедные, не всё можем купить.
Я понятия не имел, какие сейчас цены на лодки, поэтому выбрал вариант, который должен устроить паромщиков:
— Что заработаете за перевозку этого каравана и три, — я показал на пальцах, — хлеба мне на дорогу.
Покидая судно, я успел закинуть в вещевой мешок по куску окорока и сыра и довольно большую краюху хлеба, но она размокла в морской воде, натекшей в лодку, стала горькой, поэтому скормил чайкам.
— Хорошо, я поговорю с нашими, — пообещал старик и похромал к проливу, через который плыл к нам паром, нагруженный очередной арбой.
Я пошел в другую сторону — к уже переправившимся. Судя по дорогой одежде — черной тряпичной шляпе с жесткими длинными полями, красной рубахе с вышивкой желтыми нитками по краям рукавов и подолу, черным штанам — и наличию обуви — кожаных шлепанцев с острыми, загнутыми кверху носаками — среди них был хозяин каравана. Он стоял спиной ко мне, и я видел длинные, вьющиеся, черные волосы, широкой волной ниспадавшие на рубаху, и был уверен, что это иудей с пейсами. Увы, пейсов не оказалось, хотя купец был очень похож на иудея, особенно длинным хрящеватым носом, толстой бульбой нависавшим над пышными черными усами, которые вливались в окладистую бороду. По-любому он из тех краев.
Я поздоровался с ним на латыни и поинтересовался:
— Куда путь держишь?
— На Маргскую ярмарку, — ответил купец медленно, подбирая слова, как обычно говорят на иностранном языке, которым владеют не очень хорошо.
Название мне ни о чем не говорило, поэтому спросил:
— Она на этом берегу Данубиуса (Дуная) или на противоположном?
— На другом, — ответил он, — на римской земле.
— А почему туда, а не прямо в Рим или Константинополь? — полюбопытствовал я. — Там выгоднее продашь.
— До них надо суметь добраться. На римской земле часто нападают разбойники, — рассказал купец.
— Разве с ними там не борются?! — удивился я.
— Римляне боятся хуннов, — уклончиво сообщил он.
Так понимаю, кочевники берут плату с купцов за проход по своей земле и обеспечивают защиту, а потом грабят их на территории сопредельных государств. Хорошо придумали!
Мне надо было выбраться из этой глухомани, а в одиночку идти стрёмно да и тяжко с тем грузом, что имел, поэтому спросил:
— Возьмешь меня охранником?
— А кто ты такой и как здесь оказался? — в свою очередь поинтересовался купец.
Я рассказал и ему байку про утонувший купеческий корабль и чудом спасшегося охранника и добавил:
— При первой возможности куплю коня. Здесь, как вижу, не у кого.
— Хорошо, я возьму тебя, но буду все время платить, как пешему, — сказал он.
Я понятия не имел, сколько сейчас получает конный охранник и сколько пеший, и велика ли разница. Мне эти деньги погоды не делали. Я бы и за одни харчи согласился, но кого дешево наняли, с тем и обращаются дешево.
К вечеру весь караван был переправлен на западный берег, и хромой старик принес мне в оплату за лодку три пресные лепешки, еще теплые и так приятно пахнущие, что я не удержался и сразу умял одну, и большую пригоршню маленьких медных монет, которые в прошлой моей эпохе назывались ассами, а сейчас просто монетами (нуммиями). Они были настолько затертыми от частого употребления, что нельзя прочитать имя императора, при котором отчеканены. Впрочем, я уже выведал у купца, что в восточной части Римской империи правит Феодосий Второй, а в западной — его зять Валентиниан Третий. Об обоих я не имел никакой дополнительной информации, в очередной раз пожалев о том, что плохо учил историю в школе.
2
Степь да степь кругом. Нагретый солнцем воздух колеблется, искривляя картинку вдалеке. От пожелтевшей травы исходит сладковатый, медовый аромат. То там, то там свистят суслики, предупреждая сородичей о нашем приближении. Время от времени над караваном зависает чибис и начинает допытываться, чьи мы.
Я еду на невзрачном мерине гнедой масти, который, отгоняя оводов и мух, постоянно мотает головой с длинной коричневато-черной гривой и хлещет себя длинным коричневато-черным хвостом по задним ляжкам. Купил коня у гуннов, как их позже будут называть. Они — три всадника с почти безволосыми лицами со шрамами, облаченные в шерстяные шапки, похожие на колпаки, кожаные доспехи поверх грязных льняных рубах когда-то красного цвета, а теперь серо-буро-малинового, шаровары из той же материи, заправленные в тупоносые сапоги с голенищами до колена, и вооруженные большими сложносоставными луками, палашами с прямым однолезвийным клинком длиной сантиметров семьдесят и простой рукояткой без крестовины, не говоря уже о гарде, и арканами, сплетенными из конского волоса — приехали к нам, когда караван располагался на ночь возле большой готской деревни, обнесенной валом с обычным плетнем поверху. Меня поразило, насколько гунны были похожи на монголов плоскими круглыми лицами с приплюснутыми носами и даже воняли так же — смесью запахов немытого тела, грязной, истлевающей одежды и лошадиного. Через несколько веков их потомки в этих краях станут похожи на европейцев, и я вместе с монголами буду бить их. Начинаешь думать, что дикий облик является залогом побед. У старшего гунна, довольно тучного, слева с седла свисало кожаное стремя. Наверное, тяжело уже запрыгивать на лошадь, как в молодости.
Я подошел к ним, когда получили от купца в оплату за проход по их земле небольшую бронзовую чашу и собрались уезжать, и спросил у старшего на древне-монгольском языке, показав на тот случай, если не поймет, золотую римскую монету, которая, как сказал мне купец, теперь называется солидом:
— Коня продашь?
Кочевник не сразу, но понял, что я сказал, и посмотрел на меня удивленно, словно увидел заговорившую лошадь, а потом кивнул и показал грязную ладонь с растопыренными пальцами.
Я понял, что он хочет пять солидов за коня, что, по моему мнению, было очень дешево, и сказал на древне-монгольском языке:
— Да.
— Садись к нему, — предложил старый гунн, показав на самого младшего и худого своего спутника.
Я легко запрыгнул на низкорослую лошаденку, которая сперва малость присела от дополнительного веса, и ухватился сзади за широкий кожаный ремень гунна, от которого разило потом, как от мерина, промчавшегося галопом пару километров, и мы поскакали неспешно по степи на юго-запад. С непривычки ездить без седла и даже без попоны я изрядно отбил и растер себе бедра и промежность. К счастью, ехать пришлось всего минут двадцать.
Стойбище располагалось в длинной балке, открытую часть которой преграждали выстроенные впритык кибитки, крытые войлоком. Дальше на обоих склонах стояли юрты, возле которых горели костры. Женщины варили мясо в больших бронзовых котлах, а рядом возились мелкие детишки. Подростки носились за пределами стойбища, причем как мальчишки, так и девчонки. Впрочем, я не сразу понял, что это девочки, потому что одеты все были одинаково. Сперва подумал, что не у всех мальчиков есть маленькие, детские луки, а потом догадался, что не имеющим они не положены по половому признаку. Неподалеку от стойбища паслось около сотни стреноженных меринов. Большую часть жеребцов кочевники кастрируют, чтобы не дрались из-за кобыл, и ездят на них. На этих меринов и показал мне старый гунн, предложив выбрать любого. Я, правда, не столько понял, что он сказал, сколько догадался. Язык, на котором он говорил, был всего лишь похож на монгольский моих бывших (или будущих?) соратников.
Лошади у гуннов, как и у монголов, низкорослые и довольно неказистые, с крупной головой, длинным телом на коротковатых ногах и густыми и длинными гривами и хвостами, которые обрезают редко, когда нужен волос на арканы или сети, но, уверен, такие же неприхотливые и выносливые. Я выбрал самого крупного гнедого мерина старше пяти лет и моложе десяти, как определил по зубам: все резцы уже постоянные, но еще нет коричневого знака на линии десен у центра верхнего углового резца. Разглядывать его зубы дальше и определять более точный возраст не стал, потому что при первой же возможности поменяю на более крупного. Один из подростков, которые все вместе увязались за мной, дал мне уздечку и распутал передние ноги коня. Седло с высокой деревянной передней лукой, которое позволяло стрелять на скаку, как вперед, так и назад, подарил старый гунн после того, как я вручил ему пять золотых монет. Стремена из кожаных ремней и деревянных планок изготовил к утру деревенский шорник за десять медных монет из тех, что я получил за лодку.
