Жак у борта устроился не случайно — его, похоже, опять тошнило.
— Секта то есть? — уточнил я. — И что же, верили ему, проповеднику этому? Что он и правда защитит от чудищ?
— Эх, вашблагородие… — хмыкнул дядя Степан. — Когда живёшь вот так, в лесу, на отшибе, будешь готов молиться хоть богу, хоть чёрту, лишь бы тебя лихо стороной обошло. Всякое в наших краях случается…
Затушив окурок цигарки в массивной железной пепельнице, он добавил:
— Верили, конечно. Несколько лет он там хозяйничал, много кого сманил. Оно и правда жила Самусь спокойно какое-то время, даже русалок не видно было года три, хотя они вдоль реки частенько шалят. Но потом как-то наоборот, всё чаще стали твари всякие из тайги лезть. И с кажным разом, эт самое, всё чаще. И вот в итоге самого этого Меркула не то упыри задрали, не то кто пострашнее.
— Иронично…
— Ага. Обхохочешься! — буркнул капитан.
— И теперь после Меркула кто у них староста-то?
— Почём мне знать? И староста-то в деревне прежний. Меркул над осокорцами своими верховодил, но жил даже не в самой Самуси, а где-то на отшибе, в тайге. Говорят, ещё по нескольким окрестным деревням ходил.
— А где именно жил? Может, рядом с этим их древом?
— Да откуда ж мне знать? Но вообще… — он задумчиво поскрёб бороду. — Да, тополь этот где-то неподалёку от деревни, пешком можно добраться. Дальше к северу, за заброшенной мельницей. Только там дебри такие, что не продерешься. Но вроде как и указатели есть. Ну, для своих, которые понимают.
— Что за указатели?
— Я ж тебе говорю — эти осокорцы мастырят… — он, на пару секунд отпустив рулевое колесо, изобразил руками в воздухе какую-то причудливую конструкцию. — Из веток всяких, шишек, рогов разукрашенных. И на дома развешивают, и вокруг деревни, и на тропах в лесу.
— Что-то вроде оберегов?
— Вроде того. Кто ж их разберёт. Я в это не лез никогда. Вообще, как я разумею — не дело это для православного, всякую такую пакость делать. Лучше бы частокол укрепляли да церковь старую восстановили. Церковь там раньше была такая, что богомольцы даже из Томска туда ездили. Чудотворная! Сгорела потом, жалко…
Услышав о церкви, я невольно отвлёкся на воспоминания о сегодняшнем знакомстве с отцом Серафимом. Впечатления ещё были свежи и слишком яркие, чтобы быстро забыться.
Что это вообще было? К выражениям типа «святая земля» я привык относиться исключительно как к фигуре речи. Да и проезжая мимо храмов в центральной части Томска, ни разу не сталкивался с тем, что увидел в той старой невзрачной на вид церкви. Похоже на то, что этот отец Серафим, да и его предшественники, каким-то образом концентрировали эдру вокруг этого здания и преображали её в особый Аспект. Однако при этом делали этого не при помощи Дара, а как-то иначе.
А ещё, как упоминал Путилин, именно монахи владеют секретами обработки синь-камня, да и вообще много чего мастерят для Священной Дружины. Наверняка это всё как-то взаимосвязано…
— Вон там, по правую руку, островок обогнём, за ним сразу ещё один — и уже будет ваша Самусь, — указал капитан. — Версты две осталось. Вон уже, кажись, и дым печной видно. Только что-то больно жирные столбы-то…
Я выбрался из рубки и присоединился к остальным. Под рокот мотора и плеск винтов мы тревожно всматривались вдаль, нетерпеливо прохаживались по палубе. Пока мало что можно было разглядеть — обзор загораживал длинный вытянутый островок между нами и правым берегом реки.
Илья, средний из Колывановых, сидел чуть поодаль от нас, и происходящее за бортом его, кажется, не интересовало. Он, прислонившись спиной к внешней стенке надстройки в задней части баркаса, запрокинул голову и прикрыл глаза, руки его расслабленно покоились на коленях. Тем удивительнее было то, что, посидев так пару минут, он встрепенулся и, подойдя ко мне, сказал:
— Неладное там. Пожары. Несколько изб горят, но людей не видно. И… кажется, трупы на улицах.
Его сова, мягко хлопая крыльями, вдруг спикировала откуда-то сверху и уселась ему прямо на плечо.
— Это тебе Пухляш рассказал? — недоверчиво усмехнулся я.
— Вроде того, — буркнул Колыванов, без всякого намёка на шутку. — Но дело верное.
Вскоре мы и своими глазами увидели, что Илья был прав. Столбы дыма, что были видны с реки еще за пару километров, поднимались не от печных труб, а от догорающих изб — несколько домов на южной стороне деревни сгорели дотла. При этом сама деревня выглядела безлюдной. Никто не торопился тушить пожар, хотя огонь в одном месте был ещё довольно высоким и грозил перекинуться на соседние здания.
Наш баркас, покачиваясь на волнах, медленно подплывал к причалу. Сходни располагались на северном конце посёлка и представляли собой довольно мощные бревенчатые конструкции, далеко отступающие от берега. Дядька Степан мастерски подрулил вплотную к мосткам — так, что баркас лишь легонько ударился в причальное бревно кранцами, висящими по правому борту.
Псы Ильи первыми сиганули за борт, будто только и ждали возможности побыстрее покинуть качающуюся на волнах лодку. Они, будто по команде, рассредоточились, разбегаясь в три стороны и нюхая землю. Хотя почему «как»? По моим наблюдениям, средний Колыванов управлял своей маленькой стаей без всяких команд и жестов. Видимо, это часть его Дара.
Следом за собаками на брёвна пирса спрыгнул сам Илья, потом Нестор и Данила. Дядя Степан, выбравшись из рубки, прикрикнул:
— Ну куда торопитесь-то? Сейчас пришвартуюсь да сходни спущу, как полагается.
— Мы осмотримся пока, — бросил через плечо Нестор.
Троица поспешила к деревне, и я не стал их задерживать. В конце концов, кому поручить разведку как не бывалым охотникам, которые в тайге — как рыба в воде. Сам я задержался, протягивая дядьке Степану еще несколько купюр.
— Это ещё чего? — нахмурился он.
— Вдвое больше дам, если дождёшься нас.
— Хм… И долго вас ждать прикажете? — с сомнением оглядываясь на дымящееся вдалеке пожарище, проворчал он. Оглянулся на Демьяна в поисках поддержки.
— Сам видишь — что-то тут неладно. Мы проверим, своего человека поищем. И к ночи, даст бог, вернёмся. На крайний случай — завтра.
— Вам сходить на берег необязательно, — добавил я. — Да и причаливать тоже. Можете хоть на реке якорь бросить, если так безопаснее. Но когда мы закончим, очень хотелось бы иметь