очутился на чердаке. Вход сюда не запирали — бесполезно. Жильцы упорно прорывались на «четвертый» этаж, чтобы развешивать белье на веревках между стропил. Вон, сохнут чьи-то простыни и пододеяльники…
Лучи солнца протыкали полумрак, высвечивая дощатые мостки и шуршащий завал шлака. Когда я впервые проник сюда, то был разочарован — дореволюционные клады тут точно не отроешь, керамзит засыпался уже после войны.
Да и я не буду зарывать… Пройдя до громадной печной трубы, ощупал, пошатал кладку. Выложена плотно, прадеды строить умели. Но время не щадит ничье искусство… Вот!
Поскрипывая и шурша, кирпич с угла поддавался пальцам. Ага… Да он еще и треснул… Замечательно…
Доломав стройматериал, я упрятал в крошечную нишу «капсулу времени» и заложил ее половинкой кирпича. Остаток в керамзит, а швы…
Я размял оконную замазку, похожую на серый пластилин, и заделал щели. Надеюсь, мой биоматериал никто не тронет пятьдесят пять лет…
Тот же день, позже
Москва, улица Разина
— Ты где был?
— Да вот… — вздохнул я с притворной грустью. — Искал тепла и ласки…
— Нашел? — в девичьем голосе зазвучала угроза.
— Не-а.
— Ну, тогда ладно…
Алена сбросила одеяло, и закинула руки за голову, делая вид, что рассеянно озирает потолок. Мог ли я упустить минутки человечьего счастья? Ответ отрицательный…
…После второго разу мы просто лежали в обнимку, всем телом впитывая тепло друг друга. Шевельнусь изредка, оглажу Аленкину спину или шикарный изгиб бедра, и замираю снова.
Дремотно улыбаясь, девушка поцеловала меня, куда дотянулась — в подбородок.
— Какой у меня хороший отпуск… — пробормотала она. — А это правда, что тут… ну, в гостинице, есть концертный зал?
— Правда…
— Ага… А ты знаешь, кто сегодня будет выступать? Вольф Мессинг!
— Да ну?
— Да-а! Давай, сходим?
— А давай! — загорелся я. — Надо только билеты купить… Ну, что? Подъем?
— М-м… Поцелуй меня…
— Везде, везде? — деловито поинтересовался я.
Девушка хихикнула, и я начал с ее губ.
* * *
Сначала мне очень не повезло. Прибежав за билетами на «Психологические опыты», я с огорчением узнал, что выступление знаменитого гипнотизера перенесено. Однако, покрутившись, дождался того, что касса неожиданно открылась, и я первым подскочил к окошку.
— Два билета на Мессинга! — выпалил в упор.
— Ряд? — невозмутимо поинтересовалась кассирша.
— Первый!
Выдохнув, я уложил в карман две вожделенных бумаженции. Мне реально было интересно, ведь Вольф Мессинг умер за двадцать лет до моего рождения, а тут такой шанс — увидеть легенду! Вживую!
Ровное до этого настроение приподнялось. Вечером у нас с Аленкой культурная программа, а сейчас позавтракаем, наконец, и двинем на ВДНХ. Огромный павильон с монреальской «Экспо» там пока не отгрохали, зато и будущего запустения не видать.
Заглянем в «Космос»… В Ботанический сад пока рано… Да просто погуляем, на фонтаны поглядим, мороженое полопаем!
Все, что нужно — сделано. Остается вкушать новые впечатления — и чувственные удовольствия…
…Зал был полон, и людской говор ходил волнами. Я почти физически ощущал трепетную надежду на волшебство и упрямое, чуточку боязливое отторжение «небывальщины».
— Марик, ты такой молодец! — жарко прошептала Аленка. — У самой-самой сцены!
— А то! — горделиво ухмыльнулся я.
Внезапно ропот зала усилился, и грянули аплодисменты. Пожилой человек невеликого росту, с лохматой шевелюрой, улыбаясь скромно и даже как будто смущенно, вышел на сцену вдвоем с молодой ассистенткой. Поклонившись публике, он сразу взял ее в оборот:
— Мы начинаем психологические опыты! — голос Вольфа Григорьевича звучал обычно, безо всякого властного превосходства. — Мы просим точно исполнять наши условия их проведения. В наших опытах нет ничего чудесного, но они удивительны и показывают скрытые возможности нашего мозга. Опыт первый. Моя ассистентка даст любому по его желанию обыкновенный карандаш. Он его прячет у себя. Я должен найти человека с карандашом и показать вам, где карандаш спрятан. Начнем!
Улыбаясь, девушка на сцене надела Мессингу плотную черную повязку, и передала карандаш в зал.
Я, как записной циник из будущего, сразу засомневался, «раскусив» фокус. Вот ассистентка ведет гипнотизера и телепата… Помогла ему сойти по лестнице… Держа за руку, шагает между рядов…
Ага! Да ведь она служит глазами Вольфу Георгиевичу — через телесный контакт! Или просто пожимает руку, указывая ряд и место… Ну, вот! Мессинг находит карандаш в портфеле какого-то важного товарища, а тот вовсю изображает удивление…
— Перейдем к другом эксперименту, — непринужденно заявил артист, снимая повязку. — Пусть кто-либо напишет мне записку со своим желанием и положит ее в этот черный пакет. Затем отдаст конверт моей ассистентке… ну, или сам принесет его мне. Я прочту записку, не вынимая ее из конверта!
— Можно мне? — вдруг крикнула Алена, привставая и вскидывая руку, будто на уроке. — Я уже написала!
По залу прокатился смех, а ассистентка, дружелюбно улыбаясь, приняла Аленкину записку и, медленно, на виду у всех, бросила ее в пакет из черной бумаги.
— Спасибо! — поклонился артист.
— Когда ж ты успела? — отчетливо удивился я.
— Еще в номере! — оживленно хихикнула разрумянившаяся девушка. — Читала про такой номер у Мессинга!
— А что в записке?
— Вот пусть он и скажет! — лукаво улыбнулась Алена.
Ассистентка приблизилась к Вольфу Георгиевичу на дистанцию вытянутой руки, и замерла, держа в руках конверт. Мессинг плавно повел рукой, то ли сосредотачиваясь, то ли играя, и громко зачитал скрытое:
— «Я всегда хочу быть вместе со своим любимым!»
Аленка мило покраснела, прикрывая щеки ладошками, зал одобрительно захлопал, а я…
Вокруг меня сгущалась багровая мгла, затмевая яркий свет люстр. Навалилась тяжесть, и весь мир канул в сумрачную красноту.
Глава 6.
Четверг, 4 мая 1967 года. Вечер
Москва, улица Разина
Как только сияние дня померкло, заместившись багровой мутью, Марлен вздохнул, ожидая приход «родного» времени.
И оказался совершенно не готов.
Он ощутил себя сидящим в партере огромного зала, перед самой сценой. Рукоплесканья накатывались со всех сторон, а рядом гибко вставала Алена. Она улыбалась, мелко приседая в изящной и кокетливой версии книксена, а пожилой человек с копной волос отзеркалил ее улыбку, и передал листочек.
— Ваша записка, барышня, — слегка поклонился он. — Я всё верно прочел?
— Да! — выдохнула девушка.
Лишь теперь Осокин узнал Вольфа Мессинга.
