Но иначе — никак.
Выговорившись, я смолк, чувствуя опустошенность. Девушка осторожно привстала, с кратким полустоном размыкая пленительное сопряжение, и… Нет, не прилегла рядом, а замерла в неловкой позе, напряженная и растерянная.
— Игнат…
«О, уже Игнат… — мелькнуло в голове. — Даже не Тик…»
— Ты мне не веришь, — выдохнул обреченно. — Вот этого я и боялся…
— Игнат! — взмолилась Марина. — Пойми, я…
А меня всего обдало таким отчаянием, что даже слезы выступили. Упруго сев среди смятых и скрученных простыней, я глухо выдавил:
— Да понимаю я всё, Мариночка. Ну, не могу я так! Молчу, будто обманываю, притворяюсь будто! Думаешь, про «попаданцев» начитался, болезный?
— Нет, я…
— Да ладно… Обиды нет, Марин, правда. — моя речь впадала в сумбур. — Просто… Тошно мне, ох, и тошно… И кляну себя: зачем рассказал? И… Безнадега полнейшая! Я же вижу, как тебе трудно — ты же хочешь поверить, мучаешься, а никак!
Вокруг, как всегда, неожиданно проступил знакомый багрец, и мой голос задребезжал:
— Ну вот, опять… Как же мне это всё надоело…
Четверг, 4 мая 1967 года. Вечер
Москва, улица Разина
Я лежал в развороченной постели, равнодушно глядя в окно, где сияли рубиновые звезды Кремля. Люстра в комнате была погашена, но свет из прихожей разбавлял темноту в полумрак.
Алена сидела рядом, подвернув ноги под себя, и дико озиралась.
— Чего ты? — буркнул я.
— К-кто? — вскрикнула девушка, отшатываясь. Рванув подушку на себя, она прикрылась ею, с ужасом глядя на меня.
— Да что с тобой? — повысил я голос, садясь и протягивая руку жестом успокоения.
— Не трогай меня! — взвизгнула Алена, соскакивая с кровати. — Где я? Да что же это такое!
Доходило до меня медленно.
— Марина?! Это ты? О, боже…
— Кто ты? — вытолкнула девушка, отступая к окну. — Что происходит?
— Марина! Это я, Тик!
— Нет!
— Да! Мы были у меня дома, а теперь здесь, в гостинице «Россия»!
— Что за бред! — рассердилась девушка. — Да ее снесли давно!
— Оглянись! В окно посмотри!
— Ч-что? Как?!
— Да вот так! Сейчас шестьдесят седьмой год! И не некай! Ты хоть на себя глянь!
Марина вытянула руки, разглядывая их, подцепила ладонями груди, приподнимая.
— Они не мои! — охнула она. — И руки! Да что же это… Как? Ну, как? О-о…
Живо встав на колени, я молитвенно сложил руки:
— Мариночка! Не знаю, как, но мы оба в прошлом! И я, и ты! Твое сознание переместилось в тело той самой Алены. Ну, честно! Я тебе рассказывал, помнишь? А меня опять в Марлена!
Марина уронила подушку, охватывая голову руками.
— Так не бывает… — заскулила она.
— Только не плачь, маленькая! Не бойся! Ты обязательно вернешься обратно! Вернешься — и сразу беги от меня, чтобы опять не утащил с собой… Можно, я подойду? Я — Игнат, правда! Я помню каждую секундочку нашего свидания — и что ты сказала: «Соскучился?», когда бросила сумочку на полку, и как ты попросила расстегнуть пуговки на платье — квадратные, такие, и вправду неудобные…
Я сделал еще шаг, и бережно, словно хрупкий сосуд, обнял девушку за плечи. А в ней будто завод кончился — обмякнув, Марина позволила себя гладить по голове, по спине, но все еще вздрагивала пугливо.
— Ты взаправду Игнат? — пролепетала она.
— Да, маленькая, да! — ласково ворковал я. — Это всего лишь тела, организмы, а в них сидим мы… Думаешь, мне легко? Я до того отчаялся, когда ты не поверила мне, что… Такие эмоции поперли, что нас обоих в прошлое забросило! И вот, глажу тебя по головке, а у самого боязливые мысли проскальзывают. Вдруг, думаю, это все-таки Алена? И я только личную жизнь Марлену испорчу?
— Не-ет, — простонала девушка, — это я…
— Не переживай! Только не переживай! Всё будет хорошо, вот увидишь. Ложись, и постарайся уснуть. И ничего не бойся! Меня — тем более. Приставать не буду…
— Не надо…
— Ложись, вот так… «Глазки закрывай, баю-бай…»
Я так и сыпал ласковостями без разбору, хотя мозги вскипали, а вопросы грозили взорвать черепушку.
«Да-а… Привел я доказательство, нечего сказать… Зато теперь точно поверит. Всё, всё, спать! Как там в сказке говорили? Утро вечера мудренее…»
Среда, 4 мая 2022 года. Вечер
Нахабино, улица Институтская
Марлен ощутил себя лежащим в постели. Марина дурашливо шлепала его по животу, все еще сжимая бока бедрами в позе наездницы — любила она вот так восседать, ощущая мужчину в себе, ловя угасающие смещения вздыбленной плоти.
Вдруг девушка отдернула руки, и суетливо высвободилась.
— Чего ты? — ласково затянул Осокин, но Марина напряглась еще больше.
— Это что еще за фокусы? — прошипела она рассерженной кошкой. — Ты кто такой, вообще? И где Марлен?
Тут Осокин, по меткому выражению потомков, завис.
— Т-ты… — вытолкнул он, запинаясь. — Ты — Алена?!
— Нет, царица Саввская! — зло обронила девушка. — А кто ж еще? Где Марлен, я спрашиваю?
— Я, я Марлен! — затараторил мужчина, стремясь перехватить инициативу. — Просто в чужом теле, бывает так, ага… Его звать Игнат Вагин, а девушку, в которой… Ну-у… Ну, ты в которой! Она — Марина Грушина. Зато мы с тобой… — он еле выдержал паузу. — В будущем! Вот, смотри! — он подскочил к телевизору, висящему на стенке, и подхватил пульт. — Видала? На жидких кристаллах!
Плоский экран расцвел яркими красками, и Алена охнула.
— Видишь? — возликовал Осокин. — А вот компьютер! Это такая микроЭВМ. Или вот… Телефон!
Комп проиграл мелодию «винды», расплываясь привычным фоном по дисплею.
— Сейчас я вызову робота… Алиса!
— Слушаю, — отозвался комп. — Есть вопросы?
— Спрашивай! — зашипел Марлен.
— Что? — вытаращилась Алена Зимина.
— Что хочешь!
— Алиса… а какой сейчас год?
— Сегодня в Москве четвертое мая две тысячи двадцать второго года, — вежливо отозвался робот.
— Ничего себе… — Алена не выглядела потрясенной, наоборот, она успокоилась. — Это точно ты, Марлен?
— Уж больно ты холодна, Аленка, — отважился Осокин на колкость. — Марлен… Почему не Марик?
Вместо ответа девушка нагнула голову, оглядела ноги, помяла груди,
