Она вздохнула.
— Меня приняли конечно. Думаю, президент Корвин дернул за свои ниточки, а если и не он, то командор Та'Лон точно. Я продвигалась быстро — куда быстрее, чем заслуживала. Та'Лон говорил насчет своей отставки через год или около. Он не был прежним с тех пор, как погиб Г'Кар.
— Ты знала Пророка?
— Я встречалась с ним несколько раз. Я однажды слышала, как он говорил. Это было… захватывающе. Столько убежденности, страсти и опыта…
— Я говорил с теми, кто встречал его. Они все говорили то же самое.
— Я не удивляюсь. Как бы то ни было — Та'Лон собирается уйти. Не знаю, что он будет с собой делать. И так же не знаю, что он же сделает.
— Я думаю, что он хочет, чтобы я была Первым Рейнджером, когда он уйдет.
— Ты?
— Это в самом деле так смешно? Нет, извини. Не отвечай. Я знаю, что не готова к этому. Не думаю, что вообще когда — то буду готова. И даже не знаю — хочу ли я.
Рейнджеры… вот что я выучила и что я видела. То что случилось с тобой раньше… Это правило Рейнджеров — быть строгими к возможным нарушителям. Есть целое множество законов Сообщества, оговаривающее вещи, вроде достойного обращения с заключенными, права на честный суд и так далее. Несколько лет назад насчет этого был большой спор между нами и центаврианами.
Рейнджеры им не следуют. Мы освобождены от множества правил. Я думаю, что мы должны быть свободны от каких — то, иначе просто не смогли делать свою работу, но…
Мы даже не пытаемся уделить им внимание. С какой стати? Мы особенные.
И кроме того нет войны, чтобы на ней сражаться, и нет настоящих врагов.
Так что же мы делаем? Все что мы можем — это слоняться вокруг и убеждать окружающих что мы важные? Мы нужны только во время войны, а во время мира — просто валяем дурака и путаемся убедить остальных, что мы еще нужны? Боже, это так трудно сказать но…
Я не знаю что мы делаем.
Я думала насчет того, хочу ли я быть Первым Рейнджером или нет, и смогла найти только один повод для этого, и это — «чтобы мой отец гордился мной».
А этого теперь уже не будет.
…
Прости.
Я просто не могу…
Извини.
Она снова всхлипнула — лишь на секунду и взяла себя в руки. Она заговорила о чем — то другом, о политике. И неожиданно он понял что говорит:
— Ты можешь пойти со мной.
Она посмотрела на него прекрасными, наполненными слезами глазами.
— Что?
— Ничего. Извини. Ничего. Что ты говорила?
— Я… — она запнулась и замолчала.
Ее голова неожиданно мотнулась из стороны в сторону и она подобралась. Джек тоже огляделся вокруг, пытаясь увидеть что же привлекло ее внимание. Тут не было ничего, ничего…
… кроме мерцающего света.
Он вздрогнул, когда светящаяся женщина появилась из ниоткуда, соткавшись из самого воздуха. По ее коже пробегали искры, и ее волосы были похожи на струящееся золото. И она висела примерно в шести дюймах над землей.
Он видел ее прежде, совсем недавно, уголком глаза, смутным клочком тумана на ветру. Он следовал за ней к дому Декстера.
Он вскочил на ноги, в безрассудно — отчаянном порыве готовый защищать его знакомую. Она была Рейнджером и куда лучшим бойцом чем он, но он об этом даже не задумался.
«Я не собираюсь причинять тебе зло.» — сказала женщина. Голосом внутри его головы. Телепат, разумеется. Разве не говорил Декстер что — то насчет того что его дочь — телепат?
Что значит что ее мать должна быть…
О.
Она, очевидно, тоже поняла это.
— Ты моя мать. — недоверчиво прошептала она.
Джек тихо отошел в сторону. Они не заметили его ухода.
* * *
Дералайн устала от ожидания. Она только и делала, что ждала, с тех пор как прибыла в Йедор. Сначала в камере, потом в комнате на рейнджерской базе. Ей не позволяли ни покидать ее, ни разговаривать с кем — либо.
Хуже всего — она не знала, жив ли еще ее дед.
Единственным, кто хотя бы говорил с ней, был Леннан, Рейнджер. Он не говорил ей ничего про деда, но с другой стороны — уверял ее, что о нем хорошо заботятся. Он пытался успокоить и утешить ее, но она не слушала.
Он даже не сказал ей, что же они сделали дурного, Никто не жил в Широхиде, ее дед был родом оттуда — она это чувствовала, но не могла точно объяснить. Крепость подходила ему, и он подходил ей. Почему ее объявили запретной землей?
Леннан не сказал ей. Она ничего не знала.
Затем, через несколько недель после того, как они покинули Широхиду, к ней пришел гость.
Он был стариком, его кожа была блеклой и в морщинах, его глаза ввалились и потускнели. Узор из мелких шрамов покрывал его лицо, изрисовав кожу бесчисленными бледными линиями. В чем — то они напомнили ей длинные бледные отметины на скулах ее деда. Он не носил одежды рейнджера, воина или жреца. Он, должно быть, был мастером, но Дералайн не знала символа гильдии, который он носил.
Он остановился, увидев ее, и медленно выдохнул воздух.
— Значит это правда. — пробормотал он. Она неподвижно сидела на полу, сдерживая гнев. Она будет спокойна. Она будет подобна камню, как ее дед. Он никогда не сердился. Она будет подобной ему. Она не будет сердиться.
Она не будет сердиться.
— Я слышал… — хрипло проговорил он. — …но… Как твое имя, дитя?
Так называл ее дед.
— Мое имя Дералайн. — холодно ответила она. — И я не дитя.
Он тихо хмыкнул.
— Я Немерант, Дералайн, Мастер гильдии стеклодувов.
Она слегка кивнула.
— Зачем ты здесь?
— Я просто хотел сам увидеть тебя. Я слышал… Бродяга вернулся, после всех прошедших лет, и привел с собой юную девочку. Ты, полагаю, внучка Парлэйна?
— Да… Он в порядке? Мне не позволяли его видеть. Он…?
— Он жив. Не думаю, что краткое пребывание в камере убьет такого. Он всегда казался бессмертным. Мы думали что он мертв, все мы. Когда Затренн умер два года назад, я думал, что я последний. Я действительно так думал, а теперь, увидев его снова, словно ничего не случилось…
— Откуда ты знаешь его?
Он выглядел озадаченным.
— Ты не знаешь кто я, дитя? Он не сказал тебе?
Она тряхнула головой.
— Нет.
— Значит не мне об этом говорить. Пусть будет так… Я знал его, когда был ребенком. когда мы оба были детьми. Он старше чем я, хотя сомневаюсь, что он так выглядит. Моя жизнь была нелегка, и мое здоровье никогда не было отличным, и все же я здесь. Все еще живой. Я едва не умер в утробе матери, а врачи говорили, что я не проживу столько, чтобы вырасти — а я здесь, и он здесь. Воин, реликт забытой эпохи. И мы двое — все, кто остался…
Он зажмурился и потряс головой, прогоняя туманные воспоминания.
— Прости, дитя. Порой я заговариваюсь с самим собой. Дай мне взглянуть на тебя.
Она посмотрела на него без страха, так же твердо и смело, как горы.
— Ах… — сказал он. — Да я вижу в тебе это. — Его голос неожиданно дрогнул, словно перехваченный от сильного чувства. — Я вижу…
— Что с ним будет?
— Он хорошо хранил свои секреты, не так ли? Это было так, даже когда мы были детьми. Я догадываюсь, что он очень мало говорил о том, кто он такой, и кто он есть.
Тысячи вопросов теснились в ее уме, но она отмахнулась от них. Ей было все равно.
— Что с ним будет? — медленно повторила она.
— Много лет назад, шестьдесят или около того, мой брат умер. Он был убит. Парлэйн был главным подозреваемым тогда, и остается им сейчас. Мы думали что он умер, и потому не вели розыски, проходило время, и все мы думали что вопрос исчерпан. Теперь, когда жив лишь я, и вернулся он…
— Убит? Нет, это неправда. Минбарцы не убивают минбарцев.
— Так говорил Вален, дитя. Но закон хранит лишь тогда, когда мы храним его. Я не видел твоего деда шестьдесят лет, тогда он был темной и пугающей личностью. Ты знаешь его лучше меня. Скажи мне, дитя. Ты не веришь, что он способен на подобное?
Она была готова сердито отвергнуть подобное, но запнулась, вспомнив как он стоял перед Рейнджерами, вспоминая его истории о прошлых временах, вспоминая исхлестанную дождями крепость Широхида и то, как естественно он там выглядел.
— Я не знаю. — неуверенно прошептала она.
— А. Вот в чем, разумеется проблема. Мы не казним больше своих, и мы не можем казнить его. И все равно, я не думаю, что он останется мертвым. Он возвращался из бездны раньше, так почему бы этому не случиться снова? Я не Сатай, даже не рейнджер и мало что могу сказать. — Он помедлил, пробормотал что — то про себя. — Нет, мои слова сейчас мало что значат.
— Мне нужно видеть его. Прошу… Мне нужно его видеть.
Он посмотрел на нее.
— Ты можешь сделать хотя бы это, нет? Мне нужно его видеть.
— Я сделаю, что смогу, дитя. Это я могу обещать.
— Спасибо. — выдохнула она. Она крепко зажмурилась. — Спасибо.
* * *
В конце концов, он повернул обратно к храму. Куда еще тут было идти? Он снова сел у его основания, глядя вверх на арку и вниз, на вечно горящий огонь под ней.
