Спецназовцы обыскивали соседние помещения, а Виктор все еще стоял у тела Плотникова. Губы беззвучно шевелились – штабс-капитан читал молитву. Внезапно он почувствовал, как кто-то осторожно прикасается к плечу. Виктор обернулся и увидел растерянного Алексея. Летчик пытался что-то сказать, но каждый раз нерешительно замолкал.
– Вы… кажется, капитан Ухтомский? – наконец проговорил он. Виктор молча кивнул, и Алексей указал куда-то в сторону двери.
– Лунин? – понял Ухтомский и, не дожидаясь ответа, бросился из залитой кровью комнаты.
…Келюс лежал на спине, глаза его были закрыты, лицо побледнело, покрылось трупной желтизной. Один из офицеров держал Николая за руку, тщетно пытаясь нащупать пульс.
– Не надо, – негромко произнес полковник Глебов, стоявший рядом. – К сожалению, ясно…
– Он не ранен, товарищ полковник, – растерянно произнес тот, – только на плече какой-то след.
– Пошли, – распорядился Глебов, – там есть третья дверь.
Спецназовцы вышли из комнаты. Возле тела остались четверо – Глебов, Ухтомский и дхары.
– Останетесь здесь, с ними, – полковник кивнул на Анха и Лхаста, – у них нет оружия. Да и хватит с вас…
Ухтомский дисциплинированно смолчал. В другой ситуации он, может быть, и возразил бы старшему по званию, но сейчас штабс-капитан был слишком подавлен.
– Дальше у них энергетическая установка, – продолжал Глебов, – где-то там должен быть и скантр. Эх, послали мальчишку!
Он скривился, покачал головой и вышел.
– Асхары ушли, – негромко проговорил Лхаст. – Поглядим…
Он склонился над Келюсом и осторожно провел рукою над безжизненным лицом. Анх присел рядом.
– Но ведь пульса-то нет, – вздохнул Ухтомский. – Оставьте, господа!..
– Не спешите, гэгхэн, – возразил Лхаст и стал расстегивать пуговицы лунинского комбинезона, – пульс есть, но очень медленный.
– Есть? – обрадовался Виктор, но тут же осекся. – То есть, как это медленный?
– Надо послушать сердце…
Внезапно он замер и быстро указал на что-то Анху.
– Мвэри!.. – прошептал тот. – Эрво-мвэри! Гэгхэн Гхел-та…
– Гэгхэн Гхел-та… – тихо повторил Лхаст.
– Что такое, господа?
Виктор уже успел заметить то, что поразило дхаров, – небольшой кружок-шестеренку на груди у Келюса. Он удивился, что такой интеллигентный человек, как Лунин, ходил с татуировкой, но объяснил это неведомыми ему традициями правнуков.
– Знак Гхела, – повторил Лхаст по-русски.
– То есть? – Виктор внимательно осмотрел четкий рисунок.
– Высокое Небо жестоко карает дхаров, – покачал головой сын Вара. – Мы не уберегли посланного нам эннор-гэгхэна. А теперь теряем того, кого он оставил нам – Носителя Знака…
– Объяснитесь, господин Лхаст! – рассердился князь. – Бог с ним, с этим знаком! Что с Николаем?
Лхаст не ответил и резко провел рукой над самым лицом Лунина. Веки Келюса дрогнули и медленно открылись. Ухтомский взглянул ему в глаза и тут же отпрянул. Он не узнал Николая. Взгляд того, кто лежал перед ним, был незнаком и страшен.
– Можете поговорить с ним, гэгхэн, – Лхаст отошел в сторону. Превозмогая страх, Виктор присел на корточки и, волнуясь, проговорил:
– Николай! Это я, Ухтомский. Вы меня узнаете?
– Да… – голос был тоже незнакомый, хриплый. – Виктор… Узнаю… Глебов ошибся – Нарак-цэмпо ушел другим ходом. В этой комнате… Лист напротив двери…
– Господи! – пробормотал Ухтомский. – Да помогите же кто-нибудь!
– Успокойтесь, гэгхэн, – Лхаст провел рукой над лицом Николая, и оно сразу же стало спокойным и тихим. – Пусть отдохнет. Потом мы постараемся ему помочь.
– Да, конечно, – Ухтомский встал и растерянно огляделся. – Сейчас, господа. Минутку…
Он немного постоял, собираясь с силами, а затем решительно тряхнул головой, в глазах зажглись злые огоньки.
– Ушел, значит? Не уйдет, Николай… Клянусь!
Виктор подошел к закрывающему стену листу и постучал. Ему ответило глухое эхо. Князь хмыкнул, что есть силы дернул за край, но лист даже не шелохнулся.
– Гранату бы, – Ухтомский огляделся, покачал головой, – а лучше бы связку.
– Не надо, гэгхэн, – Анх расстегнул верхние пуговицы комбинезона, легко взмахнул руками, как бы пробуя их гибкость, и ухватился за края металлического листа. Ухтомскому на мгновение почудилось, что дхар стал выше ростом на целую голову, а вместо рук мелькнули страшные когтистые лапы. Послышался треск отдираемого металла. Виктор невольно протер глаза и облегченно вздохнул – Анх снова стал прежним, лишь комбинезон на плечах треснул, а металлическая пластина, каким-то чудом оказалась в его руках. Дхар легким движением отбросил ее в сторону и отступил.
– Однако… – пробормотал Виктор. В стене темнело отверстие, откуда несло холодом и сыростью. Князь поправил автомат, пересчитал запасные рожки и поглядел на безоружных дхаров.
– Не беспокойтесь, гэгхэн, – понял его Лхаст. – У нас свое оружие.
– Хорошо. Пошли! Я – первый.
Проход был узок, своды смыкались над самой головой, и временами дхарам приходилось наклоняться. Виктор быстро шел впереди, держа автомат наготове. К счастью, темнота не была полной – проход освещался небольшими тусклыми лампами. Пару раз все трое останавливались и прислушивались, но даже чуткие дхары поначалу не могли ничего разобрать.
– Ярты далеко, – заметил наконец Лхаст, – след слабый. Они спешат, гэгхэн. Но что-то тут не так…
– Засада? – нахмурился Ухтомский. – Черт, тоннель узкий…
– Это не ярты, – в голосе Анха Виктор уловил растерянность, – здесь есть еще кто-то…
Минут через десять тоннель стал расширяться, лампы попадались теперь чаще, в затхлом сыром воздухе повеяло свежестью. Но дхары совсем не обрадовались тому, что можно выпрямиться в полный рост. Они стали то и дело останавливаться, пока, наконец, удивленный Ухтомский не потребовал объяснений.
– Дальше нельзя, гэгхэн, – вздохнул Лхаст. – Даже дхарам.
Он замолчал и отвернулся. Князь пожал плечами и посмотрел на Анха. Тот отвел взгляд:
– Мы все погибнем, гэгхэн – и погибнем зря. Надо возвращаться.
– Я ходил в штыковую на пулеметы, – сухо ответил Ухтомский. – Там, откуда мы пришли, лежат Михаил и Николай. Можете возвращаться, господа!
– Хорошо, гэгхэн. Мы согласны погибнуть вместе с потомком Ранхая…
Ухтомский не ответил и двинулся дальше. Предохранитель был снят, палец лежал на спусковом крючке, но в тоннеле по-прежнему было тихо. Проход все расширялся, и внезапно впереди блеснул свет.
Они стояли у входа в большой круглый зал. Где-то под высокими сводами было прорублено небольшое окошко, сквозь которое сочилось неяркое утреннее солнце. Ухтомский удивленно осмотрелся – то, что он видел, ничем не походило на помещение современной станции. Зал был украшен грубо вырубленными в сером камне приземистыми колоннами, в стенах зияли ниши, а между ними стояли, словно вырастая из камня, странные скульптуры, не похожие ни на людей, ни на животных. Лица – или морды – имели по три глаза, пасти щерились рядами острых клыков…
