А мимо нас Михаил Тимофеевич пронёс на руках Никитку…
…Сержанта Гриерсона нашли около ангара на аэродроме.
Возле приоткрытых дверей, в пулемётом гнезде, лежали двое нигерийцев с перекошенными от ужаса харями — сержант размозжил им головы друг о друга. Третий из охранников — фактически раздавленный предсмертной хваткой Гриерсона, с выпученными коровьими глазами, вылезшим лиловым языком и кровью на губах и подбородке — застыл у порога ангара, в обнимку с сержантом, под левой лопаткой которого торчал штык. Рядом лежал ручной пулемёт — то, с чем нигериец собирался войти в ангар и чего ему не дал сделать сержант.
В ангаре находились тридцать семь девочек и мальчиков — не старше 10 лет, уже даже не плачущих и ничего не понимающих. Их вывел наружу Райан — подоспевший слишком поздно, чтобы помочь Гриерсону, сам раненый в плечо и шею.
Я помню — мы подбегали — как он сидел на истоптанном снегу и смотрел в сизое небо. Дети стояли вокруг молчаливой стеночкой и смотрели туда же.
Потом мутная пелена лопнула под их взглядами — и на аэродром хлынул солнечный свет обычного зимнего дня.
* * *
Тяжело дыша, двое солдат в американской форме пробирались через лес, держа наготове оружие. Дыры их следов наполняла чернота, временами то один, то другой проваливались по пояс. Невысокий латинос причитал непрестанно:
— Он бросил нас… проклятый сын шлюхи… он бросил нас… проклятый Иверсон… что теперь будет… он бросил нас… что нам делать…
Молодой светловолосый парень ломил по снегу молча, время от времени отплёвываясь. Ужас разгрома не давал остановиться обоим, но в конце концов — на прогалине, где тёк ручеёк и молчаливо стояли двумя стенами осыпанные снегом дубы, солдаты замерли, опираясь на ушедшие в снег винтовки.
Стало тихо.
Стало очень тихо.
На деревьях, простиравших ветки через прогалину, сияло серебро.
— Что… — латинос завертел головой. — Что… — он крутнулся на месте. — Что происходит? Послушай, на меня смотрят… — и вдруг, взвизгнув, бросился бежать снова, слепо, слома голову и крича что-то на двух языках…
…Он бежал и вопил, пока под ногами не расступилось гостеприимно чавкнувшее незамерзающее болото…
Молодой атлет остался стоять на месте. Лишь на минуту он скользнул взглядом вслед убежавшему — и равнодушно отвёл его. Этот американец был сильней. В нём — пусть и негромко — но всё ещё говорила кровь его предков, таких же, как русские, людей Великого Леса. Но и это обернулось против него. Словно прозрев вдруг, молодой рослый солдат неожиданно изумлённо всхлипнул. Он ощутил себя, словно человек, совершивший в пьяном угаре святотатство в храме. "Что я делаю тут?! — мелькнула на его лице отчётливая мысль. — Это не моё вокруг, а у меня — у меня есть своё!!!"
Он удобней перехватил винтовку и побрёл по сугробам дальше. К дороге, о которой ничего не знал — но к которой выйдет через полчаса.
Лес вокруг молчал.
ИНТЕРЛЮДИЯ: "Захватчики".
Ой-ой-ой, какие смелые,
Боже мой, какие глупые —
Рвались в бой, да что ж поделаешь…
Да только все вернулись трупами
Мы пришли за вашим дождем,
За вашим покоем, за вашим небом,
Мы тянули руки к вашей любви,
Мы пришли за вашими песнями,
За вашей солью, за вашим хлебом,
А взяли всего лишь немного вашей земли.
А даль крестом — четыре стороны,
А над тобой — чужие вороны,
Рвется крик: "А мы здесь лишние!"
Но рот забит густыми вишнями.
Мы пришли за вашей весной,
За вашим счастьем, за вашим горем,
Мы хотели сияния вашей зари,
Мы пришли за вашей мечтой,
За вашей сушей, за вашим морем,
А взяли всего лишь немого вашей земли.
Хороша чужая родина,
Штык пробил дыру для ордена,
Здравствуй, край, и до свидания,
Без лица и без названия.
Мы пришли за вашей травой,
За вашим лесом, за вашим снегом,
Мы считали, что мы уже короли,
Мы пришли за вашими звездами,
За вашей ночью, за вашим светом,
А взяли всего лишь немного вашей земли,
А взяли всего лишь немного вашей земли,
А взяли всего лишь два метра вашей земли. (1.)
1. Слова О.Ступиной
* * *
Несмотря на то, что сверху Лондон ещё кое-где был испятнан следами коротких, но довольно яростных февральских боёв, аэропорт Хитроу работал по-прежнему как часы. Взлетали и садились самолёты, только досмотр проводился намного тщательней.
Высокий подтянутый человек в куртке-канадке не боялся досмотра. Он не вёз в страну ничего запрещённого, а на кредитной карточке "Мидлэнд Банк" лежала достаточная сумма, чтобы безбедно жить в английской глубинке — где-нибудь в этакой Хоббитании, в которой остались незамеченными не то что потрясавшие мир последний год события, но и собственные английские проблемы, известные как "Двухнедельная охота на макак" — так её окрестили склонные к иронии аборигены Острова.
Поэтому он очень удивился, когда сразу на выходе из здания аэропорта весёлый молодой человек прикоснулся к рукаву канадки:
— Генерал-майор Иверсон? — молодой человек улыбался.
— Вы ошиблись, — удивлённо ответил прилетевший. — Отпустите рукав, в чём дело?
— Всё нормально, — продолжал улыбаться молодой человек, а приезжий почувствовал, как его взяли под локти две пары крепких рук. — С вами хочет побеседовать Билли.
— Какой Билли? — искренне удивился попытавшийся было вырваться из цепкой хватки двоих "встречающих" человек.
— Наш Билли, — жизнерадостно отозвался "местный". — Его Величество, король Уильям Первый…
…На мосту Тауэр качались по обеим сторонам трупы в мешках из свиной кожи. Это были те из руководства английских исламистов, кто имел глупость попасться в руки армии живыми. На плечах нескольких трупов сидели, нахохлившись, огромные и довольные чёрные замковые вороны. "Кррррок…" — веще сказал один, когда Иверсона вели мимо, многообещающе кося непроницаемым глазом.
Бывший генерал-майор вздрогнул.
— Шагай давай, чёртов янки, — буркнул шедший сзади молоденький валлийский гвардеец, толкая Иверсона в спину стволом L85А3. — Ублюдок недоделанный, вас нам не хватало.
Его Величество стоял посредине моста. В этом не было ничего символичного, да и генерал-майор битой армии не был сколь-либо значительной фигурой для "Билли". Просто так сложилось — отсюда Уильям смотрел на Лондон. И обернулся, когда генерал-майора Иверсона подвели ближе.
В детстве и юности очень похожий на проститутку-мать (и очень любивший её), Уильям Виндзор с годами всё больше обретал резкие, неприятные "виндзорские" черты; лишь волосы остались светлыми, а не тёмными, как у большинства Виндзоров. На них лежал ярко-зелёный берет королевской морской пехоты; несколько офицеров "джолли" (1.) стояли вокруг.
