Субботним утром девятнадцатого ноября мы открыли лабораторные чашки, куриный бульон в них чуть ли не бурлил и попахивал. Я взял заранее приготовленный плесневелый хлеб, для его приготовлением пришлось пожертвовать почти половиной килограмма хорошего, и накрошил его в одну из лабораторных чашек.
Как из плесени получить пенициллин я знал лишь ориентировочно, вот как мы примерно сделали, плюс-минус километр. Каково же было мое изумление, когда воскресным вечером я увидел прекращение процесса в той чашке, куда я накрошил хлебной плесени.
Я, молча протянул эту чашку Осипу:
–– Дерзайте, сударь. Там, –– я ткнул в стеклянную крышку чашки, –– то, что победило эту гадость. Гадость эта называется микробы, если ты помнишь, –– с Осипом я отдельно занимался микробиологией, вернее её азами. –– А вещество, которое должно победить их называется антибиотиком. Ты должен его найти его в этой чашке. Как не знаю. Микроскоп ты освоил, дерзай, –– повторил я еще раз. –– Евдокия, Осип должен заниматься только этим.
Утром двадцать первого ноября мы ехали на завод. Настроение у меня было великолепное. Червячок сомнения меня внутри конечно немного подгрызал. Я волновался за супругу, что бы не говорили всякие продвинутые господа, но беременную женщину надо оберегать.
Ехали мы медленно, любуясь зимними красотами нашего края. Погода стояла замечательная, еще ни разу не было больше минус десяти даже ночью. Ус понемногу покрывался льдом, Енисей тоже должен одеваться в ледовый панцирь. Леонтий был, как говориться на низком старте, готовый в любую минуту идти на север. Идти он хотел с одним Лонгином. Услышав об этом, я просто обомлел.
–– Леонтий Тимофеевич, это что шутка?
Мой тесть медленно огладил свою бороду, поддел аккуратненько кусочек копченого хариуса и отправил его в рот. После воскресной службы мы по-семейному трапезничали.
–– А кого ты, Григорий Иванович, хочешь мне предложить в спутники? Беглых каторжников, государевых преступников или каких-то темных личностей как их сиятельство граф Каземир? –– Леонтий мог и дальше перечислять наши заслуги, но не стал. –– Смело могут ехать только трое Лонгин, Илья и я. Всех остальных там может ждать яма в остроге, а то и дыба, даже моего Тимошку. У меня «проезжая грамота», подписанная Их Превосходительством Дени́сом Ива́новичем Чиче́риным, губернатором Сибири, аж до 1780 года. Лонгин и Илья в неё вписаны, а другие нет. И паспорт купеческий у меня есть. А вот без «пропускного» или «кормежного» письма дальше Абаканского острога никто не уедет.
–– А ты сам не боишься? –– спросил я с раздражением, вспоминать свои «заслуги» было не очень приятно.
–– Такого только дураки не бояться. Но у меня есть шанс, да и страха нет. Детки мои здесь остаются, да и Агриппину ты не бросишь, –– Леонтий подцепил следующий кусочек хариуса. –– да и у меня шансов вернуться будет больше. Ведь за товар мы будем расплачиваться золотишком. А оно будет здесь лежать.
Дальше продолжать разговор у меня желания не было, Леонтий конечно прав.
Машенька была счастлива, мы ехали вместе и она не замечала моего не веселого настроения, надо было решать с походом на север. Но я глубоко заблуждался, считая, что она ничего не замечает. Когда мы подъезжали к заводу, супруга повернулась ко мне и сказала:
–– Не рви сердце Гришенька, с отцом и Лонгином ничего не случиться. С ними пойдет еще иподиакон Павел.
–– Почему ты так решила? –– изумился я.
–– Я случайно услышала разговор отца Филарета и Павла. Батюшка Филарет говорит, что эти староверцы забрали все его силы и он опасается за себя, ему нужна помощь, а письмо к Владыке послать не с кем. Павел говорит, что письмо надо послать с моим батюшкой. А отец Филарет говорит, не дойдут они, он опасается, ну как мой батюшка тебе говорил. Павел засмеялся и говорит, дойдут. Только им золото не надо брать. Тем людям оно самое главное. Надо им дать понять, что золото есть, но только на обмен. Тот человек в Красноярске как в норе сидит, поэтому мы до Красноярска по любому дойдем. Леонтий калач тертый, он торговые дела решит, а я с Владыкой успею поговорить и когда обратно пойдем, у нас будет его охранная грамота. А здесь военную хитрость надо будет применить, говорить, что встретят на Усе, а встретить возле лагеря староверцев.
Я внимательно, не перебивая, слушал жену и думал о том, какие сюрпризы ждут меня. Глупый человек, размечтался забиться в медвежий угол и просто жить, как до этого полвека жил, не отсвечивая. Забыл вечную истину: человек предполагает, а Бог располагает.
Машенька закончив рассказ, внимательно смотрела на меня. Я молча кивнул.
–– И ты знаешь, милый, мне показалось, что иподиакон знал, что есть слушатель их разговора.
Оставшийся путь мы ехали молча, а когда подъехали к заводу я понял, что решение принято и не надо уподобляться страусу.
Нашему приезду на заводе были откровенно рады. Неожиданно для всех Яков заявил, что сначала я должен пообщаться с ним. Я ничего против этого не имел и с удовольствием пошел к Якову. Машеньку я меня сразу похитила Анна Петровна.
В лаборатории к моему большому удивлению ни кого не оказалось, всех своих помощников Яков разослал по разным сторонам с массой поручений. Оглядев внимательно наше химическое хозяйство, я решил его не томить:
–– Ты, Яков Иванович, хочешь знать пределы моих знаний и насколько они правильные. Так?
Яков внимательно смотрел мне прямо в глаза, совершенно не моргая.
–– Да.
–– А природа моего знания тебя не интересует?
–– Нет, не интересует, –– Яков отвечал быстро и односложно, сразу было видно, что он готовился к такому разговору.
–– А не боишься геенны огненной или считаешь это сказками?
Яков ответил не сразу, поправил какие-то исписанные листы на своем столе.
–– Сказками не считаю, своей шкурой платил за сомнения, –– Якова даже передернуло от воспоминаний. –– А бояться? Не боюсь.
И так, мировоззренческие вопросы решены. Пора заняться прикладными делами.
––Тогда давай я тебе прочитаю небольшую лекцию, а ты потом сам решай, есть ли у тебя вопросы. Согласен?
–– Согласен, –– опять односложно ответил Яков.
–– И так начнем. Вы, сударь, знаете что такое химический элемент, англичанин Роберт Бойль сто лет назад, назвал так неразложимые на другие части корпускулы, которые составляют все тела. Он считал, что элементы бывают разными по форме, массе и размеру….
Моя лекция по химии длилась почти три часа. Хорошо зная историю науки и техники, я постарался излагать уже известное на начало тысяча семьсот семьдесят шестого года как непреложные знания и факты, а вот то, что станет известным в течение ближайших лет, эдак сорок-пятьдесят, какдогадки и предположения. Самой большой проблемой была терминология, но помучившись с этим немного, я решил велосипед не изобретать и без особых объяснение использовать привычный мне вариант.
Кислород и водород еще находились в стадии рождения, но я решил об этом говорить как о непреложном факте. А потом я подошел к самому сложному вопросу, вопросу о периодической системе элементов. Конечно и без этого можно было обойтись, но как же это знание всё упрощало. И в итоге я рассказал о том, что наверное есть какие-то связи между элементами.
,Яков слушал молча и невозмутимо, лишь иногда переспрашивал, не задав ни одного вопроса по существу. Я совершенно не понял, что из мною сказанного, он слышал впервые.
Три часа пролетели незаметно. Закончив свою лекцию, я вопросительно посмотрел на Якова.
–– Пока вопросов нет, ваша светлость. Совершенно удовлетворен услышанным.
–– Хорошо, ты мне вот что скажи. Как у тебя обстоит с получением перекиси водорода?
–– Получить-то я что-то получил, да ведь тебе, Григорий Иванович, она чистая нужна. А с этим пока проблема, но я её решу, дай время, –– уверенно ответил Яков.
–– Перекись мне очень нужна, раны ей хорошо обрабатывать. Ты уж постарайся.
Я еще раз внимательно осмотрел нашу лабораторию, интересно было бы сравнить её с какой-нибудь европейской, например с английской. Может когда-нибудь и удастся.
