хаты никто не выходит. Вот, только застал.
— Чё приходил?
— Да по делу, — Григорьев подошёл ближе. — Гля, Лыска! Ездил куда?
— Только что из Курганной. Мамку встречали.
— А я и забыл! Ладно, пойду. Как-нибудь в другой раз…
— Стоять! — Я схватил его за руку. — О деле скажи.
Витёк попыхтел, делая вид, что хочет освободиться, но быстро сдался.
— Так, ерунда… смеяться не будешь?
— Нет. Вот делать мне больше нечего, как только стоять рядом с тобой и смеяться.
— И никому не расскажешь?
Я чиркнул ногтем большого пальца по верхним зубам.
— Ладно, пацан сказал. Давай отойдём к баку, там точно никто не подслушает— Вишнёвые зенки моего корефана с подозрением прозондировали окружающее пространство. — Я от Наташки Городней сегодня письмо получил! — срываясь на сдавленный шёпот, выпалил он на ходу.
— Ну?
— Что «ну»?
— По делу хоть пишет или просто так, от балды? Я так смекаю, если адрес твой вспомнила, значит, нужда.
Витёк процедил эту фразу сквозь сети своих извилин, подумав, вынес вердикт:
— По делу. Пишет что скучно: все школьники в пионерлагерях, не с кем поговорить. Просит ещё, чтобы я у одного кнута её книжку забрал и переслал по почте.
— Что за кнут?
— Да Васька Фашист, что около Кума живёт.
Обоих Фашистов я более-менее знал. Один проживал за новою школой по улице Костычева, куда ещё не дотянулся длинный язык Жоха. Другой — по соседству с одним из уличных даунов, который остановился в развитии на уровне трёхлетнего пацана, и всех на нашем краю называл кумовьями: «Санка! Кумка! Кино смотгел пго кгаску Чапая! Ат, ат! На, на! Во!!!» Кстати, второй Васька Фашист донашивал своё прозвище последние полтора месяца. С выходом на экраны одноимённого фильма, его поначалу нарекут Фантомасом, потом сократят до Фантея.
Так что, оговорка Витька тоже была по делу. Поэтому я сказал:
— Там того Васьки! Нет проблем, завтра же заберём книжку. А начнёт возникать, наколошматим по репе.
— Да я уже взял, — многозначительно усмехнулся кентюха. — Сказал пару ласковых — он в хату слетал и принёс!
Казия и Фантей одной весовой категории. Не мог он его так просто нагнуть, без старшего брата. Но разговор о мальчишеских подвигах очень тонкая дипломатия, где пауза сродни оскорблению. Поэтому я мгновенно отреагировал: «Молоток!» и тут же вильнул в безопасное русло:
— Ко мне для чего приходил, если сам уже разобрался?
— Зачем приходил? — засуетился Витёк (Этот вопрос он, если и ожидал, то не так скоро), — тут видишь какое дело, — запинаясь, продолжил он, — хочу я Наташке ответное письмо написать, да не получается у меня. Слова вроде нахожу, а как увижу их на бумаге — хочется листок разорвать. Будь другом, помоги, а?
Дальний свет железнодорожных прожекторов гульнул по его роже. По центру загорелого лба я приметил пунцовую «гулю», а в уголке левого глаза, что ближе к виску — аккуратный фингал. В принципе, ничего удивительного. Любовь это такая хреновина, что делает рыцарями даже таких вот, маленьких пацанов.
— Сашка-а! — донеслось от калитки. — Ты де? Ну-ка бегом в хату! Картошка остынет. И мама тебя два раза уже вспоминала.
— Иду, ба! — автоматом откликнулся я — и шёпотом, в адрес Витька, — сейчас, что ли?
— Да не, завтра приду, — понимающе выдохнул он. — На вот, пусть пока у тебя полежит, а то братка Петро быстро её спровадит в сортир…
«Рыцарь» достал из-за пазухи книжку в картонной обложке. На лицевой стороне танцевали разноцветные буквы, складывающиеся в название: «Республика ШКИД», свистела в два пальца-мизинца продувная лысая рожа, чем-то похожая на моего бесстрашного корефана.
Северо-Западное книжное издательство, 1966 год, привет из Архангельска!
— Спасибо, — сказал я удаляющейся спине.
— За что⁈ — всполошился Витёк. Наверно подумал, что я собираюсь книжку отжать и замылить.
— За то, что напомнил.
— Тю!!!
— Сам-то читал?
— Пробовал, не получается. Тяжёлая вещь. Не люблю я про голод да про жратву, слюнки текут…
* * *
— А мы уже думали, ты спрятался! Шукаем, шукаем — нету нашего Сашки…
И точно! Была в моём прошлом дошкольном возрасте такая поганая фишка. Залезу в кухонный стол и притаюсь в ожидании, когда дедушка с бабушкой начнут за меня «переживать»: «От горе! Де ж наш внучок⁈ Наверно, цыгане украли…» А я себе в щелку подглядываю, как ходят их ноги вокруг моего укрытия, да смехом давлюсь…
— Так с кем это ты около бака блукал? — ещё раз спросил дед, пыхтя папиросой.
— Да Витька Григорьев книжку принёс почитать. Давно у него просил.
— Нашёл время! Ступай, мамка зовёт… Что значит, сейчас⁈
— Цветы, — пояснил я.
— А! Смотри, ноги в сарае не поломай, на Мухтара не наступи. Он в проходе лежит, добро охраняет. На-ка вот, спички…
Фонарик не предложил. С ними у нас тоска. Есть два больших, круглых, китайских, по три батарейки в обойме. Но оба настолько засраны потёкшими «Элементами-373», что уже не очистить. Их когда-то с Камчатки отправляли контейнером. В дороге и потекли. Есть ещё чёрный безотказный «Жучок» с откидной металлической ручкой, на которую нужно часто давить, чтобы самому выработать электричество. У меня не хватает на это ни сил, ни размаха ладони. Двумя руками тоже не получается. Или прищемишь палец, или заденешь собачку, что фиксирует динамо-машину. Не фонарик, одна маета. А вот дед с «Жучком» вполне управляется и берёт его на дежурство, если работает в ночь.
Мухтар виляет хвостом. Пёс настолько обеспокоен, обилием новых запахов, что рад даже мне. Перешагиваю через него, чтоб дотянуться до банки с цветами. Зовут… надо идти.
На веранде непривычно просторно. Над запахом краски уже доминирует
