жизни.
Ну их, коллег этих.
Нужно держаться от таких подальше. Алкашня.
Я решила зайти домой и переодеться. Всё-таки пальто моей предшественницы мало подходило для дворницких работ.
У самого моего дома меня окликнули. Я обернулась. На меня недобрым взглядом смотрел лохматый, заросший щетиной мужик.
— Ты что ль будешь новой дворничихой? — спросил он свирепым голосом.
Глава 8
— И что ты хотел, Михалыч? — я решила тоже перейти на «ты», раз он первый начал.
— Поговорить! — нахмурился тот.
— Говори, — пожала плечами я. — Только кратко и ёмко. Некогда мне. Спешу.
— Тебя звать-то как?
— Люба.
— Слушай меня, Люба, — сурово сдвинул брови Михалыч, — ты, я смотрю, не успела прийти, ещё ни одного двора не вымела, а уже друзей себе завела…
— И что? — насмешливо сощурилась я. — Нельзя?
— Друзей надо выбирать правильно, — проворчал Михалыч, — подумай об этом.
— Подумаю, — кивнула я и добавила, — если у тебя всё, то я побежала, а то у меня ещё дел полно.
— Беги, беги, — нахмурился Михалыч, — но помни, я за тобой приглядываю.
Оставив столь нехитрым образом последнее слово за собой, Михалыч развернулся и твёрдой поступью утопал вдаль. А я вошла в свой подъезд.
Поднявшись на второй этаж, принялась рыться в сумке в поисках ключа от квартиры.
В это время дверь соседней квартиры распахнулась и оттуда высунулась голова вчерашней уринолюбивой старушки, которая мой сердечный приступ пыталась чайным грибом вылечить. Анжелика называла её Ивановной.
— Любаша, — прошамкала Ивановна, при этом голос у неё был необычайно тихим и дрожащим.
— Добрый день, — кивнула я и спросила, — что-то случилось?
— Да вот, что-то меня в правом подреберье до того болит, что мочи моей нет, — охая, пожаловалась старушка.
— Так, может, доктора вызвать? — предложила я, вид она имела явно нездоровый.
— Да ты что! — возмущённо замахала руками та, — доктора, они только угробить могут! А потом на органы сдадут. Знаю я их! Я вот маслом лечусь и керосином.
— В смысле маслом и керосином? — вытаращилась я.
— Чтобы вернуть молодость, нужно каждое утро просыпаться в пять утра и пить натощак треть стакана подсолнечного масла, — сообщила Ивановна, — тогда очищение будет полное. А керосином я горло полощу, в целях профилактики ангины.
— Да это же ужас какой! — всплеснула руками я.
— Никакой это не ужас, а народное средство! — возмутилась Ивановна, — народ испокон веков знал, что и как надо делать!
— Но это же угробит вашу печень! И почки!
— Много ты понимаешь! — покачала головой Ивановна, и сердито ворча под нос, ушла к себе.
А я пожала плечами и вошла к себе.
Нужно было подумать про ужин.
Я задумалась. И вот чем всех их сейчас кормить? Это же дети. Они всегда хотят вкусненького. Скудный набор продуктов за эти сутки богаче не стал. Я вспомнила балыки и икру, которые мы подавали на стол на бывшей работе, и от души выругалась. Вот жизнь — там балыки-шмалыки, аж стол ломится, а здесь суп с одним скукоженным тощим окорочком (второй я вчера в борще сварила). Кстати, что я буду делать завтра? Ума не приложу.
Ладно, примитивный суп я сварю. На пример, гречневый. А до супа что? На второе пожарю картоху с луком. Тоже нормально. Капуста квашенная ещё есть. С маслицем хорошо будет. Но это все простенькое какое-то. И тут я вспомнила про «улов» с работы — шпроты и лимон. А вот не буду я эти шпроты до Нового года хранить. Так далеко ещё дожить надо. Сделаю бутерброды со шпротами. А из лимона пирог испеку. Вроде духовка тут нормальная у неё.
Так и поступила.
Когда вытащила источающий одуряющие ароматы лимонник, хлопнула дверь, кто-то пришел. Я выглянула — Анжелика.
— Мой руки и давай на кухню, — крикнула из дверей кухни я, — у нас сегодня деликатесы.
Анжелика ничего не ответила и шмыгнула в свою комнату.
Прошло минут пять, никто не шел мыть руки и тем более пробовать мой суп и лимонник.
Ну ладно, если гора не идёт…
Я заглянула в комнату — Анжелика, скрутившись в позе эмбриона, лежала на кровати прямо в школьной форме и рыдала.
— Что случилось? — спросила я, — обидел кто-то?
Анжелика разрыдалась ещё сильнее.
Я подошла, села рядом на кровати и осторожно погладила её по голове:
— И чего ты плачешь?
— Я теперь не смогу поступить в универ… — размазывая слёзы и всхлипывая, прохрипела Анжелика, — Выдра сказала, что с такими отметками в десятый меня не переведёт!
— Все равно не пойму, в чем проблема?
— Вы не понимаете! Вам все равно! Меня никто не понимает!
— Анжелика, сядь! Сядь и успокойся. А ещё лучше — давай ты сходишь, умоешься, покушаешь, я бутерброды со шпротами сделала и пирог с лимоном. Вкусный!
— Какой лимон! У меня вся жизнь рухнула, а вы лимон! — ещё сильнее зарыдала девчонка.
Я подождала, когда приступ горя пройдёт и сказала:
— Все? Переплакала? А теперь давай поговорим нормально. Ты огорчена. Возмущаешься. Объясни конкретно, в чем проблема?
— Я же говорю…
— Я понимаю о чём ты говоришь, но суть же не в этом.
— Я хочу быть переводчицей, ездить по заграницам! А для этого надо универ, а Выдра…
— Ты уже это говорила, — вздохнула я, —