– Откуда я знаю? – пожал плечами Икмор.
– Вот и я не знаю, – задумчиво произнес Святослав.
Куркутэ всеми своими богами поклялся, что в его кочевьях Святославу ничто не угрожает.
Богов печенеги уважали. Но какое искушение – прикончить беспокойного киевского князя!
Нет, не рискнет.
Степное солнце прошло три четверти дневного пути, когда русское войско тронулось в обратный путь. На дорожку от Куркутэ поступил подарок: три сотни овец. Пусть кушают русы в дороге свежую баранинку и не думают худого о великом хане народа цапон. Правда, отара бежит намного медленнее, чем ходит по Дикому Полю Святославова дружина. Не хочет ли великий хан своим щедрым подарком придержать русов?
Святослав решил проблему просто: овечек велел связать и погрузить на запасных коней.
Печенежские «богатыри» нагнали их только через два дня.
Лава смуглокожих всадников в черных мохнатых шапках пронеслась по обе стороны войска русов, сминая неподкованными копытами лошадей сочную весеннюю траву. Киевляне же продолжали двигаться по дороге прежней экономной рысью, не поторапливая лошадей, лишь сомкнувшись поплотнее, так, чтобы в случае внезапной атаки принять степняков как надо. Люди уже вздели брони. Разведчики еще вчера доложили, что на «хвосте» русов – степная конница числом никак не меньше пяти тысяч сабель.
Святослав не испугался. Уйти в степи от копченых можно, но трудно. Да и не любил Святослав от врага бегать, страх показывать. С печенегами только так и можно. Они как степные волки. Пока чуют силу и видят перед собой тяжелые турьи рога, только зубами лязгают да уши прижимают. А покажешь спину – враз бросятся, вцепятся в пах, в горло, порвут жилы, выпустят кишки. Убежать нельзя, устоять можно. Нет в кочевниках настоящей твердости. Такая крепость только от своей земли идет или от веры настоящей.
Промчались степные всадники с визгом и гиканьем, весело проскакали: аж земля дрожала. И пропали в травах. Сотен пять только осталось на шляхе. Дорогу не закрыли: поехали впереди, стрелищах в двух, не обгоняя и не опережая. А уж от этих отделилась совсем маленькая группа, с дюжину, не более; приотстала, поравнялась с передовыми русов.
– Хочу с хаканом вашим говорить, – по-славянски объявил ее предводитель, молодцеватый печенег на красавце-жеребце.
– А кто ты такой, чтоб наш князь тебя слушал? – спросили его.
– Я – Кутэй, любимый внук великого Куркутэ! Хан над сотней сотен богатырей цапон! Скажи мое имя своему воеводе Серегею, он знает.
Передовой сотник придержал коня, пропуская своих, подождал, пока поравняется с ним голова основной колонны, где над щитами ближних гридней играло на ветру, повыше знамен воеводских – знамя с грозно ощерившимся пардусом – княжье.
– Знаешь его? – спросил Святослав. – Или врет?
– Не врет, – ответил Духарев. – Еще бы мне его не знать: я ему подарков заслал без малого на сотню золотых ромейских солидов[57]. Клинок подарил из лучшего «дамаска». Он мне всеми своими черными богами поклялся, что Куркутэ даст тебе всадников.
– Добро, – согласился князь. – Веди его сюда, сотник.
Телохранителей «любимого внука» внутрь строя не пропустили. Хан не настаивал. Держался храбрецом. В отличие от прочих печенегов, напоминавших внешне своих уродцев-божков, хан Кутэй был красив даже по славянским меркам. Красив и молод. В этом году увидел свою двадцатую весну. Но за его спиной уже было несколько успешных набегов. Подаренная Духаревым сабля висела на золоченом поясе.
– Здрав будь, хакан Святослав!
– И тебе того же, хан цапонский!
– Что так быстро ушел, хакан? На деда моего обиделся? Так ты на него не обижайся! – Кутэй белозубо осклабился. – Много у него славы, больше не надо. Много у него мудрости, но очень велик народ цапон, потому расточается вся мудрость великого хана в великих думах. Большой хан – большие дела, хакан. А для малых дел, таких, как твое, не нужна мудрость великого хана. Для малых дел довольно ума меньшего хана. Не с ним, со мной тебе нужно говорить, хакан!
«Вот наглец! – подумал Духарев. – Провоцирует. И не боится, гаденыш. Небось, донесли ему, что Куркутэ князя Игоря своим сыном назвал – и Святослав стерпел».
Великий князь к провокации отнесся правильно.
– Верно говоришь, – согласился он. – Не стоило мне отвлекать великого хана от великих дум такой безделицей, как десять-пятнадцать тысяч всадников. Забыл я, что стар твой дед, да и обычаи ваши знаю плохо. У вас, верно, иначе, а у нас принято, что всеми дружинами, большими и малыми, князь водительствует. Так что коли ты, малый хан Кутэй, привел этих воинов, чтобы служить мне, я к твоим малым делам снизойду и с тобой говорить буду.
Отбрил.
– Нет, хакан Святослав, я не буду тебе служить, – заявил Кутэй.
– Тогда и говорить не о чем.
– Погоди, хакан. Какой ты быстрый! Разве так великие мужи говорят?
– Я так говорю! – отрезал Святослав. – А бью еще быстрей. Можешь спросить у своих родичей, которых я прошлой зимой у городища на Ворскле перенял. Тебе расскажут… те двое, которых я пощадил.
– Гила и цапон – не родичи! – возмутился Кутэй.
– Извини, хан. Я же сказал: в ваших обычаях разбираюсь плохо. Знаю только, кто мне друг, а кто враг. Врагов, которые в землях моих безобразят, бью. Друзей, тех, кто славу со мной ищет и богатства добывает, привечаю.
Святослав, разумеется, прекрасно знал и имена всех больших печенежских орд, и территории их кочевий, и даже их взаимоотношения. Кто этого не знает, тому нечего делать в Диком Поле. И Кутэй, разумеется, знал, что Святослав знает…
То ли потому что хан был молод, то ли потому что понял: обычная для степняков двусмысленная речь – не лучший вариант общения с великим князем киевским, но он решил говорить напрямик, так прямо, что прямее некуда.
– Служить тебе не буду, – еще раз повторил он. – Но союз с таким великим воином, как ты, хакан Святослав, мне люб. Скажи, что дашь мне за мою дружбу?
– Ты сказал моему сотнику: за тобой десять тысяч сабель, – уточнил князь киевский. – Это так?
– Десять и еще пять! – гордо заявил Кутэй.
Святослав и Духарев переглянулись. Пятнадцать тысяч всадников – это половина всех боеспособных мужчин цапон. Ни один малый хан не может располагать таким войском без санкции хана большого. Значит, дедушка Куркутэ дал добро на участие цапон в хузарском походе.
– Мы, варяги, не меряем дружбу в золоте! – высокомерно заявил Святослав. – Но чтобы дружба не иссякла, когда придет время делить золото, мы заранее договариваемся о доле каждого. Приезжай в начале нового месяца в Улич, к моему князю-воеводе Свенельду. Поговорите об этом. Великой тебе славы, хан Кутэй!
