захлопнется, но к двери в ту квартиру, где она жила одна, все-таки опоздал. Звонил. Стучал. Услыхав какой-то скрежет, она позвонила по телефону, которым не пользовалась практически никогда. Он, в свою очередь, услыхал, как она набирает номер на допотопном, от прежнего хозяина оставшемся агрегате чуть ли ни двадцатилетнего возраста, и все-таки вышел из подъезда. Поглядывая время от времени, сквозь щель в шторке, она видела, как он стоит – и пялится на ее окна. Ходит туда – сюда, – и пялится. На скамеечку сел – и продолжает пялиться. Зевает – а смотрит. Через четверть часа подъехали ребята, узрели его, и направились для объяснений, но он все-таки вывернулся и удрал.
– Вообще дикая история, и не припомню, когда такое случалось-то в последний раз. Ромычу вдруг стало плохо, кровью блевал, пошел в сортир – в обморок грохнулся… Ну, – "Скорую" позвали, он до последнего сопротивлялся, – как же, к тебе спешил! – ждут-ждут, а ее все никак, Влад его в охапку, – и в больницу, своим ходом, привезли, – он уже не дышал почти, без давления был. Язву залепили, кровь перелили искусственную, – больно много лить, говорят, опасно, если нормальную… Все б ничего, но кто ж знал-то, что у него аллергия…
– Ну?
– Ну шок. Еле откачали, сейчас на аппарате, говорят, будто шибко опасаются, что того…
– Чего – того?!!
– Что идиотом останется. Полным кранком. Овощем.
– Куда "скорая" девалась, – прошипел Постников – выяснили?
– А – шофер напился, в столб приехал. Причем ты скажи, – нормальный пожилой мужик, не сволочь какая из этих нынешних, никогда за ним не водилось такого, – а тут как на грех…
– А другой у них, понятно, не было?
– Да откуда?!! Сам подумай, кто в наше время пойдет работать на "скорягу", кому оно нужно? Только последнего разбора теребень!!!
– Ы-ы-ы-ы…
Постный, тощая жердь с пугающим взглядом светлых глаз, только тихо взвыл, глядя мимо собеседника и так сжимая кулаки, что побелели костяшки. Больше всего ему хотелось прямо сейчас прикончить кого-нибудь, но, по определенным причинам, с этим приходилось повременить. И от этого, от самой этой необходимости, от того, что эта необходимость вообще возникает, от того, что все кругом в последнее время состоит из таких вот необходимостей, стало и еще хреновей.
– Да брось ты, Юрь Митрофаныч, – цепь диких, нелепых случайностей…
– Да, – ответил он странным голосом, от которых знающему его захотелось бы немедленно испариться, оказавшись где-нибудь совсем далеко, – случайность. Конечно. Вот только случайностей этих больше, чем ты думаешь! Он ко мне не зря, он ко мне не просто так собирался!!! Он сначала в "Менделеевский" сходил, отоварился, – и тогда собрался! При нем на три килограмма было, причем такое, что не нароешь, – платиноиды, рений, гафний, и все прочее в том же духе! Нет бы до того п-подохнуть, или уж после того, – так нет!!! Так что теперь ни "пэров", – ни элементов, чего хочешь, то и делай! В-вот ведь в БОГА!!! В ДУШУ!!! В КРЕСТ!!!
Он бы с удовольствием что-нибудь сломал или разбил, но все, мало-мальски для этого подходящее вокруг не ломалось и не билось, причем винить даже и в этом было некого, – сам делал. Не упуская никаких мелочей. Чтоб не билось, не ломалось, не горело, – и держало бы автоматную пулю по крайней мере. Так что и тут клин. И ведь не заподозрил ничего, когда ему всю затребованную сумму "пэриками" выдали: все честно, вразбивку, разного номинала, номера не то, что разные, – от разных серий, а тут – на тебе!
Кто-то очень тонко просчитал специфику шантажиста, взявшего в заложники половину страны, учел, что уж кто-кто, а он-то – пэры тратить на девок не будет, и на рубли не поменяет, по прямой, исконной принадлежности пустит, на Чистые. На Чистые, которые по большей части в "Менделеевском". Том самом "Менделеевском", которому без разницы, подряд идут учтенные купюры, или врозь: все равно вычленят и арестуют. Первым же посланным вежливо предлагали подождать, – а потом на них гуртом вываливалась охрана в доспехах и только что не с артиллерией. Да и много ли их осталось, – таких, чтоб можно было послать – с такими суммами?!! За таким грузом?!!
Так что ему – Ему! – пришлось скупать нужное у малолеток – старателей, нищих и хищных, втридорога, а главное – миллиграммами, когда нужно было в сто, в тысячу раз больше! И нельзя было, как в золотые прежние времена, взбесившись, заплатить, вместо кредиток, – пулей в наглую прыщавую рожу. Или, что куда забавнее, – ржавым ломом в задницу. Потому что тогда вообще негде взять будет, амба. Нашли-таки узкое место!
Ну да, ну – узкое. Но не убойное. Не смертельно все это, можно отсидеться, ведь отсиделся же в тот раз, когда взяли его посланцев, кое – нагрести, кое – наскрести, блеснуть талантом, наделать дешевых суррогатов, тряхнуть стариной – пойти в старатели, начать все сначала… Можно было бы связаться с этими умниками и еще раз, содрать и еще столько… И пол-столько и четверть столько… Пользуясь все той же угрозой, но только в тот раз он еле уцелел, такая работа пошла по определению места, откуда шла передача, такие брошены вычислительные мощности. Аж лестно. Нет, так-то оно жить можно. А там, глядишь, повезет, и он снова встанет на ноги. Уж тогда он им покажет! Уж он им с-сделает! Все кровью рыдать будут! Стонать от ужаса до самой своей мучительной смерти! Он и не заметил, как, поуспокоившись было, снова разъярился просто-напросто своим мыслям, и, весь во власти ослепительно кровавых мечтаний, не понял сначала, что белое пятно перед самыми его глазами, – перекошенная и мучнисто-белая от ужаса физиономия подручного. Тогда он с усилием расслабил сведенное судорогой бешенства лицо, разжал кулаки и даже улыбнулся.
… Вот только не везет что-то. Уже с месяц. Блестящие замыслы, дерзновенные в своей неожиданности ходы, неизменно дававшие весь ожидаемый результат и даже немножко больше, вдруг перестали удаваться. Какой-то чертов порочный круг: меньше возможностей – меньше выбора для возможный действий – более ожидаемые действия на более ожидаемых путях. На которых его ждут неумолимые засады, лишающие его возможностей. Круг замкнулся. Да какой там круг
