Только скандинавы, водительствуемые ярлом Халсфьерда Эвилом Оттарсоном, безмятежно взирали на трупы и пепелища. Они и не такое видывали… и проделывали.
В гавани пожаров не было. Тут стояли торговые суда. Довольно много судов. Капитаны некоторых, увидев флотилию русов, попытались дать деру, но не успели. Развернувшиеся в линию боевые лодьи и драккары перекрыли им пути к отступлению. Удрать, впрочем, пытались немногие, большинство осталось у пирсов. В порту шла активная торговля. Арабские, арранские, самаркандские, персидские купцы за бесценок приобретали военную добычу. А продавали ее печенеги.
Духареву стоило огромного труда удержать своих хузар, вознамерившихся перебить первых же встретившихся копченых. К тому же русы и скандинавы были готовы поддержать разъяренных хузар. Русы никогда печенегов не жаловали. У нурманов и свеев Оттарсона никаких претензий к копченым не было, зато присвоить чужую добычу – это они всегда пожалуйста. Возможно, Духарев не стал бы удерживать своих воинов, если бы не узнал в степняках, самозабвенно отдавшихся грабежу, родовичей Куркутэ. Печенегов-цапон.
Варяги Духарева взяли под микитки парочку копченых и приволокли к воеводе.
– Где Кутэй? – строго спросил Духарев.
– Мы покажем, покажем! – залопотали притрухавшие степняки. – Не тронь нас, великий богатырь, мы твоему хакану служим!
Печенегов в совокупности было не меньше, чем русов, но русы представляли собой войско, а копченые – неорганизованную толпу мародеров.
– Коня! – потребовал воевода.
Ему подали коня: его гридни по древнейшему в этом мире праву сильного уже успели реквизировать полсотни степных лошадок.
– А-а-а, воевода Серегей! Ты опоздал, цапон уже всё сделали!
Так приветствовал Духарева внук «Волка» – Куркутэ – хан Кутэй.
Сергей охотно сказал бы ему пару ласковых… в другой ситуации. Сейчас учить красавца-печенега уже не имело смысла. Да и красавцем он уже не был, молодой хан. Вокруг него кадил и суетился шаман-лекарь, но Духарев только один раз втянул носом наполнившую юрту вонь и сразу понял: Кутэй умирает.
– Ищешь своего хакана? – прошептал Кутэй. – Он в четверти дня пути отсюда. Мои покажут дорогу.
Духарев кивнул:
– Прощай, хан!
– Прощай, воевода Серегей… А-а-а… Сабля, что ты мне подарил… Она хороша. Я возьму ее… с собой.
Духарев вышел из юрты, и воздух, насыщенный гарью и вонью показался ему свежим.
– Артем, – сказал он сыну, – бери свой десяток и скачи в гавань. Скажи Понятке, пусть поднимает тысячу, забирает всех лошадей, каких увидит, – и ко мне. Мы идем к великому князю. Старший без меня – Трувор. Копченых пока не трогать. Да! Хузарские сотни – тоже ко мне. Не хочу оставлять их тут. – Духарев подумал немного и добавил: – Еще скажи Трувору: гостей торговых тоже не обижать, купле-продаже не препятствовать, но корабли из гавани не выпускать, а ежели какие кормчие станут настаивать, обойтись по восточному обычаю.
– Это как? – спросил Артем.
– Палками по пяткам. Все понял?
Сын кивнул, свистнул своим, ударил коня каблуками и полетел к гавани. Отроки его десятка поскакали следом, не обращая внимания на снующих вокруг печенегов.
Копченые, впрочем, тоже не обращали внимания на русов. Их интересовало только одно: где и чем еще можно поживиться? Только у ханской юрты наблюдался некоторый порядок: около десятка мрачных цапон сторожили покой умирающего хана. Наверняка это были его близкие родственники.
Духарев отвел своих подальше, к подножию невысокого холма, уселся в тени и стал ждать.
Понятко со своей тысячей и пятью сотнями хузар Машега появился примерно через час. Все – конные. Трое – с легкими ранениями: кое-кому из печенегов хватило храбрости (или глупости) противиться совершаемой именем Святослава реквизиции «транспортных средств». Духарев хотел отправить раненых обратно, но Артем, оказавший раненым первую помощь, заверил, что парни вполне могут оставаться в строю.
Послали за обещанным Кутэем проводником, а когда тот прибыл, немедленно отправились в путь.
Духареву, как и всем русам, не терпелось узнать, что же такое случилось. В глубине души Сергей боялся увидеть своего князя в том же состоянии, что и Кутэя.
Зря боялся. Святослав был в добром здравии, хотя и несколько мрачен. Впрочем, появление воеводы несколько приподняло настроение великого князя.
Воины Святослава расположились четвертью поприща выше по течению Терека. Судя по роскошной траве и плотности почвы, здесь сравнительно недавно стояла вода. По словам Машега, это было в порядке вещей. Наводнения в этих землях не редкость, особенно ближе к устью. Иной раз вода заливает степь на несколько фарсахов. И хоть слой воды невелик, максимум коню по брюхо, но земля раскисает, ни пройти, ни проехать. Посему строятся здесь исключительно на холмах. Там же и хоронят. Но хузарам такое привычно: схожие паводки бывают и на Итиле, и на Бузане… Везде. Неудобно, зато естественная ирригация. Идеальный вариант, особенно для скотоводов.
Издали лагерь русов выглядел точь-в-точь как бивак копченых. Множество войлочных юрт, кибитки… Даже разъезды на подходах и пастухи, приглядывающие за лошадьми, – в одежде и мохнатых шапках печенегов-цапон.
Разумеется, это были не цапон – переодетые Святославовы вои.
Шатер Святослава был воистину ханским, но пустовал. Князь уехал по каким-то важным делам.
В отсутствие великого князя старшим в лагере был воевода Икмор. И он уже выехал навстречу Сергею. Если бы не варяжские усищи, Икмор был бы вылитым печенежским ханом не из последних. А загорел почти как копченый – дочерна.
– Серегей! Дошли!
– Как видишь! – усмехнулся Духарев.
Они с Икмором обнялись. Потом Икмор обнялся с Поняткой и Машегом. Переодетые печенегами киевляне сияли улыбками. Гридни Духарева уже смешались с ними. Здесь все знали всех и были друг другу рады.
– Остальные твои где? – спросил Икмор.
– Там, – Духарев махнул в сторону Семендера. – При кораблях.
– И как там?
– А сам как думаешь, воевода? – Сергей сразу перестал улыбаться. – Скажи, зачем надо было все жечь?
– Думаешь, батька этого хотел? – тоже нахмурился Икмор. – Пошли-ка в тень, воевода! Перекусим с дороги да и поговорим.
…Сначала все было хорошо. С херсонскими ромеями прошло как по маслу. Получив даже больше того, на что рассчитывал, Святослав из Тмутаракани двинулся на Северный Кавказ, как снег на голову упал на ясов и касогов[65], обязал ошеломленных горцев данью и после трудного, но зато стремительного перехода точно так же внезапно возник у юго-восточной границы Хузарии.
