он был напечатан частично в «Современнике» и далее запрещён. Впрочем, издание уже закрыто, как и журнал «Русское слово», — равнодушно ответил Михаил Николаевич.
Сейчас просто невозможно убедить власти об опасности «Что делать?». Ведь писульки Чернышевского скоро станут настольной книгой каждого уважающего себя революционера и террориста. Танки надо давить, пока они чайники. И даже если момент упущен, то не всё потеряно. Часть рукописей разошлась по стране, но наверняка это не весь роман. Предотвратить его издание на Западе — вопрос воли российских властей. Учитывая, что революционной эмиграции нанесён огромный урон, то и взяться за это сейчас некому. А далее можно давить на дипломатические рычаги. Есть ещё один вариант, но явное устранение русской оппозиции вызовет ненужный скандал. Поэтому этот способ я пока озвучивать не буду.
— Именно о Чернышевском и его произведении идёт речь. Я читал отзывы агентов, и пришёл в полное недоумение. Кто позволил напечатать подобное? В докладе приложено множество восторженных отзывов на работу нашего подстрекателя. Публика трактует роман, как библию нигилизма и социализма. Но сейчас даже не об этом. Необходимо запретить политическим заключённым, даже если вина их ещё не доказана, вести какую-либо литературную деятельность, и даже писать письма. Возьмите прокламацию Заинчевского, обсуждаемый нами роман, или переписку Серно-Соловьевича с Герценом и Огарёвым, гореть им в аду! Явные враги, провокаторы и распространители губительных идей, могут спокойно заниматься своей разрушительной деятельностью из тюрьмы. Следствие длится годами и всячески затягивается. А в это время ряды революционеров только растут, так как всё больше молодёжи становится жертвами пропаганды.
— Что вы предлагаете, Иосиф? — прервал меня Муравьёв, — Всё это я знаю без вас.
— Вы же получили мою записку о трибунале. Смею надеяться, что именно по этой причине дело Каракозова и его подельников не будут слушать в уголовном суде? — увидев кивок шефа, я продолжил, — Надо воспользоваться ситуацией и рассмотреть в закрытом порядке также дела основных идеологов. После гибели издателей «Колокола», в первую очередь Герцена и Огарёва, часть общества, склонная к антигосударственной деятельности, осталась без лидеров. Есть Шедо-Ферроти, но он не особо опасен. Необходимо воспользоваться столь удачным моментом. С одной стороны, надо перекрыть доступ к распространению разного рода прокламаций, которые пишут арестанты.
— А с другой — закрыть канал поступления вредоносной литературы из-за рубежа? И как вы собираетесь это сделать? Совершите кавалерийский наскок на Швейцарию или Англию, где сожжёте местные типографии? — усмехнулся Михаил Николаевич, — Таможня и жандармерия борется с этим годами. Но бунтовщики придумывают всё более изощрённые методы доставки, и пресечь контрабанду практически невозможно.
— Это нужное дело, о котором я тоже хотел сказать, — отвечаю спокойно и не реагирую на скепсис собеседника, — Думаю, при желании и жёстком контроле со стороны властей, можно пресечь любую контрабанду. Но я хотел обсудить ещё один момент. Если убрать политическую пропаганду и призывы к революции, «Колокол» задавал много вопросов, которые беспокоят русское общество. В первую очередь — это воровство чиновников и злоупотребление властей. Дело о чудовищных хищениях во время Крымской войны было замято, и писал об этом только Герцен. Есть целые губернии, где творится самый настоящий произвол. Об этом тоже говорили наши покойники, заставляя местные власти скрежетать зубами, и трястись от возможных ревизий из столицы.
— Вы предлагаете нам восстановить печать этого издания?
Понятно, что Муравьёв плохо себя чувствует, оттого и излишне саркастичен.
— Надо занять образовавшуюся пустоту. Почему не начать издавать официальный журнал? Это будет эдакая отдушина для либеральной публики и просто думающих людей, которым небезразлична судьба России. Вы ведь сами всегда жестоко боролись с ворами и нарушителями закона. Так почему не иметь под боком издание, которое будет держать в напряжении зарвавшихся чиновников и генералов? На страницах журнала можно устраивать обсуждения насущных проблем страны, которые беспокоят общество. Это как паровой котёл, которому периодически нужно сбрасывать пар при увеличении давления. Пусть в журнале полемизируют литераторы и философы, даже оппозиционной ориентации, пишут статьи и доказывают свою правоту. Дадим слово представителям нескольких течений, которые готовы к конструктивному диалогу и не призывают к насилию. Пока есть возможность контролировать общественное мнение, мы просто обязаны этим воспользоваться.
— У вас есть кандидатуры, кому можно поручить подобное дело? — в этот раз в голосе генерала не было ни грамма иронии.
— Сейчас в тюрьме сидит талантливый публицист Дмитрий Писарев. Это весьма талантливый и уважаемый критик. Многие ставят его в один ряд с Добролюбовым и Белинским. Он арестован не за призыв к свержению строя, а комментарию подобной прокламации. По сути, человек просто заигрался. Дмитрий Иванович просит дать ему возможность заниматься литературной деятельностью. Так давайте удовлетворим его прошение с небольшими оговорками.
— Вы же только что говорили о необходимости запрета заключённым даже писать письма.
— Писарева надо освободить, предварительно поставив ему ряд условий. У нас есть талантливый публицист, не склонный к реакционным взглядам, но обладающий критическим мышлением. Кроме него, можно попробовать договориться с Салтыковым-Щедриным. Михаил Евграфович служил вице-губернатором и знает о проблемах вакханалии чиновничества изнутри, что высмеивает в своих произведениях. Человек он колючий, зато не предатель и не либерал. Вот давайте начнём использовать способности таких неординарных людей во благо страны. Думаю, этих господ поддержат другие журналисты и литераторы, которые захотят сотрудничать с новым изданием. Организационные вопросы, связанные с изданием журнала, поручим графу Кушелеву-Безбородко. Он немного заигрался со своим «Русским словом», и наверняка сейчас напуган. Так вот, укажем нашему прогрессору и меценату новый путь. Заодно намекнём, что император выказывает недовольство его деятельностью. Для большего эффекта можно воздействовать на графа через его жену-авантюристку.
— Иосиф, откуда в человеке твоих лет столько злости и цинизма? Ты ведь совершенно не стесняешься в методах, хотя только что говорил о соблюдении законности чиновниками.
— С подобными людьми по-другому нельзя. Граф использует своё положение и состояние, ощущая полнейшую безнаказанность. Ведь он всего лишь издатель, и лично крамольных статей не пишет. При этом он хороший человек, занимается благотворительностью, но легко попадает под чужое влияние. Так направим помыслы всех этих неординарных людей в нужное нам русло. Пусть новое издание является центром притяжения критически настроенных и даже радикальных персон. И нам будет легче контролировать всю эту беспокойную публику. Да и «Современник» я бы открыл, обязав редакцию заниматься исключительно литературными вопросами и не лезть в политику.
— Мысль интересная, но не знаю, насколько она понравится Его Величеству. Хотя, стоит признать, что император являлся читателем «Колокола», — ответил Муравьёв, — Но это не всё?
— Нельзя ограничиваться полумерами. Давно пора навести порядок в тюрьмах, и ввести новые правила содержания политических заключённых. В моём
