что-то типа послужного списка.
— Садитесь, Сергей Петрович. Я полагаю на необходимо немного побеседовать, — господин Охоткин сел на стул поставленный мною специально напротив стола, а я внимательно прочитал приложение к письму.
Господин Охоткин был из беспоместных московских дворян, православный, возраст- сорок пять лет. Служил а армии вместе с Бенкендорфом и в 1807 году в чине капитана вышел в отставку после тяжелого ранения. Будущий царедворец определил своего сослуживца в помощники своему отцу, при котором он и состоял до его смерти два года назад. После чего перешел на службу к сыну, генералу Александру Христофоровичу Бенкендорфу. Вдовец, детей нет. Коротко и ясно.
Письмо было написано генералом собственноручно, а вот послужной список нет и у меня появилось ощущение, что он не дописан, по крайней мере внизу перед сегодняшним числом поставленном другой рукой было две свободных строчки. Да и Сергей Петрович как-то напрягся, когда я читал эту бумагу.
— Какие были ваши условия службы к генерала?
— Кров, стол, платье, тысяча рублей серебром, — всё перечисленное вполне нормально и для меня.
— Такие же условия, плюс камердинер вас устроят?
— Вполне, ваша светлость, — улыбнулся господин Охоткин. — Если вы не будете возражать, я возьму с собой своего человека.
Возражать я не стал и задал еще один интересующий меня вопрос.
— Скажите, Сергей Петрович, почему генерал Бенкендорф помогает мне?
— Я не знаю чем, но он очень обязан вашей матушке. Она после смерти мужа несколько раз приезжала к генералу. Не было ни каких амурных дел, деловые свидания. Последний раз княгиня была своим отъездом за границу, минут десять-пятнадцать. Генерал проводил ей до кареты. Оба очень довольно улыбались.
Почти до полуночи мы втроем: Анна, Матвей и я изучали отчет ревизии, составленный Сергеем Петровичем. Анна подтвердила моё предположение, что она умница. Получив стандартное домашнее воспитание великосветской дворянской дурочки, она несколько лет занималась самообразованием и для своего времени была уже хорошо и разносторонне образованной девушкой.
— Алексей, а в имениях ты собираешься не просто навести порядок и пресечь воровство управляющих, но и еще что-то сделать, — вопрос-утверждение ответа на которое еще нет.
— Сначала надо на всё это посмотреть, а там видно будет.
Следующим утром Матвей проверил выполнение своих последних распоряжений и ближе к полудню доложил мне что всё готово к поездке.
Выезжать мы решили послезавтра, шестого февраля. У меня остался невыполненным последний пункт моего плана подготовки: беседа со своими друзьями детства, а сейчас однокурсниками университета, сыновьями нянюшки: Василием и Иваном.
Когда я находился в безпамятстве, они по очереди дежурили подле моей постели с нянюшкой и Матвеем. Но когда я пришел в себя, то первое что сделал, когда немного разобрался в ситуации, прогнал их в университет. Не гоже ставить под сомнение судьбу предстоящих выпускных испытаний. Я сразу же решил, что им надо будет делать после университета, да и самому надо будет его закончить в этом году.
Поэтому я еще раз повторил им свою просьбу — требование: учиться, учиться и учиться. Но и конечно держать руку на пульсе и быть готовыми придти в любую минуту на помощь княжне Анне Андреевне. Для братьев, как и для нянюшки. предстоящая разлука была огромным потрясением. Впервые мы расстаемся, да еще и возможно на несколько месяцев. Конечно мне было бы лучше если они поехали бы со мной, но от детских хотелок пора отвыкать.
В жизни в двадцать первом веке я был человеком к религии равнодушным, несколько раз конечно в храмах бывал, даже пару раз причащался. Атеистом естественно не были считал, что есть какая-то высшая сила. А вот князь Алексей первого издания, был человеком верующим и получившийся конфлюэнц естественно это унаследовал, хотя элемент критичности в вопросах веры у меня был ого-го какой.
Атеистов и богоборцев в моем окружении не было и поэтому утром в воскресение было дружный поход на службу в нашу семейную церковь, такое серьёзное дело требовало обязательного благословления.
В нашем храме служил старенький, семидесятилетний батюшка отец Иоанн. Родитель лет десять обещал ему построить новую церковь, но дальше олбещаний дело не шло. Пару месяцев назад отцу Иоанну начал помогать его внук отец Серафим.
Сегодня отец Иоанн в конце службы уже с трудом стоял на ногах, но когда я подошел к нему, он встрепянулся, проникновенно посмотрел мне в глаза, что-то вложил мне в руку, неожиданно очень сильно сжал мою руку в кулак и только после этого благословил меня.
Отойдя от батюшки я разжал кулак. На ладони лежал небольшой замшевый мешочек с затянутой тесемкой. Я раскрыл его и увидел необыкновенной красоты золотой нательный крест. В чем была его необыкновенность я не мог сказать, но она была.
Вечером я зашел к нянюшке и показал ей полученный в подарок крест.
— Нянюшка, как мне правильно поступить?
— Конечно одеть этот крестик. Батюшка наш прозорливый, он тебе недаром такой подарок сделал. Крест, который мы на груди носим, это наша защита. А этот для тебя будет настоящей броней. Твой крестильный крестик у меня в сундучке лежит, ты как пошел я его тебя сразу поменяла. Ты же сорванец был, сколько ты их потерял, да поломал, пока в разум вошел. Так что смело одевай новый. А старый мне отдай, я его к крестильному положу.
На рассвете следующего дня мы выехали из ворот нашего дома. Первым на нашем маршруте было имение в окрестностях Петербурга — Пулковская мыза.
Когда мы проехали городскую заставу и еще сонный караульный опустил за нами шлагбаум, у меня что-то кольнуло в груди. Несмотря ни на что, где-то в глубине души, жил червячок сомнений, вдруг это все не по настоящему, вдруг это сон или какой-то супер-пупер розыгрыш, ну не знаю даже что. Но по какому-то щелчку пальцев всё вдруг вернется на круги своя.
Я хорошо знал и любил окрестности Петербурга, но сейчас я ехал по совершенно не знакомой мне местности и только возле самой мызы мне удалось соорентироваться.
От Питера до Царского Села двадцать две версты, если ориентироваться на подробная карту Российской Империи Пядышева, издание 1822–1824 годов. Карта совсем свежая, «сочинена по новейшим и достоверным сведениям». Все надписи сделаны на двух языках, русском и французском и не печатным шрифтом, а прописью. Наша мыза западнее и южнее Пулковских высот, вдоль речек Койровок.
При Елизавете Петровне наши места были приписаны к императорской резиденции — Сарской мызе, Царскому Селу и тут были подсобное хозяйство и охотничьи угодья с соколиной охотой. При Екатерине Второй на Пулковской горе создали пейзажный парк и через Пулково был проложен тракт Санкт-Петербург — Царское Село.
После её смерти всё здесь пришло в запустение. Когда в 1817-ом году Александр Первый отдавал усадьбы в аренду пулковским крестьянам, мой родитель подсуетился и прикупил землицы рядом.
Всего тут у нас почти две тысячи десятин земли. Родитель вывел сюда из других имений две сотни крепостных и начал строить новую усадьбу, примерно в двух верстах от более-менее приличной дороги местного значения.
Каким образом он сумел купить эти земли и зачем мне было непонятно. В майорат эти земли не вошли и возможно их тоже удастся продать. Дохода с них никакого, а вот расходы не малые.
Сильных снегопадов последнее время не было и дороги были хорошо укатаны, а проселок к нашей усадьбе был еще и местами расчищен руками. В итоге через два часа мы были на месте.
Родитель строительству и благоустройству новой усадьбы придавал большое значение, все контролировал сам, особенно тщательно отобрал крепостных на вывод. Абсолютно все были семейные, молодых сразу же по достижении 18-ти лет женил и только его кончина остановила этот конвейер. В итоге к моему приезду появилось три холостяка.
Господский особняк имел вид дворца в стиле классицизма. Это было двухэтажное здание к фасаду которого примыкали выдающееся трёхэтажные центральная и боковые части. Центральную частьукрашала высокая колонада с шестью колоннами. Выдающиеся боковые части были украшены арочными венецианскими окнами.
Перед входом был был большой парадный двор. Он был совершенно пустым и ровным. К нашему приезду все было хорошо расчищено от снега.
Сзади дворца находился небольшой закрытый двор, его образовывали слева дом управляющего, справа дом прислуги, напротив амбар с арками и господская конюшня, с другой стороны которой был большой манеж. Рядом
