ты в курсе?
– Да в курсе, в курсе! – нетерпеливо отмахнулся Иванов. – Ну, а вдруг? Ладно, там, не найду живой, так хоть могилку сыщу. Понимаю, что сложно, что уже искали, но мертвой Наталью Ивановну никто не видел! Нет, ну, может, и видел кто… Вот и надо выяснить!
– Да что ты меня убеждаешь! – фыркнул Юрий Владимирович. – Взялся, так ищи. Иди туда, не знаю куда…
– Есть идти туда, не знаю куда! – молодцевато козырнул Борис.
– К пустой голове руку не прикладывают, – съязвил председатель КГБ, и зябко поежился на ветру. – Ладно, поехали. Выпишу тебе «лицензию на убийство»…
Среда, 7 ноября. Позднее утро
Липовцы, улица Ленина
Как ни странно, но особого крику по поводу долгого отсутствия я не дождался. Мама, правда, надулась, но это не критично. Надо полагать, она смутно представляла себе, сколько продлится матолимпиада. Лишь бы меня кормили три раза в день…
А я никаких подробностей не выкладывал – зачем родителей волновать? Мои губы потянуло в кривую усмешку.
«Заботливый какой… Продемонстрировал свой диплом, тихушник, и пущай гордятся!»
Вздох получился длинным и тоскливым…
…После моих московских эскапад я до того изнервничался, что весь полет до Хабаровска продрых. Можно было и без пересадки, но билет покупал генерал Иванов – зачем ему знать мой конечный пункт? Понимаю – наивное хитроумие, но хоть какая-то «видимость невидимости».
Надо будет – найдут. Хм… А вот, залягу на дно, чтобы не отсвечивать, и как меня сыскать?
Бодро спросят пожарные, бодро спросит милиция: «Кого ищем?»
А Борис Семенович увесисто отвечает: «Мальчика! Лет пятнадцати-шестнадцати, рост выше среднего, коротко стрижен. Проживает где-то на Дальнем Востоке, предположительно – в Хабаровском или Приморском крае!»
Ищи его, свищи его…
…Отвлекшись на звуки музыки, я плотнее запахнул шарф. Демонстрация схлынула быстро, да тут и маршировать-то некому. Нестройно прошагали шахтеры, клоня древки знамен во все стороны, будто роняя. Бодрыми шеренгами прошествовали школьники. Деятели поссовета махнули отечески с трибуны, обтянутой кумачом – и по домам. Отмечать 62-ю годовщину Великого Октября.
Нет, я не ёрничаю, Октябрь в самом деле и велик, и красен. Просто помню «закат застоя» в восьмидесятых, и беспредел в девяностых. Спасибо товарищу Путину, что в нулевых «выключил» период полураспада. Но вот расстался я со «светлым будущим», и словно книгу не дочитал. «Продолжение следует». А какое?
Чего дождутся «дорогие росияне»?
Ладно, там, Хохляндия. В феврале в наступление двинем, Николаев освободим, Одессу, к Тирасполю выйдем. Поляки попрут? Пусть только попробуют! Из Белоруссии ракетками всечём – на первое, а на второе – «стратегами» проутюжим тех пшеков, кто не спрятался. Повесим в рядок Зеленского, Порошенко, Турчинова, прочую мразоту, и сядем за стол переговоров – Украину делить. Будапешт удоволим Закарпатьем. Варшаве (ну, так и быть!) Волынь подадим – не самим же рагулей-западенцев перевоспитывать… А Бухаресту дулю с маком покажем, пущай лучше Буковина Приднестровью достанется! Вот в таком духе, в таком разрезе.
А дальше-то что? Дадут нам восстановиться в прежних границах? Не знаю. Коллективный Запад хоть и загнил, как тот ленинский империализм, но все еще богат и силен. И шакалья́ под ним довольно, готового цапнуть исподтишка.
По-всякому выходит, что легче здесь и сейчас не дать расколоть, раздробить единство, да растоптать братство, чем потом опять, в который раз, в кучу собирать отпавшие уделы!
Иоанн Васильевич зело увлечен был сим праведным делом, и Петр Алексеич руку к тому приложил, а Иосиф Виссарионыч и вовсе сверхдержаву оставил благодарным потомкам…
Вот и Владимира Владимирыча черед настал. Настанет. Али нет? Понеже Даниил Кузьмич порадеет за землю советскую, вражьем многажды удобренную и кровушкой обильно вспоенную?
– Инда взопрели озимые… – пробормотал я, оглядываясь.
Таки зря бухтел на местных – народ и не думал расходиться. А что? Весело! Динамики с каждого столба надрываются, гремят позитивом. Красные флаги полощутся повсюду, большие и маленькие. Хулиганистый ветер отбирает у детей и гоняет по улице разноцветные воздушные шары, играя и веселясь. Подхватывая и разнося людской смех – дети и взрослые, красны девицы и добры молодцы гуляют парочками и по одиночке, сбиваясь дружными компаниями – и разбегаясь. Гуляют вдоль и поперек – транспорта, общественного или личного, не видать, не слыхать. Одна-единственная директорская «Волга» вывернула от шахты, и медленно прокатила по Ленина, щедро сигналя, словно поздравляя толпу на машинном языке…
…А моя умная голова поддалась невнятным ассоциациям, и поток сознания снова впал в омут памяти. За последние день-два я постоянно возвращался к личности Кирша. То жалел его, так и не пожившего своею собственной жизнью, то тихо гордился знакомством с героем невидимого фронта. Или вовсе забредал в глухие философические дебри, размышляя над странностями судьбы.
Полковник – обычный советский человек. То есть, тот, кому небезразличен удел своей страны, своего народа. Иван Палыч полжизни пробыл в тылу вероятного противника, и погиб за СССР, только от рук внутреннего врага.
Смог бы я так? Отречься от личного бытия, от простого человеческого счастья? Не, не наделают из меня крепких гвоздей…
Тут моим вниманием завладела девичья фигурка, напомнившая мне Аллочку Комову.
«Вот, тоже вопрос, – я с удовольствием и облегчением переключился на девушек. – Как быть? Как вести себя?»
Алла занимает особое место в моей памяти, хотя тогда, в будущем, я весьма смутно представлял себе лицо Комовой. Жалел себя, досадовал на упущенный шанс – и злился на родителей. Эти наши вечные переезды безжалостно обрывали тоненькие ниточки нежной дружбы. Только у меня что-то стало налаживаться с Мариной в Унече – скоропостижно уехали. Едва-едва затеплилось чувство к Алле, даже до поцелуев не дошло – опять мы куда-то кочуем!
Так и не довелось мне испытать то, чем грезят все – школьную любовь. Зато потом, когда разладилась моя семейная жизнь, я печально фантазировал об отношениях с Комовой. Мечтал о том, как бы у нас с ней всё было хорошо и славно. Хотя даже понятия не имел, какова Алла в реале.
И вот меня нечаянно задел побочный эффект, отбросивший свою тень в прошлое – и стал подарком судьбы. Я снова здесь, на старте жития, и волен провести свою мировую линию любым зигзагом. Вот только мне чужд образ мальчика, трепещущего в амурных предощущениях. Одна жизнь уже прожита, я оброс драконьей чешуей циника и эгоиста. Всё, что мне нужно от девушки – это ее гибкое, гладкое, податливое тело. Не хочу, да и вряд ли смогу любить, предпочитая заниматься любовью. А для этого у меня есть Царева…
Правда,
