От прочих «благородных» домов дом борона отличало отсутствие кухарки. Сначала эту роль пыталась взять на себя Герда. Но Питер решительно пресек все попытки. Готовил и покупал продукты только он сам. Вначале это вызывало большой интерес как челяди барона, так и слуг из соседних домов. Потом привыкли, сочтя барона чудаком, а Питера его поваром. С удивлением Артем понял, что то, что Питер является сильным бойцом, казалось, никто вокруг не видел. Для Артема сама кошачья манера Питера передвигаться говорила очень много. Он обратил внимание, что столь же мягко, по-кошачьи, ходил барон. Само чувство силы, которое, как ощущал Артем, исходило от этого человека, говорило: Рункель является очень сильным бойцом.
Еще бросилось в глаза Артему, что Питер всегда очень внимательно следил за каждым посетителем, которому в их доме было позволено зайти дальше прихожей. Даже когда Питер спал, его кинжал всегда был рядом с ним. Барона же Артем также никогда не видел дальше чем на расстоянии вытянутой руки от сабли. «Они что, на военном положении? – думал Артем. – Неужели здесь такие интриги, что барон из чужих рук даже стакан воды не принимает?» Достаточно часто в дом барона стал наведываться отец Александр. Увидев впервые Артема, нахмурился, ответил на приветствие коротким кивком и прошел в комнату к барону. Позже он стал приходить не реже раза в два-три дня и просиживать за закрытыми дверьми у барона часами. Однажды Артем должен был зайти к ним, для того чтобы передать принесенное для барона из канцелярии Гроссмейстера срочное письмо. Он обнаружил собеседников за шахматной партией и услышал обрывок разговора на латыни.
Каждую неделю Артем, идя с каким-то поручением в город, заходил в таверну «У папы Фрица» пропустить кружечку пива. Там его ждал человек отца Паоло, брат Франциск. Ему Артем и докладывал об увиденном и услышанном в доме барона. Особо ценной информации за все это время он сообщить так и не смог. Притом что ни барон, ни Питер почти демонстративно ничего не скрывали, кроме того, кто приходил и сколько отсутствовал барон в какой день, рассказывать было нечего. Хотя и об этом доносить не хотелось, Артем прекрасно понимал, что «отказ от сотрудничества» мгновенно будет стоить ему жизни. Очень быстро по вопросам монаха Артем догадался, что он не единственный осведомитель в этом доме.
Однажды, придя из замка Гроссмейстера, барон бросил, поднимаясь в свои комнаты:
– Завтра уезжаем. Со мной едешь ты, – палец уперся в Питера, – и ты, – палец показал на Артема. – Франц, на тебе и твоей жене остается мой дом. Следи за порядком.
Глава 17
Великий Инквизитор
Великий Инквизитор сидел в своем кабинете за тяжелым дубовым столом и угрюмо смотрел на сидящего перед ним отца Паоло.
– Я слушаю вас, – не вытерпев ожидания, произнес Паоло.
– Читай. – Инквизитор недовольным движением метнул через стол свиток. Паоло подхватил его и углубился в чтение. Документ был написан на латыни, впрочем, оба священника владели этим языком в достаточной степени.
– Ну что же, – начал Паоло, – они признают ваши заслуги и…
– И приказывают мне заниматься евреями, делающими обрезание своим детям, и не лезть в вопросы политики, – отрезал инквизитор. Он встал из-за стола и нервно прошелся по кабинету. Паоло почтительно молчал. – Мне казалось, что я в достаточной мере убедил посланца Папы в необходимости преобразований на этой земле, – продолжал инквизитор, – но это отказ, и дай Бог, чтобы Гроссмейстер не узнал о наших переговорах.
– Гроссмейстер хороший воин, но плохой политик. Я думаю, что если бы он даже узнал, то не придал бы этому значения. Хотя я уверен, что тайна переговоров была соблюдена. Но может, нам тогда начать действовать самостоятельно? Папа слаб. Он будет вынужден признать свершившийся факт. Ведь в противном случае мы сможем вступить в союз с императором Священной Римской империи и Тевтонским орденом, и тогда у него вообще не останется союзников на всем Востоке.
– А если не признает? – отрезал инквизитор. – Нельзя, чтобы с первых же шагов мы были осуждены и клиром, и миром.
– Но мы ведь можем и не начинать с провозглашения королевства Ингерманландского, а просто захватить власть в ордене, обвинив в дьяволопоклонничестве Альберта и его приближенных.
Инквизитор метнул яростный взгляд на собеседника:
– Наша главная сила – это священники. Они обеспечат нам лояльность подданных, если мы получим благословение Папы. Но в вопросах управления ордена они ничто. Все решают рыцари. Даже если нам удастся доказать дьяволопоклонничество Альберта, даже если Альберт просто умрет, рыцари изберут Гроссмейстером Великого Маршала либо Великого Кантора. Сейчас меня поддерживает не более четверти рыцарей в ордене. Да и те в основном из вновь прибывших. Их голос в ордене слаб. Я делаю все, чтобы исправить положение. Но если мы не создадим королевство, то не сможем контролировать ни торговлю, ни войска. Если бы мне удалось убедить Альберта создать войско на основе всеобщей воинской повинности, мы бы добились, чтобы этим войском командовал Цильх. Это усилило бы нас неизмеримо. Сейчас мне передано ополчение Цильха. Это сильный козырь, но, если у меня не будет достаточных оснований, чтобы взять верховную власть в Петербурге, мне не удастся удержать ее.
– Вы правы, – низко склонился Паоло.
– Да я знаю, что прав, – рявкнул инквизитор. – Но это ни на йоту не приближает меня к победе. Поэтому я хочу, чтобы ты немедленно выехал к Папе, где бы он сейчас ни находился, в Риме или Авиньоне. Клянись, умоляй, убеждай, ползай на брюхе. Убеди Урбана, что вернее слуги, чем я, у него нет. Убеди, что Альберт служит лишь своим интересам и не печется о святом престоле. Обещай что угодно. Мне нужна булла Папы о создании королевства Ингрийского. Пусть там даже не будет ни слова об Альберте. Я сумею его свалить. Но в борьбе за гроссмейстерский жезл я бессилен.
– Хорошо. Я отправлюсь в путь тотчас же.
До Новгорода плыли на корабле, приставая ночью к берегу и разбивая охраняемый лагерь. Петербург Артем покинул впервые с того злополучного дня, когда попал в этот мир. Проведя здесь больше года, он мало-помалу привык к зловонию улиц, крикам и толчее. Тем разительнее был контраст, когда он попал на природу. Тем более что природа здесь еще не была тронута прогрессом. В первые дни он просто как зачарованный любовался подступающими к берегам лесами, наслаждался плеском чистейшей невской воды, вдыхал прекрасный свежий воздух.
Достаточно быстро он нашел себе занятие на привалах и стал тренироваться с оружием в парах с ландскнехтами. В доме барона у него такой возможности не было. Хотя, как он обнаружил, то, что он обучал барона и Питера языку, помогло ему самому углубить и систематизировать свои познания в местной версии русского языка. Что же, «уча учи, уча учись». Однако практика в освоении холодного оружия прервалась. Слоняясь от стены к стене в вынужденном безделье, Артем вдруг понял, что ему сильно не хватает чего-то нового. Он учился всегда. Еще в институте, на первом курсе, когда ему было еще семнадцать, придя в карате, открыл для себя удивительный мир Востока и боевых искусств. Занимался с упоением. Было безумно интересно. Он ясно видел, что нет того порога знаний, за которым можно было бы сказать: «Я знаю все». Понял он и то, что знание без практики – пустышка. Изучил в теории – примени на практике. Жизнь дала по носу, думай, что упустил, не учел, не узнал. А при всем этом нужно еще и физическую форму в порядке поддерживать. И понял, что это путь на всю жизнь. Постепенно перенес это свое отношение и на сферу профессиональных интересов, да и на всю жизнь. Постоянно читал, интересовался, изучал. Пока… Впрочем, в этом мире вопрос скорейшего обучения в новых условиях стал вопросом жизни и смерти, а освоение искусства боя, с его точки зрения, стало по-настоящему жизненной необходимостью.
