— Думаю, — рискнул предположить Глорм, — без абордажа им не обойтись, а кто захочет терять матросов, когда без всякого кровопролития можно получить такой приличный барыш?
При этих словах помощник застонал, словно раненый зверь.
Барыш пиратам мог достаться действительно отменный. Мало тех денег, что дал анонимный друг Ливонии на рейс, — и хозяин, и он сам вложили в плавание все свои сбережения.
— Предлагаю, — выдохнул верзила, — выброситься на камни и занять оборону. Мы в ливонских землях. Начнут палить, глядишь, заглянет к нам рыцарский патруль из ближайшего замка. Не станут виталье-ры с крестоносцами воевать. А товар только намокнет.
— Рискованное дело, — протянул купец, но в глазах его, доселе подернутых пеленой безнадежности, забрезжила слабая надежда. — Поворачивай к берегу! Вон к той песчаной косе!
На когге разгадали маневр, словно смогли на таком расстоянии услышать переговоры на купеческом судне. Пират также спустил на воду десяток весел и рванулся наперерез, силясь отрезать улепетывающую добычу от косы.
— Корабль погибнет, — проворчал Глорм. — Кто его починит в здешнем захолустье?
— Зато товар уцелеет, — подбодрил его заметно повеселевший Верзила, который не владел на данном судне даже бухтой пеньковой веревки. Его волновал лишь груз.
Над носом когга появилось дымное облачко, и по палубе ударила картечь. Кто-то из матросов застонал, раненый, но весел не бросил.
— Пищалями нас не остановить, — ухмыльнулся Верзила, — а вот вас, господа витальеры, очень даже можно. К мушкетонам, акульи дети!
Ответный залп ударил не по столпившимся на носу пиратского корабля абордажникам, а по парусной снасти. Быстро перезарядив мушкетоны, защитники купеческого судна дали еще один картечный залп. Удачный выстрел перебил хитрое сплетение канатов, и основной парус витальера вдруг бессильно обвис, накрыв углом носовое возвышение.
Матросы Глорма зашлись от восторга, громко крича оскорбления незадачливым преследователям.
— Появился шанс, — сказал Верзила. — Отставить пальбу, все на весла!
Выиграв некоторое расстояние, купеческий корабль рванулся к косе, вспенивая своим гибельным разбегом балтийские волны.
— Поберегись! — успел гаркнуть Глорм, когда весла заскрежетали по песчаному дну.
Удар, скрежет и треск.
Выскочив со всего маха на косу, корабль, теряя деревянные ребра, прополз по песку, накренился и встал. С треском обломилась мачта, ударила в корабельный нос и разбила в щепы ящик, на котором любил сиживать, разглядывая луну, мечтательный купец.
Вой разочарования пронесся над коггом, не рискнувшим сесть на мель и остановившимся на глубоководье.
Ударившись плечом при столкновении с берегом, Глорм не сразу пришел в себя. Вокруг уже суетилась команда. Кто-то высматривал, не спускают ли лодки с витальера, заряжая мушкетоны, кто-то спасал быстро намокающие тюки с добром. Двое или трое малодушных улепетывали в сторону леса.
В проломленном днище зияла страшная рана, которую не суждено было пережить выброшенному на косу судну. Вода быстро подбиралась к людям и товарам.
Роб, которому также досталось при столкновении, надрывался и орал, отдавая команды.
С когга действительно спустили на воду две кожаные плоскодонки, устремившиеся к едва не ускользнувшей добыче.
— Все, теперь конец, — закрыл глаза купец.
— Это мы еще посмотрим, — прорычал его помощник, воинственно потрясая саблей. — Я не для того полтора десятилетия бороздил здешние холодные воды, чтобы отдать все нажитое первой же сволочи. Мушкетоны — пли!
Хлопнул нестройный залп, произведя на первой из атакующих лодок некоторое опустошение.
К лесу убегали еще двое, часто оборачиваясь и зыркая глазами на готовых к высадке витальеров.
С лодок захлопали тетивы, и стрелы впились в борта изувеченного корабля, и в тела защитников. Потом на косу с ревом выскочила абордажная команда.
При виде нападавших несчастный купец обомлел. Он ожидал увидеть разодетых в пух и прах ляхских разорившихся дворянчиков, или злую чухну в грубых одеждах, дезертиров из свенской королевской рати — обычный экипаж балтийского корсара.
Но на берег лезли, словно змеи из разворошенного гнезда, самые настоящие библейские Гоги и Магоги, рать сатанинская, восточные варвары. Халаты из тонкого шелка поверх кольчуг, тюрбанная обмотка вокруг стальных шишаков, хищно изогнутые ятаганы, широченные штаны, которые могли бы показаться забавными в других обстоятельствах…
— Басурманы. Защити нас святой Мартин! — слабо вскрикнул Глорм.
— Иалла! — послышался в ответ рев абордажной команды. Вокруг безвозвратно погубленного корабля вспыхнул злая сеча.
Верзила Роб рубился истово, в последний миг своей жизни уверовав, что небеса посылают ему искупление — право умереть в бою с нехристями и тем купить себе почти безнадежно потерянную тропинку в райские кущи. Он умудрился спихнуть в воду одного нападающего, разрубить шлем вместе с черепом второму, пока горло его навылет не пробила длинная белоперая стрела.
Восточные воины дрались яростно, не столько из презрения к смерти, сколько из ненависти к жизни. Очертя головы, кидались на пики и алебарды, мало заботясь о собственных жизнях, а оттого слишком часто отнимая чужие. Их дикий натиск быстро сломил сопротивление малочисленного экипажа купеческого судна.
Глорм и пара матросов отбивались от наседающих со всех сторон басурман, стоя по колено в воде. Они никогда не сталкивались ни с турками, ни с берберами, ни с арабами, но по всем портовым кабакам северной Европы слышали леденящие душу рассказы о том, что делают эти грозные львы морей с пленными христианами. Услышанное от ходивших по Средиземноморью лишало их самой мысли о сдаче в плен.
Даже фанатичные южане, столкнувшись с яростным сопротивлением отчаявшихся европейцев, ослабили свой натиск. Победа была очевидна, а быть покалеченным или убитым тремя обреченными безумцами никому не хотелось.
Схватка как-то сама собой остановилась.
Тут Глорм, устало опустив иззубренную саблю, увидел, что к ним направляется высокий широкоплечий мужчина, властно раздвигая толпу басурман. Воины в тюрбанах расступались перед ним с поистине шакальим почтением. Приближающийся глава пиратов был европейцем, чрезвычайно загорелым, но европейцем, как Глорм и его люди.
Впрочем, костюмом своим он весьма напоминал своих помощников — алые шаровары, свободные хлопчатые одежды, спадающие поверх кольчужной паутины, прикрывающей могучее тело, сабля с лихим изгибом и богатой мавританской гардой с каменьями. Только на голове небрежно сидел простой германский шапель, застежки которого распахнулись во время схватки и болтались свободно, ниспадая на плечи.
