– Отвоевался, – шевельнул губами Степа. – Хоть бы в висок выстрелил бы, что ли?
Тем временем товарищ Венцлав, отведя подполковника в сторону, о чем-то его оживленно расспрашивал. Косухин вздохнул и подошел поближе. К его удивлению, речь шла о каком-то перстне. Несколько успокоившись за свою шкуру, Ревяко подробно описывал двух черненых змеек, монограмму из непонятных букв и даже попытался что-то показать на пальцах. Венцлав слушал, не прерывая, наконец, он удовлетворенно кивнул:
– А теперь, будьте добры, о полковнике Лебедеве…
– Значит, так, господа, – Ревяко, похоже, уже вошел в азарт, и допрос начал доставлять ему какое-то извращенное удовольствие. – Кто-то сказал, что этого полковника ищут. И тогда штабс-капитан Мережко сообщил у Лебедева на самом деле другая фамилия. И будто бы он летчик. Затем капитан Арцеулов о чем-то беседовал с Мережко, и они ушли. Обратно Мережко вернулся один…
– Все рассказали? – спросил Венцлав, делая какие-то записи в блокноте.
– Все как есть! Честное слово дворянина! Как на духу!..
– Косухин! – Венцлав поднял глаза на Степу, и в его взгляде тот прочитал мрачную усмешку. – Вышибите этому слюнтяю мозги…
– Так точно!
Подполковник завопил, обещая отдать жизнь за власть рабочих и крестьян, но Степа не слушал. Он вдруг подумал, что лютый вражина Арцеулов, наверное, никогда бы не унизился до подобного.
Увидев лежавшие в снегу тела своих товарищей, подполковник рухнул на колени и завыл. Косухину сплюнул, взял упирающегося Ревяко за ворот и толкнул прямо на трупы. Тот упал, взвизгнул, попытался приподняться, но в ту же секунду Степа выстрелил прямо в перекошенное ужасом лицо.
Косухин наклонился на телом. Добивать не понадобилось – вопрос с подполковником был решен. И вдруг, совсем рядом с мертвым Ревяко, Степа увидел труп Мережко. Еще не очень соображая, что делает, Косухин наклонился и посмотрел в мертвые глаза погибшего офицера. Рука с револьвером сама собой дернулась, и Степа аккуратно, стараясь не промазать, всадил пулю в ровно подстриженный висок штабс-капитана.
– Вот так! – выдохнул он.
…Все остальное Степа уже решил. Он направился к товарищу Чудову и попросился на передовую. Пров Самсонович вначале было воспротивился, но Косухин тут же напомнил вождю иркутских большевиков о том, что нельзя оставлять дело обороны города в руках тайного двурушника и потенциального предателя Федоровича. Этот аргумент оказался неотразим. Пров Самсонович лично позвонил председателю Политцентра, заявив, что проверенный большевик Степан Косухин командируется в военный штаб Политцентра.
Мрачный Федорович вручил Степе две пачки японских папирос и отправил его на станцию Иннокентьевскую, где уже шла перестрелка между отрядами Политцентра и авангардом Каппеля.
– Сколько времени? – спросил Казим-бек. Арцеулов полез в карман за своим «Буре».
– Без двадцати десять.
– Скорее бы! Ждать и догонять – хуже нет…
– Напрасно волнуетесь, поручик, – пожал плечами Ростислав, – перед боем лучше всего отвлечься. Обычно мы играли в преферанс…
– Никаких преферансов! – решительно заявил, входя в комнату, профессор Семирадский. – Интеллигентные молодые люди не должны…
– Я не интеллигентный, – слабо усмехнулся Арцеулов. – Кажется, уже и таблицу умножения забыл.
– Вот именно! – взмахнул рукой профессор. – О-ди-ча-ние! Великий Плиний даже пешком не ходил, чтобы не тратить времени даром. Его несли на носилках, и он писал книгу! Вот-с!
– Я как-нибудь попытаюсь, – согласился капитан. – Глеб Иннокентьевич, вы все запомнили?
– Молодой человек! – руки профессора вновь взметнулись вверх. – Кто-то очень умный – уж не Бисмарк ли? – сказал, что война слишком серьезное дело, чтобы ее поручать военным. Если я вполне мог контактировать с дикарями и даже душевнобольными, то с господами, как вы их именуете, краснопузыми как-нибудь совладаю!
– Поймите же, Глеб Иннокентьевич, – вздохнул Ростислав, – это не дикари, к сожалению. Это враги!
– Вздор! – отмахнулся профессор. – Вы так говорите, батенька, потому что сами больны.
– Вероятно, – за их короткое знакомство капитан слышал это уже не впервые. – Mea culpa!..
– То, что латынь не забыли – это хорошо… Да поймите же! То, что происходит сейчас в России – не революция, не гражданская война и даже не бунт. Это вспышка болезни! Пандемия!..
– Постойте, профессор, – Наталья Берг тоже вошла в комнату и вмешалась в разговор. – В Средние века бывали так называемые психические эпидемии…
– Именно, именно, – кивнул Семирадский.
– Но, позвольте, психическая эпидемия такого масштаба едва ли возможна! Ведь тогда, в Средние века, это было связано с…
– Вздор! – взъярился профессор. – Ничего мы об этих эпидемиях толком не знаем! Сотни тысяч людей срываются и идут освобождать Гроб Господень! Женщины, дети, калеки… Чем нынешняя ситуация отличается? Масштабом? Едва ли!..
– Вы думаете, Глеб Иннокентьевич, – вмешался Казим-бек, – если бы мы знали этот… ну… микроб, то могли бы справиться с красными без войны?
– Ну почему с красными! С болезнью, батенька! С болезнью! Ваши белые – такие же больные, как и красные, зеленые и… кто там еще есть? Но в принципе вы правы. К сожалению, несколько нормальных людей среди миллионов сумасшедших ничего поделать не могут.
– Нет, могут, – твердо возразила Берг. – Мы можем поднять в воздух «Владимира Мономаха»…
– Постойте, господин Семирадский, – Арцеулов встал, пораженный неожиданной мыслью. – Если это действительно болезнь – грандиозная эпидемия безумия… То не могли ли эту болезнь занести искусственно? Заразить?
– Нуте-с, нуте-с, – подбодрил профессор.
– Я вспоминаю войну… Не эту – германскую. Было страшно, тяжело, но люди все же оставались людьми! Даже после февраля, будь он проклят! Ведь Государь отрекся, чтобы избежать братоубийства! И как все мы – идиоты! – славили эту Великую Бескровную! А потом – раз…
– Для армейского капитана неплохо, – снисходительно одобрил Семирадский. – К сожалению, вслед за вашим умозаключением должно последовать рассуждение о немецких шпионах или масонском заговоре… Поверьте мне, никто из них не ведает, как «заразить», если пользоваться вашим выражением, целую страну.
– А если кто-то все же знает? – совершенно серьезно заметила Берг. – Глеб Иннокентьевич, вы же сами сколько раз говорили о принципе скальпеля Оккама…
– Тогда этого господина… или господ… надлежит немедля ис-тре-бить! Да-с! Истребить, предварительно вручив Нобелевскую премию…
