Там, на мертвых равнинах, где свищут ветра, Где вращаются в долгой ночи флюгера, Темный дух мой, бегущий от радостей мая, Вновь воспрянет, вороньи крыла расправляя.
7
Много позже доктор Фест понял, что Рудольф Брандт, заместитель президента института Аненербе, сцепился с ним отнюдь не случайно. Началось все много раньше, в Стокгольме, тоже на научной конференции, но куда более скромной. Очередной некруглый юбилей Андерса Фрюкселля стал поводом для дежурного университетского мероприятия. Иоганн Фест решил и сам выступить с докладом о найденных им бумагах Фридриха Рауха. Декан, один из организаторов, поинтересовался, чем конкретно был занят всеми забытый профессор. Узнав, восхитился и утвердил Феста руководителем секции «Народные верования и официальная церковь». А как еще назвать, если все доклады о ведьмах и колдунах? Все шло по плану, но на второй день слово предоставили никому не ведомому парню с военной выправкой, записанному как аспирант-вольнослушатель Мюнхенского университета. Что это может значить, не слишком задумывались — все-таки гость! А зря, парень оказался прямиком из Аненербе, причем из тех, кому что Гегель, что Шлегель, лишь бы строем ходили. Доклад писал явно не он, парень сбивался, начинал читать заново, но был неудержим, словно атакующий танк. Идея же была проста, как осиновый кол: ведьмовские процессы лишь отражение борьбы древней языческой — истинно арийской! — религии с еврейским христианством. На такое реагировать не положено, и ученые мужи весь доклад демонстративно отворачивались. Доктор Фест и сам бы смолчал, но ближе к концу парень заявил, что вызывание Дьявола, ни что иное как вызывание Вотана, о чем наглядно свидетельствуют особенности обряда. Руководитель секции, услыхав подобное, сглотнул, и решил выступить в обсуждении, тем более «его» Раух писал именно об этом.
Выступил и даже продемонстрировал заметно оживившимся коллегам некоторые реальные особенности обряда эвокации, о которых не прочитаешь даже в «Молоте ведьм». Ничего трудного, мел в аудитории имелся, а вместо свечей использовались кнопки.
Парень из Аненербе смотрел во все глаза и старательно записывал, не пропуская ни единого слова. На этом все и кончилось, то есть, это доктор Фест решил, что кончилось. Инцидент же с Брандтом отнес за счет вожжи, попавшей тому под арийский хвост. Но…
«Давай сюда весь свой сатанизм, как, значит, дьявола призывать и жертвы ему, поганцу, приносить».
Выходит, это им и вправду нужно?
* * *
Глаза закрыты, он слышал лишь гудение мотора. Так было легче и сберегало силы. Доктор Иоганн Фест понимал, что ничего еще не кончено, через час, минуту — или прямо сейчас взвизгнут тормоза, и его вновь выведут на середину вспаханного поля.
Тут комиссар поспешил сюда. Он резиновой дубинкой расшиб Горластому типу затылок. И тип Болтливый язык прикусил навсегда. А комиссар прорычал по привычке: Теперь-то в роще не пикнут птички…
А ночь все не уходила, Смерть неслышно дышала в затылок…
…Р-р-рдаум!
И неведомо откуда подступало странное, необъяснимое спокойствие. Так вполне можно жить — со Смертью за спиной. Даже курить не хочется, тело легкое, почти невесомое, вот-вот взлетит вместе с черной гестаповской машиной. И когда тормоза наконец-то подали голос, он ощутил лишь легкое любопытство. Что там дальше? Открыл глаза…
…И невольно вздрогнул, увидев прямо за лобовым стеклом недвижный каменный лик. Каска, шинель, худое, неестественно вытянутое тело, руки, сжимающие карабин. Мертвый солдат в белом электрическом огне. Слева еще один, едва различимый в полумраке. Между ними… Ворота? Да! И караульный в плащ-палатке.
Дальше стало неинтересно, и доктор Фест вновь закрыл глаза. Не все ли равно куда его привезли? Надо будет — скажут, нет — и не надо. Мало ли казарм в Берлине? Стояли долго, слышались негромкие голоса, сзади затормозило еще одно авто. Наконец, что-то решилось, мотор вновь загудел…
Доктор попытался представить себе каменного солдата. Воочию не видел, но фотографии, кажется, встречал. Он еще подумал, что такому самое место у братской могилы. Все одно к одному…
— Выходи!
Он заставил себя снова жить. Смерть подождет, они не на кладбище, а на краю огромного плаца. За ним кирпичное здание в четыре этажа, полукруглая арка над входом. Рядом же кто-то в шинели с повязкой на рукаве.
Из машины доктор выбрался с трудом, но дальше стало легче, и по ступенькам он едва не взбежал. Его первая казарма была совсем не такая, но… Велика ли разница? Что та казарма, то эта.
А еще он понял, что вновь остался один. Все вернулось.
* * *
— Хайль!
Сидевший за столиком парень в форме с приметными петлицами даже не попытался встать, лишь лениво дернул рукой. На такое и отвечать не хотелось, но делать нечего.
— Доброй ночи!
Даже по званию не назовешь. СС! В их «фюрерах» доктор постоянно путался. Парень же, проснувшись, но явно не до конца, помотал головой.
— Ваше удостоверение?
В голосе — немалое сомнение. Потому и не встал перед цивильным штафиркой.
Удостоверениями доктор не запасся, пропуск в музей забрала полиция, хорошо хоть паспорт захватил.
Парень в форме (все-таки не офицер, уверенности не хватает) раскрыл документ, перелистал, затем пододвинул поближе какой-то список. Наконец, кивнул.
— Так точно, господин Фест, место вам зарезервировано. Только звание почему-то не указали.
