вернувшиеся, а сколько пропало, сгинуло на морских просторах, или же ступивших на нехристианские, языческие земли…
И он всё-таки махнул залпом полные стописят:
— Мы плывём не как 300 лет назад колумбовские изыскатели — за открытием новых земель. Это не поход-кругосветка, и не «Ноев ковчег» — здесь нет «вторых половинок».
Мы куча мужиков у чужих берегов. И многие совсем молодые, толком не вкусившие соль земли, но уже вобравшие соль моря. Более полутыщи мужчин, отрезанных от остального мира и суши на утлом… да-да! — по меркам океанских пространств, в объёмах палуб, кают и помещений — на утлом судне! И наравне с этим — «войсковая часть», боевой организм, собранный, заключённый в стальную коробку, плывущую по волнам.
Забили до отказа этот металлический водоплавающий муравейник… человейник, с якобы оправданными задачами под одной общей задачей, и непонятным в глобальном понимании предназначением.
Что океан?..
Беспощадная красота стихии, искушающая нашу судьбу — случится ему, он убьёт нас без задней мысли. Смерть всего лишь бессознательный инструмент природы. Худший противник это противник разумный, тот, который за пультами боевых комплексов или там, у казёнников разнокалиберных орудий. Те, кто по ту сторону шахматной доски.
И все мы, в чужих и дальних морях, для того чтобы сойтись в неизбежной драке. Как в природе — самцы сходятся в схватке ради…
— Ради?..
— Ради навалять вражине-конкуренту! Чтобы получить права на территорию охоты и кормёжки. И на право спариваться, скажем уж на всякий случай, — выдавил улыбку Геннадьич.
Приоткрыл иллюминатор, немедленно засквозивший холодом, вторгая в командирскую каюту тяжёлую и мерную поступь пятибалльной силы природы.
Чу, к этому всеобъемлющему гуду прибился отдалённый и наплывающий, и начинающий доминировать рокот поискового вертолёта.
…капитан 1-го ранга Скопин, прикрыв глаза, впустил в себя этот звук… и вчерашние воспоминания. Когда захлопнув за собой сдвижную дверь Ка-25, оказавшись внутри грузового отсека, он летел навстречу обстоятельствам. На встречу с людьми, которые были далеко не книгопечатными персонажами, существуя и когда-то, и ныне сейчас.
Если подумать за пилота барражирующего самолёта-разведчика Як-9ДД, наверняка он старательно и во всех подробностях рассматривал чужой определённо специфичной конфигурации корабль. Отделившийся от его палубы летательный аппарат, направившийся в сторону дислокации эскадры, не мог не привлечь внимания. И уж тем более, изумлённый интерес вызвал поднявшийся вслед, с той же короткой палубы, самолёт — сначала невероятно вертикально, затем плавно и не менее фантастически переходящий в горизонтальный режим.
Это был тот самый остроносый самолёт со скошенными крыльями, с которым он ранее накоротке повстречался в воздухе.
Реактивная машина совершила демонстрационный круг, немного сблизившись точно показывая себя, и вернулась на свой корабль-носитель, повторив тот же вертикальный трюк только уже с посадкой.
* * *
Палубный штурмовик Скопин приказал поднять и показать намерено. Как демонстратора опережающих технологий. Для пилота самолёта-разведчика. Пусть доложит начальству по возвращению на свой авианосец.
Винтовой «Як» предсказуемо увязался сопровождать Ка-25, дав вволю полюбоваться хрестоматийным изяществом легендарного истребителя. То ходящего кругами, то пристраивавшегося сбоку, уравнивая скорость с тарахтящей на максимальных 220 км/ч «вертушкой».
— Красавец, — услышал капитан 1-го ранга в наушниках, заведённых на внутреннюю связь, — прикатим в Союз, наверняка Сталин захочет на нас посмотреть лично. Попрошу Виссарионыча обязательно сохранить десяток-два экземпляров фронтовой авиации. Всех моделей. И не только для музеев. Самолётов-то было наклёпано будь здоров, а куда после войны всё делось? Смотришь фильм «В бой идут одни старики» — всё замечательно, всё в тему. И даже и вроде бы уж и привык, что «Яки» в кадре ненастоящие, и пусть бы себе — не обращаешь внимания… А всё равно глаз кривит натуральностью.
Ещё одним развлечением предстал «Кронштадт», вскоре обозначившийся вытянутым низким профилем в стороне по правому борту.
Линейный крейсер миновали, пройдя за его кормой на удалении около пяти километров.
А впереди по курсу уже наплывал флагман-линкор, в кильватере которого прорисовывался авианосец.
Сопровождавший «Як» точно того и ждал — отвалил, уходя на круг посадки. Даже доброжелательно перед этим качнув крыльями.
«У него должно быть уже припекало по топливу, раз он…», — едва лишь подумал Скопин. Всё его внимание сейчас занимал приближающийся стальной гигант под флагом ВМФ СССР, снова слыша по внутренней связи впечатлительный возглас пилота: — Ё-моё!
— И ё-твоё! — не удержавшись, брякнул кэп, растеряв в незатейливой игре слов изначальную иронию. Добавив мысленно:
«И чем ближе, тем… ё-твоёмней».
Застывшее в движении на серой поверхности океана нагромождение металла, что раздвигало воду обводами, будто слоновьей поступью, притягивало взгляд, пленяя ум, обуревая чувства!
«Что ж, некая поэзия присуща и железу».
Блымнувшее откуда-то взявшейся прорехой в облачности солнце, подсветило, окрасило картину: сохраняя общие аспидно-серые тона, делящиеся на тени и выпуклости надстроек, дымовые трубы, приплюснутые орудийные башни, линию борта линкора разбивал на фрагменты «ослепляющий камуфляж» раскраски.
Пилот «Камова», описав пируэт, заходил к цели путешествия с кормового угла, медленно параллеля, нагоняя, сближаясь борт в борт.
Слева под винтами проплывал массивный распластавшийся палубой корпус. Внизу, приглядеться, достаточно людно — побоку холод и ветер, очевидно, каждый из экипажа, кто имел повод оказаться на верхней палубе или высунь нос в технические проёмы и выходы, не отказал себе в любопытстве посмотреть на диковинную стрекозную машину.
Зрели и с крыла мостика… высокие ранги.
Поначалу, издалека, расположение мачт и надстроек на линкоре создавало впечатление невозможности осуществить посадку. Скопин уже был готов спрыгнуть на палубу в режиме зависания. С портфельчиком. Ближе…
— Там на носу по борту от башен ГэКа чемодан можно посадить, — плёво отметил пилот, — не думаю, что по месту будут сильные завихрения. Площадка большая и не торчит ничего.
В районе мостиков надстройки заморгало сигнальным фонарём.
— На корму приглашают, — считал световую морзянку борттехник.
Пилот исполнительно отыграл управлением, чуть клонясь тангажем на хвост, оттягиваясь назад, зависая, оценивая возможности на кормовой оконечности корабля.
Здесь их уже ждали. Копошились фигурки команды, расчищая площадку, отводя направляющие салазки катапульты в сторону на допустимый угол. Приняв меры, чтобы не мешала стрела крана.
— Тут у них гидро базируются, наверняка есть и чем принайтовить. Сяду, — принял решение командир «вертушки».
— Что он говорит? — уже изготовившись, подавшись ближе к сдвинутому проёму двери, у Скопина съехал лопух наушника, ворвав в перепонки докучливый шум винтов и трансмиссии вертолёта.
Борттехник (тут же в грузовом отсеке) был в гарнитуре на длинном проводе, оторвавшись от портативной кинокамеры, снимая зрелищные кадры, проорал на самое ухо:
— Всё нормально. Сядем.
Киносъёмка была не частной инициативой мичмана. Это был прямой приказ командира — вести любую фото- и видеофиксацию: «Если нам удастся вернуться, понадобиться полный отчёт… и доказательства, где мы были, в какой ситуации оказались, и что предпринимали. В конце концов, с нас, с меня потребуют подробный рапорт за всё потраченные боеприпасы, включая сами знаете какие. Если вдруг к тому дойдёт».
Пилот уверенно повёл машину вниз.
Фигурки в чёрных бушлатах внизу засуетились. Принимать подобное им не приходилось, и они без затей использовали уже привычные жестикуляции крановщиков — «майна», отмахивая флажками. Какие-то совсем смелые «стойкие оловянные солдатики», не понимая всей опасности вертолётных винтов, «лезли под колёса»… пока снижающаяся машина сама их не разогнала — когда над твоей головой громыхающая молотилка, тут поневоле прянешь.
Вертолёт коснулся поверхности ладно — четырьмя точками шасси.
Капитан 1-го ранга, стащив спасательный жилет, отстегнув страховочный зацеп, мигом выскочил, пригибаясь, перебирая ногами на безопасные метры.
Замполит, не отставая, следом.
Встречала их пара офицеров, в том числе и вооружённый наряд.
Старший, с четырьмя звёздами капитан-лейтенанта, выступил вперёд. Нарочито сохраняя вежливую строгость (при исполнении), если и отвлекаясь на геликоптер, завывающий, притягивающий взгляд — люди-гости были куда как важней.
Сразу же последовали взаимные представления, скупые и рваные приветствия (на продуваемой палубе половину слов уносило ветром).
— Капитан 1-го ранга Скопин, командир противолодочного крейсера «Москва».
Ответное утонуло во ввинчивающейся в уши ротации геликоптера:
—…простите, товарищ капитан 1-го ранга, но мы обязаны вас обыскать.
— Разумеется, — Геннадьич обратил внимание, как споткнулось в голосе говорившего это формально-официальное «товарищ», — мы не вооружены. Прикажите, пожалуйста, своим людям: надо принайтовить вертолёт. А то ненароком сдует за борт. Пилоты подскажут,
