внушать…
— Я не очень умею, могу только корректировать, — поправил меня Моня. — И то, не всем.
— Но Изабелле и Юлии Павловне смог же?
— Смог.
— Вот и надо-то будет внушить Елизавете, это дочка аптекаря, что она ко мне равнодушна, и что она за справедливость и просто обязана рассказать папеньке правду, кто в действительности начал ссору со мной.
— А! Это я могу! — обрадовался Моня. — Повеселимся, значит!
— Генка, а давай лучше я завтра с тобой пойду? — принялся уговаривать меня Енох, — Этот циклоп, если что, опять о примусе им напомнит. А вот мы с тобой в аптеке…
— Нет, Енох, завтра будет так, как я решил (не хотел просто ему рассказывать, что запланировал после урока с профессором Маркони заскочить в казино, материальное положение чуток подправить).
Наше совещание продолжалось заполночь.
Утром я, злой и не выспавшийся, пришел в аптеку в самом скверном расположении духа. Зато не опоздал. Что не преминула не отметить Лизонька:
— А что это вы, Геннадий, в этот раз вовремя прийти решили? — ехидно сказала она. — Решили поразить нас пунктуальностью?
Практиканты захихикали.
Я не ответил. Лизонька надула губки.
Я натянул белый халат, колпак и прошел к своему рабочему месту. Там, на лабораторном столике было от руки, лизонькиным округлым ученическим почерком написано задание на сегодня. Такое задание выдавалось каждому ученику с утра. Иногда, если задание было легкое и короткое, к примеру, как приготовление отбеливающего крема из хинина и глицерина, то дополнительно могли дать и два задания. Или же велеть приготовить это самое средство ещё раз. Так что все практиканты были задействованы с утра до конца рабочего дня.
Сегодня мне было задание сделать флобит. Это один из видов порошка от угрей. Задание было не очень сложное, но слегка муторное. Нужно было взять 25 частей углекислой магнезии в порошке, серного цвета 25 частей, кремортартора в порошке тоже 25 частей. Затем вот это вот всё надо было смешать, растереть в фарфоровой ступке, просеять через специальное сито. И попаковать в стеклянные пузырьки по тридцать грамм. Вот и всё. Занудность же была в том, что отвешивать эти реактивы было неудобно, так как банки с ними находились аж в складе аптеки. Надлежало идти туда, там отвешивать, нести сюда. Причем ходить нужно было для каждого вещества отдельно, чтобы не перепутать.
Но мне сегодня повезло, как и другим практикантам. На каждом столе стояли банки с уже отсыпанным веществом. Оставалось только набрать оттуда нужное количество и взвесить.
Я просиял и принялся настраивать аптечные весы и вытаскивать фарфоровую ступку, сито, флаконы и готовить их к работе.
И тут прилетел Моня с вытаращенными глазами:
— Генка! — завопил он, так, что я вздрогнул и сбил почти уравненные весы. Вот блин, теперь придётся заново всё настраивать. Вот чего больше всего не люблю в химии — так это настраивать аналитические весы. Ну еще иногда титровать не люблю, если с бихроматом. Я тогда переход в зелёный цвет не улавливаю.
— Генка! — видя, что я продолжаю витать в облаках, завопил Моня.
— Я взглядом показал, что слушаю.
— Тебе вон тот парень, — Моня указал на Валентина, — порошок поменял! Я видел!
— Какой? — быстро спросил я.
— Вот этот! — палец Мони уткнулся в банку с углекислой магнезией.
— А брал он его откуда? — спросил я.
— Вон оттуда, — Моня махнул рукой на шкаф, в котором хранились токсичные и взрывоопасные вещества, средней степени.
— Пошли покажешь, — велел я и пошел по проходу в сторону шкафа.
— Капустин, вы куда? — тотчас же заметила мой манёвр Лизонька.
— В туалет хочу, — печально ответил я и добавил, — если можно, конечно.
— Идите, паяц! — недовольно фыркнула Лизонька. Сегодня она была в ярко-зелёном платье в оранжевую полоску, отчего её и так красноватое лицо казалось ещё краснее. Платье было украшено таким обилием рюш и бантиков, что у меня аж зарябило в глазах.
Получив личное разрешение от Лизоньки, я дошел до шкафа и начал медленно идти вдоль него.
— Вот! Вот эта дрянь! — не своим голосом заорал обрадованный Моня.
— Точно? Не перепутал?
— Нет! Там на банке чёрточка такая была, я специально признак искал, чтобы потом найти. Так-то названия такие я не запомню, а банку со сколом — запросто.
Я взглянул на указанную банку и похолодел, спина враз покрылась холодным потом. На этикетке было написано «Гидразиний сернокислый», и рядом позначка — яд.
Я плохо помнил, что это за вещество, но знал, что все гидразины очень токсичны. Представляю, если бы я насыпал его вместо безобидной углекислой магнезии в смесь, чем бы всё это для покупателя закончилось бы.
Меня прошиб холодный пот.
Хорошо, что я в туалет шел. Там умылся холодной водой и долго не мог продышаться.
— Это плохо? — спросил Моня, который крутился около меня.
— Очень плохо, — вздохнул я, — спасибо, что сказал. А теперь я схожу к банкам на склад, а ты следи, чтобы меня не заметили. Ели заметят — срочно напомни им о примусе.
— О! Это я умею! — потирая руки, радостно осклабился Моня.
Я смотался на склад, к счастью, не попадаясь никому на глаза. Зачерпнул там магнезии в первую попавшуюся банку, право она была чистой. И ломанулся обратно (банку я спрятал в карман).
Лизонька при моём появлении поджала губки и не удержалась от замечания:
— Долго ходите, Капустин.
— Живот прихватило, — сказал я и Лизонька брезгливо поморщилась.
Но я уже подошел к своему месту и резво принялся мастерить средство от угрей.
Когда все пузырьки были выстроены на столе, а последняя партия ещё не была упакована, в лабораторию быстрым шагом вошел Форбрихер и громко спросил:
— Кто готовит флобит?
— Капустин, — сказала Лизонька, сверяясь с записью в журнале.
— Геннадий, дайте мне два пузырька, — он торопливо схватил два флакона и вышел в главное помещение аптеки.
За ним торопливо побежал Валентин.
Дверь была открыта и было слышно, как аптекарь говорит какой-то дородной женщине, к которой стеснительно льнула угловатая девочка-подросток:
— Будете использовать утром и вечером. Я здесь приложу инструкцию. Но просто запомните — угри смачиваете обычной водой и присыпаете этим порошком. Обильно.
— Спасибо вам огромное, — разразилась благодарностями дама, — Аринушке нужно
