Тут я конечно малость преувеличивал, но мои рассказы о стараниях родителей похудеть в свое время сильно задели Антонину Валерьевну, супругу Семичастного. Так что совсем не придуманную опасность для здоровья населения руководители страны осознали в полной мере. Представляю, каково им, говорить людям, которые пережили войну и блокаду, о необходимости нормирования калорий и суровом ограничении детей в еде. Память о голоде не проходит сразу, многие до сих пор воспринимают лишний кусок масла, ломоть сала, и прочий сахар с мясом, рыбой и сметаной как безусловное благо, а где-то — как символ счастья и достатка. И ладно бы только сами, так ведь нет, в первую очередь "заботятся" о детях!
Однако Микоян решился, и на мой взгляд, отчасти преуспел. Тяжело остаться равнодушным после цикла курируемых им телевизионных программ о проблемах повышенного веса. Зашевелились и медики, их руководство недавно капитально перетрясли, свели, как и партийные органы, в Региональные Управления, и вдобавок жестко замотивировали морально и материально на среднюю продолжительность жизни советских людей. Последние, надо сказать, этому не сильно радовались — партия устроила справедливость по-коммунистически, чем дольше живешь, тем дольше работаешь на благо страны. Иначе говоря, начиная с 1970 года возраст выхода на пенсию должен пересматриваться каждый год, в зависимости все от той же СПЖ.
Так что мне нет смысла стесняться в импровизированном конферансе:
— Вы хотите есть и худеть? — я направил удачно подвернувшийся под руку половник в сторону явно полноватой тетки. — Не переживайте, настоящая паста таит в порции всего четыреста калорий! А не полторы тысячи, как та, что предложил мне местный повар десять минут назад.
— Неужели?! — постарался вывести супругу из-под удара муж, столь же дородный мужчина лет шестидесяти. — Это с мучного-то, худеть! Сказки не рассказывайте!
— Не хотите, не пробуйте, — с намеком на учтивый полупоклон парировал я. — Но посчитайте сами, в яйце, — я дотянулся до подложки, и подкинул в руке еще не разбитый экземпляр с подозрительно смазанным чернильным штампиком. — Тут калорий семьдесят. В порции муки чуть более трехсот. В вот в столовой ложке масла — еще почти две сотни, и этого жидкого яда вам в тарелки подливают преизрядно!
— Пусть готовит, не мешайте! — вмешался лысый товарищ. — Есть реально охота!
— Теперь соус, — не стал спорить я, лишь задумчиво приподнял кулек мелких креветок сомнительной свежести. — Конечно, итальянцы используют морских тварей покрупнее, — я продолжал импровизировать. — Но мы-то знаем, что в пасте главное именно соус, а не мясо. А соус, товарищи, он идет от панциря! То есть чем больше панциря, тем вкуснее паста. Но бедные крестьяне не могут себе позволить по настоящему дорогие мелкие креветки, вот такие, — я еще раз покрутил в руке явный нестандрат, годный разве что на корм кошкам. — Есть их не обязательно, ну, примерно как перец-горошек, который многие из вас любят бросать в суп.
— Лучше все же было с мясом, — с сожаление протянул кто-то издалека. — Или с колбасой.
— Извращенцы! — я скорчил страшную рожицу. — Лучшая колбаса это рыба! Семга, севрюга, на худой конец минтай! Вкусно и ликвидирует дефицит фосфора. Но для пасты даже это лишнее, запомните!
— Так что, голую лапшу жрать? — возмущенно протянул все тот же оппонент. — Не нужна нам такая итальянская кухня!
— Во вкусах разбираться надо, не все котлеты с порошковым пюре в заводской столовке понужать! — мне пришлось изобразить искреннее возмущение. — И не забывайте, товарищи, согласно нашей статистике, итальянская семья получает говядины вдвое меньше советской!
Никаких данных я, разумеется, не знал. Но начавшееся в зале возмущение сняло как рукой — в СССР рабочая солидарность правильно понималась даже дорогих ресторанах. Несколько минут передышки хватило — хорошо разогретая плита позволила повару под моим чутким руководством распустить в сливочном масле большую дольку чеснока, репчатого лука, травки типа укропа и кинзы, набросать мелко резанных помидор, и отшлифовать это специями и креветками. Тесто было раскатано в большие блины, порезано на щедрые, в треть сантиметра, полосы.
— Сейчас закинем в воду, паста сварится и всплывет, — комментировал я действия шефа. — Пара минут, и ее нужно откинуть на дуршлаге, а потом чуток допарить в соусе.
— Смотрите, — вдруг вмешался повар, обводя рукой подозрительно замолчавшие телевизорам. — По всем каналам обещают срочное сообщение!
— Главное, что должно быть в пасте, это свежесть, — по инерции продолжил я. — Лишние пять минут убьют вкус безвозвратно!
Но меня уже никто не слушал. Все присутствующие повернулись к экранам, на которых, в дополнение к заставке, пошел звук. Сочный голос Людмилы Зыкиной выводил "В том краю, где бродят метеоры, космонавты держат путь опять", это мигом сняло страхи и сомнения: войны, чумы, как и какой-либо схожей трагедии, не ожидается. Скорее наоборот, покажут "космос", а он, как известно каждому пацану и девчонке, исключительно наш, советский.
Собственно, последний год редкая неделя проходила без того, чтоб Шелепин так или иначе не выворачивал мне мозг на тему достижения Луны. Старался и в переписке, и очно, вытаскивая "на ковер", не жалея подробностей на случай "а вдруг что-то всплывет в сознании". Пару раз товарищ Семичастный не погнушался своими генерал-полковничьими руками вколоть какую-то химию со специальной гипнотической методой. Результаты, к сожалению, были весьма далеки от мистических. Ну вот к примеру, кто из моих сверстников в 2010 может помнить детали программы Аполлон? Всяк знает, американцы достигли Луны чуть не десяток раз, навтыкали лес флагов, на тележке меж кратеров гоняли как по хайвею, привезли гору булыжников, и сняли кучу киношек… На этом фоне я вполне мог сойти за эрудита — смотрел фильм "Аполлон-13", да хорошо помнил детали полета "Аполлона-11" по широко освещавшемуся в штатовских СМИ сорокалетию этого славного события с Армстронгом, Коллинзом и Олдрином в первых ролях. А еще был в Космическом Центре на мысе Канаверал, и сохранил с того вояжа пару десятков фотографий.
Впрочем, совсем напрасным копание в моих мозгах назвать нельзя. Мелочи накапливались, и, судя по всему, складывались в какую-то более-менее полезную картину. О ее применении на практике передо мной особо не отчитывались, но даже самый что ни на есть тупой ответ в стиле "Луна, она реально твердая"[63] записывали самым аккуратным образом. И за спасение очередного, четвертого по счету зонда к Венере, Шелепин благодарил вполне искренно. А всего-то я припомнил реальное давление и температуру на поверхности "утренней звезды"[64]. Хотелось, конечно, сильно большего, как минимум, нашу ЭВМ "Орион" на борту ракет и лунных зондов, но… Слишком медленно раскачивались доценты с кандидатами. До 1968 года в микропроцессоры никто толком не верил, а после — нашлась тысяча правдоподобных и очень убедительных причин не менять ровным счетом ничего. Так что лично для меня польза всей суеты была лишь в одном — ход лунной гонки я представлял не хуже первых лиц страны.
