‑ Что в Болгарии?
Свербеев, чутко улавливавший мое настроение, с готовностью ответил:
‑ Из Софии так же поступают сообщения о брожениях по поводу брака с принцессой Мафальдой, но там хотя бы нет аргумента по поводу гемофилии, да и саму принцессу Мафальду никто не посмеет обвинить в принадлежности к разряду «опальных семей».
Ну, это да. Обвинить в опальности дочь Римского Императора не получится ни у кого. Даже злопыхатели не могут отрицать перспективность этого брака. Тем более, что перспективная невеста имеет в родных сестрах Императрицу Единства. А вот с девочками Николая все значительно хуже. Но других девочек у меня под рукой нет, а Румыния с Сербией нам очень нужны. Но это я знаю, что у двух старших дочерей Ники нет гена гемофилии, а как я это могу объяснить остальным, особенно при Дворах в Белграде и Бухаресте?
Опять же, откуда я такой уверенный нарисовался? Вычитал в какой‑то медицинской статье в своем будущем? Мало ли кто и что в этом самом будущем писал! Может это и не так на самом деле. И вот родится в какой‑нибудь Румынии гемофилийный наследник, как у Ники Алексей, и что тогда?
Ладно, чему быть, того не миновать. В конце концов, пока свадебка, пока то, пока сё, год и пройдет. А там видно будет. Может и обойдется все. Отступать все равно некуда. Потеря лица для монарха – это даже хуже, чем для японского самурая. Ему‑то что? Пырнул себя железкой в пузико и отдыхай.
‑ Разосланы ли приглашения на частный прием у Великого Князя Николая Александровича?
Свербеев склонил голову.
‑ Точно так, Ваше Величество. В полдень, 13 октября, в Малом Николаевском дворце в Константинополе состоится прием. Приглашения разосланы всем, кто был в списках.
‑ Наша контрпропаганда?
‑ И по дипломатическим каналам, и по линии русского культурного центра в каждой из означенных столиц, и через публикации в прессе, в том числе и оппозиционной. Однако, смею заметить, что этого недостаточно. И в Бухаресте, и в Белграде имеют виды на куски распавшейся Австро‑Венгрии, и наша сдержанная позиция по данному вопросу добавляет вес словам наших оппонентов. В той же Румынии вопрос Трансильвании стоит очень остро и даже сторонники брака с русской Великой Княжной используют этот аргумент для усиления собственных позиций. Мол, русская жена наследника престола поможет заручиться поддержкой России в части притязаний на Трансильванию.
А Трансильвания – это война. Большая война, в которую мы окажемся втянуты. Война, которая нам сейчас абсолютно не нужна. Новая бессмысленная свалка, в которой у России нет и не будет никаких жизненных интересов. И это при том, что румыны, вне всякого сомнения, будут раздавлены венгерской армией, даже если АВИ распадется. Не умеют румыны воевать, ничего тут не попишешь. И опять придется нам, как это уже было пару лет назад.
Черт бы побрал всю эту болезненную гордость малых народов. И моду на провозглашение разного рода империй. Каждый удельный князёк мнит себя императором. Причем, иной раз даже не знаешь, с какой стороны ждать подвоха. Та же Мафи, насколько я убедился, девочка очень амбициозная, да так, что, Маша на ее фоне даже бледнеет. И, уж, Мафи точно не удовлетворится банальным статусом «Царица Болгарская». А значит, когда‑нибудь и отсюда следует ждать бациллу великодержавности, тем более что болгары в минувшей войне действительно себя показали самым наилучшим образом, а получили лишь крохи. Конечно, главным достижением для них было чудесное перемещение в стан победителей, но это ведь забывается очень быстро и считается само собой разумеющимся.
Ладно, Мафи и Болгария – это вопрос будущего. А вот Сербия и, главное, Румыния – это, как раз, очень и очень серьезно. Румыния – это путь из России в Ромею, это защита Черного моря и всех наших приготовлений в Николаеве, Севастополе и Мариуполе, это прикрытие Одессы, это дополнительные сотни километров, препятствующие вражеским бомбардировщикам наносить удары по нашим промышленным центрам. В конце концов, Румыния – это сельское хозяйство и хлеб, который нам остро необходим сейчас.
И Румыния ждет от нас сигнала об одобрении их притязаний на Трансильванию.
‑ Какие свежие данные по анализу настроений в Австро‑Венгрии в преддверии референдумов 13 октября?
‑ Пока данные по землям разнятся, Государь, но общая тенденция такова, что распад Австро‑Венгрии видится весьма вероятным.
А это плохо.
Это ‑ война.
‑ Постарайтесь внушить официальному Белграду, и, в особенности, официальному Бухаресту, что эти браки не могут рассматриваться в отрыве от той помощи, которую может им оказать Россия в трудный час. Не конкретизируйте. Но намекните. Их запросы очень велики, и мы хотим видеть практическое обеспечение этих запросов. И, вообще, дочери Николая – мои любимые племянницы, я их люблю всем сердцем, как своих детей.
Ну, практически.
* * *
ИМПЕРИЯ ЕДИНСТВА. РОССИЯ. МОСКВА. ВОРОБЬЕВЫ ГОРЫ. ШУХОВСКАЯ БАШНЯ. 5 октября 1918 года.
Ветер усилился, что было хорошо и плохо одновременно. Хорошо, что появилась надежда на то, что сильные порывы наконец‑то прогонят эту вязкую хмарь. Плохо то, что стало еще холоднее и от этого холода уже не спасали даже кожаные «доспехи» летчиц, не говоря уж о мелко дрожащем Шухове, пальто которого просто было покрыто каплями влаги.
Ни выпитое вино, ни попытки шутить, ни что другое уже не согревали пленников башни. Дамы пытались прикрывать кавалера своими кожаными «телами». Тот, по началу отнекивался и сильно смущался, но после окрика подполковника, все же наступил на свою гордость и позволил «милым барышням его согреть».
Стоя чуть ли не в обнимку с мужчиной, которого увидела сегодня впервые в жизни, Галанчикова внутренне усмехнулась. Да, видел бы ее сейчас ее Борис! Скандала бы ей не избежать!
Впрочем, откуда ему тут взяться? Наверняка где‑то сидит сейчас в тепле чайной, да дела свои обсуждает, даже не вспоминая о ней.
Да, странный у них брак. Она – бывшая актриса, профессиональный пилот с семилетним стажем, участница множества самых отчаянных перелетов, испытатель новейших моделей аэропланов. Он – купец первой гильдии и один из «хлебных королей» России. Она – рвалась в небо, а когда началась война – рвалась на фронт. Он ‑ зарабатывал огромные капиталы на торговле зерном и не только. Он ‑ предлагал ей купить какой угодно аэроплан (Хоть десять! Целый завод!), лишь бы она осталась в Москве. Она ‑ бросила все (включая мужа) и отправилась на войну.
Не смогла Люба сидеть сиднем дома, когда вся Россия воюет. С её‑то опытом!
Но, как уже было сказано, муж, Борис Филиппов, не очень‑то одобрял ее патриотический порыв. Впрочем, его надеждам на то, что тяготы и лишения войны заставят его супругу одуматься и вернуться в сугубо гражданскую авиацию, сбыться было не суждено. Да, и как она могла отказаться, когда все воюют? Та же Евдокия Анатра, например. Или княгиня Долгорукова. Или, вот та же Ольга Мостовская. Целый ее дальнебомбардировочный полк.
А муж… Что муж? Не складывалось у них все как‑то. Детей не было. Борис был весь в своих купеческих делах и побывал у них в полку лишь один раз. Да и то…
Окинув хозяйским оком свою жену, самолеты и барышень вокруг воздушных машин, Филиппов тут же сел в свой автомобиль и молча уехал.
И лишь через неделю, за утренним чаем, Люба узнала о том, что муж купил старое строение фабрики и склады, заказал все необходимое оборудование и даже нанял контору, которая уже начинала формировать портфель заказов и искать поставщиков.
Глаза купца горели воодушевлением:
‑ За кожей – будущее! Одних казенных подрядов на обеспечение кожаными куртками, штанами, сапогами и прочим, всей этой вашей авиации и прочей машинерии сколько можно получить! Броневики! Авто! Вы же там все в коже ходите! Даже на земле! А какие на вас одежды в небе и сколько ее! А мода на вас сейчас какая пойдет! Это же какие деньги, Любушка! Миллионы, как есть, миллионы!!! Слава Тебе Господи, что сподобил меня проведать тебя, радость моя, на этом вашем чертовом аэродроме, гори он огнем!!!
