двух отличниц и примерных школьниц, конечно. Что и то у меня не очень, и это, и поведение хромает и не достоин я еще на фоне очень хороших девочек так сразу попасть в ряды ленинской передовой молодежи.
Короче, довела она меня почти до слез, стоял, носом шмыгал перед классом, поэтому в комсомол я уже одним из самых последних вступил, когда только я и наших четыре матерых двоечника остались, которых туда никто и не звал. Уже пришлось класснухе вместе с нашим комсомольским секретарем меня уговаривать, на что я вспоминал ей все эти слова про не слишком достоин и что поведение хромает:
— Я, ведь, особо лучше то не стал, как же так? А теперь за руки тащите? Где она, сермяжная правда? Вопрос принципиальный и я требую ответа!
Класснуха в итоге поджала губы и надулась, уговорила меня именно секретарь комсомола, ничего такая себе одноклассница.
Да, тогда все вступали, кто хоть как-то свою будущую жизнь не в ПТУ видели, иначе никак. Без значка на лацкане пиджака вопросы возникли бы неминуемо при поступлении в интересных вузах и технарях. Это самый такой минимум нормального советского человека, без него становишься немного подозрительным лицом с непонятными жизненными перспективами.
— Хороших девчонок ты едва не подцепил, у нас таких в школе нет, — замечает Стас напоследок, при прощании.
— Есть, на год младше парочка таких, — вспоминаю прошлую жизнь я, уже при взрослой жизни как-то пообщался с одной из них в интимной обстановке.
— Но, этих я и не мог подцепить, у них взрослые парни есть, на пару лет старше нас. Сам понимаешь, против таких мы объективно не тянем, — говорю я ему откровенно и мы расходимся по домам.
Утром все тело опять болит, этому чувству я откровенно радуюсь, процесс идет, я становлюсь крепче и сильнее.
Значит, не зря машу битами, если мяса очень уж много и не нарастет, рука станет все равно гораздо тяжелее, удар жестче и мощнее. Кажется мне, что в этой жизни, в отличии от той, мне предстоит гораздо чаще прибегать к размену ударами, поэтому, гораздо лучше иметь их в арсенале более доходчивыми для противников.
Именно, что не на ринге, а в жизни, хотя и на ринге лишним не будет.
Раз уж я собираюсь идти совсем другим путем в этот раз, мимо школы и военного училища, где драться между собой не особо принято. Именно в такие места, где это осознанная необходимость и, отчасти, средство выживания.
Надеваю после раннего завтрака перчатки, вытаскиваю листы из тетрадки, но, сначала долго протираю места на конвертах, которых касался пальцами, затираю добросовестно. Стелю сложенную газету «Труд» на стол и начинаю писать текст сообщения на каждом листе по отдельности. Почерк не меняю, просто пишу левой рукой печатными буквами, все буквы изображаю не как обычно, рисую их не так, как привык, а веду ручку совсем наоборот.
Не то, чтобы я опасался разоблачения, но и помогать разыскать меня не собираюсь, поэтому пишу короткий текст на каждый лист, откладываю его в сторону, складываю пополам, тут же подписываю конверт, ставлю индекс, просто название города и куда именно там: обком, горком, МВД и прокуратура.
Мне кажется, что это основные места, где могут и должны заинтересоваться моей анонимкой.
В КГБ не пишу пока, это не их профиль, насколько я осведомлен про дела комитета.
Написав двенадцать листов, я сложил их аккуратно в конверты, даже не стал заклеивать языком из-за солидного количества, а налил воды в чистую чашку и смазал мокрой кисточкой края, потом заклеил. Собрал в пакет и положил в свою спортивную сумку, чтобы не увидели случайно родители или сестра, которую приведут скоро.
Даже газету прихватил с собой, чтобы выкинуть по дороге. Насмотрелся, как по отпечаткам на газете таких информаторов находят, даже самому смешно стало от такого предположения, но, все же выкину газету лично сам в урну по дороге.
Когда раздается звонок, я открываю дверь и впускаю занесенных снегом тетю с Варюшкой.
На самом деле, мне бы оставить ее завтра обратно у тетки, когда я поеду в Ленинград, но, той на работу пора в смену выходить, оказывается, придется Варьке одной посидеть дома.
В этом есть немалая такая проблема, оставлять так надолго ее нельзя, все же восемь лет всего и мало ли что. Если родители узнают, что я исчез на семь-восемь часов, мне сильно влетит, ладно, если там пару часов погулять с парнями или на тренировку сходить.
Да и решение финансового вопроса подвиснет, поэтому я быстро упрашиваю подержать сестренку до вечера мою тетю, когда я сам ее заберу.
— Придется ехать в Ленинград сегодня, так получается, — понимаю я.
Расписание электричек написано на бумажке около зеркала, я успеваю еще на двенадцать двадцать, поэтому оставляю ключ от квартиры и убегаю на электричку. Прихватив с собой пару бутербродов с сыром и колбасой, еще "Три товарища" Ремарка, как раз перечитаю по пути, что бы пара часов в каждую сторону пролетела незаметно.
Путь до станции и дорога до Балтийского вокзала прошли, как обычно, по вагонам прогулялись пограничники, проверяя документы у взрослого народа. У нас тут погранзона почему-то, наверно, чтобы дети генералов на самой настоящей заставе послужили, только не в тайге, а именно здесь, под Ленинградом. Поэтому все не так просто, впрочем, пограничники досконально документы не проверяют. В основном потому, что точно тогда не успеют до конца зоны своей ответственности, где они пересаживаются на обратную электричку в Лебяжье.
Их всего трое, а вагонов двенадцать, документы народ не так быстро достает, все же не менты спрашивают, а обычные срочники, с определенной неохотой, тоже не особо понимая, зачем требуется такая проверка здесь. Поэтому погранцы и спрашивают выборочно, у подозрительных с их точки зрения людей.
Была у меня с ними стычка, когда лежал в госпитале и без документов решил прокатиться домой, пришлось продемонстрировать полученные на секциях навыки, чтобы избежать задержания, ведущего к залету в самоволке и возможному отчислению из училища.
Боялся больше всего того, что мужики вмешаются и помогут сдать нарушителя погранрежима, поэтому сначала ушел подальше от электрички, а уже потом показал конвоирующему меня служивому, где раки зимуют, в укромном от посторонних взглядов месте.
На Балтийском спускаюсь в метро, еду на канал Грибоедова, раньше часто там вылезал, иду мимо Казанского собора, смотрю на "Дом Книги" Зингера, сейчас он не такой красивый, но, тоже очень ничего. Место смерти Александра
