Александр Михайловский - Рандеву с «Варягом». Петербургский рубеж. Мир царя Михаила (сборник)

Цареубийцы, как выяснило следствие, направлялись англичанами, и поэтому теперь Россия находится на ножах с Англией, и нежно дружит с Германией. Войну нам англичане объявлять боятся, поскольку стотысячный Туркестанский корпус в любой момент готов отправиться в поход на Индию. От осознания возможной потери «Жемчужины британской короны», англичане исходят приступами бессильной злобы, и именно поэтому Ройял Нэви ограничился враждебными демонстрациями в отношении нас, а не предпринял нечто более серьезное.

Но самое главное – еще до злодейского убийства императора Николая II Россия и Германия выразили намерение подписать большой союзный договор, так называемый Континентальный альянс. Из-за этого договора, чрезвычайно невыгодного и опасного для Британии, государя, скорее всего, и убили.

Господин Дурново сказал, что сам был там под бомбами и уцелел лишь Божьим промыслом и смекалкой кучера. Новый император подтвердил намерение подписать этот договор, так что сейчас мы с немцами почти союзники. Осталось закрепить все на бумаге. Как раз сегодня утром в датском парламенте шли жаркие дебаты о необходимости присоединения Дании к этому союзу. И датские депутаты сумели, наконец, принять единственно верное решение, суть которого заключалось в следующем – Балтийское море станет внутренним морем тех государств, берега которых оно омывает, и теперь мы должны будем защищать Копенгаген, также как Ревель, Ригу, Гельсингфорс или Петербург. Именно тут будет располагаться передовая линия обороны нашей столицы.

– Поэтому, – сказал Петр Николаевич, – я должен передать вам, Андрей Андреевич, распоряжение вице-адмирала Степана Осиповича Макарова, назначенного с началом войны исполняющим обязанности вместо внезапно заболевшего генерал-адмирала великого князя Алексея Александровича. Подробности вам сообщит сам Степан Осипович – он будет здесь через три-четыре дня вместе с отрядом броненосцев. А пока вот, – и господин Дурново протянул мне запечатанный сургучными печатями пакет.

– Остаемся в Копенгагене, господа, – сказал я, прочитав адресованное мне послание старшим офицерам, стоявшим во время моего разговора с министром иностранных дел России на почтительном расстоянии. – Надо чинить «Ослябя», точнее его котлы, будь они трижды неладны. Самая сильная единица отряда, господа, у нас небоеспособна, и Степан Осипович пишет, что не только из-за котлов.

Из-за чрезмерной перегрузки броневой пояс корабля находится фактически под водой, и не способен защитить броненосец в бою. Кроме того, перегрузка съедает почти треть от проектного запаса плавучести, так что во время сражения корабль будет иметь очень низкую живучесть. Датчане, конечно, постараются что-то сделать, но строительную перегрузку в сто тысяч пудов невозможно устранить никаким ремонтом.

Это приговор, господа. Опасности подвергается команда, которой, возможно, скоро предстоит идти на этом «недоброненосце» в бой. К тому же Новым Адмиралтейским заводом заинтересовались в Главном управлении государственной безопасности. Вице-адмирал Макаров пишет, что господа жандармы рядом с новыми госбезопасниками – это просто дети малые. Думаю, что кое-кто из подрядчиков пойдет на каторгу за махинации с казенными деньгами во время постройки и оснащения «Ослябя».

При этих словах офицеры зашумели. Давно уже на флоте считали счастливчиками тех, кому довелось служить на кораблях немецкой постройки. Сработанные добротно и на совесть, изделия немецких корабелов отличались хорошей скоростью, высокой живучестью и надежностью. Немного хуже были корабли, построенные во Франции и в Америке. Но и там качество постройки и боевые характеристики были вполне приемлемыми. Отечественные корабли были значительно хуже. Строились они настолько долго, что в процессе строительства успевали устареть. Вот и «Ослябя», сказать честно, был построен из рук вон плохо, как говорится – хуже некуда.

Намучались мы с ним в походе преизрядно. А ведь дошли только-только до Джибути. А если бы в бой, как предлагали некоторые горячие головы? Утоп бы наш броненосец, и не одну сотню матросиков прихватил с собой на дно морское.

Потому известие о том, что его строителями теперь займутся те, кто должен ими заняться, вызвало среди господ офицеров изрядный прилив радости, а точнее, злорадства. Ну вот, наконец-то, хоть что-то будет сделано, чтоб не строили у нас плавучие железные гробы вроде злосчастного броненосца «Гангут».

Подождав, пока утихнет шум, я повернулся капитану 2-го ранга Чагину.

– Иван Иванович, ваш «Алмаз» как находящийся в наиболее хорошем техническом состоянии, должен как можно скорее забункероваться углем и сменить на позиции дальнего дозора «Светлану». Всем остальным заняться текущим ремонтом и привести корабли в порядок. Но так, чтобы в любой момент в течение суток быть готовыми к бою и походу. Если придется – драться с англичанами будем насмерть, ибо за нами не только Копенгаген, но и Кронштадт с Петербургом.

Я оглядел притихших, штабных, командиров крейсеров, транспортов и миноносцев.

– И еще, господа, последнее распоряжение Главморштаба. Вы должны немедленно провести на своих кораблях ревизию и сдать на берег все лишнее дерево, всю мебель и шлюпки, за исключением тех, без которых невозможно нормальное функционирование корабля. И не думайте о том, как вы будете спасать команду в случае самого худшего. Никак!

Во время боя крейсера «Варяг» с японской эскадрой, из-за применения противником фугасных снарядов, дающих большое количество осколков, все шлюпки «Варяга» превратились в решето. Зато лишнее дерево на борту увеличивает пожарную опасность и требует дополнительных усилий пожарных дивизионов. Степан Осипович пишет мне, что любой командир германского корабля, вышедший в бой с таким количеством горючего материала на борту, как у нас, был бы немедленно отстранен от командования и отдан под суд. За ненужный риск, которому он подверг свой корабль и команду.

Но не вешайте нос, господа. В течение трех-четырех дней сюда подойдут все боеспособные корабли Балтийского флота и эскадра броненосцев кайзермарине под флагом самого адмирала Тирпица. И тогда англичане вряд ли рискнут сунуться в Датские проливы. Так что нам надо продержаться совсем немного. На этом все, господа, все свободны.

Огромная, похожая на кита стодвадцатиметровая туша атомной подводной лодки медленно скользила под нижней кромкой ледового поля, ощупывая ее импульсами своего ГАКа. Она искала подходящие разводья в многолетних ледовых полях, чтобы в них можно было всплыть, не рискуя получить повреждения. Но вот трещина, точнее, затянутая тонким льдом полынья, образовавшаяся во время недавней подвижки ледовых полей, была наконец найдена, и полностью застопорившая ход подлодка начала отрабатывать всплытие. Делала она это медленно и аккуратно – ведь в случае серьезных повреждений местный судоремонт вряд ли смог бы их исправить.