Когда расторопный и молчаливый слуга сменил очередное блюдо перед рыцарем, забрав пустое, араб улыбнулся, стряхивая с бороды невидимые крошки:
— О, Аллах! Я счастлив, что у меня такой прекрасный гость, ведь нет большего счастья для хозяина, чем гость с отменным аппетитом!
Шендеман тяжело откинулся на подушки:
— Я благодарен вам, эфенди! Признаться, я ограничен во времени на период своего визита в Краков, поиски хорошего постоялого двора отняли бы у меня много времени!
Араб склонил голову в знак признательности за благодарность, а мысленно уже сделал зарубку:
«Что же ты не остановился на постоялом дворе своего Братства или у своих верных соглядатаев? Двойную игру ведешь, тевтонский пес, боишься, чтобы тебя не увидели в городе…»
— А как ваша торговля, уважаемый? — Немец, казалось, не заметил проскользнувшей искорки в глазах араба.
— О! Благодарю за вашу учтивость! Торговля идет прекрасно! Вот, новое средство завезли от клопов! Горожане охотно раскупают, говорят, что полынь плохо действует! — Он широко улыбнулся. — Но вам это будет неинтересно! Клопы, я так понимаю, вам вряд ли докучают, почтеннейший?
— Не докучают! — судорожно сглотнув, согласился рыцарь, нервно передернувшись лицом, словно в тике. — Раз в Кракове так много клопов, вас ждет огромный доход, эфенди!
— Вы себе не представляете, насколько много! — Юсуф воздел руки.
— Боюсь, что служба эмиру вам скоро станет приносить меньше прибыли! — Шендеман довольно засмеялся своей шутке. — Надеюсь, я вас не обидел, сотник?
— Мудрейший Абу Убейд рассказывал про халифа, который предложил одному человеку выбрать одно из двух платьев. Тот пошутил: «Беру оба и еще финики!» Халиф рассердился, сказал: «Смеешь шутить при мне?! Шутка — это оскорбление, используемое глупцами!» — и ничего ему не дал!
— Ты хочешь сказать, — немец затвердел лицом, желваки перекатились на скулах, — что я глупец?
— Нет, почтеннейший, — араб прищурился, — я имел в виду, что тот, кто ищет друга без недостатков, очень часто остается один! Ваши шутки для меня важнее, чем их отсутствие: и шуток, и вас…
Немец наклонился и исподлобья взглянул на Юсуфа:
— Ты же знаешь, что я тебе нужен не меньше, чем ты мне! Без меня ты не получишь Верта! Без меня ты не получишь соглашения с Братством!
— Порой соломинка ломает хребет верблюду, а одного слова достаточно для начала войны! — Юсуф примирительно развел руки. — Давайте не будем состязаться в острословии, а то я — эмир, и ты — эмир, но кто же погонит наших ослов?
— Ты прав! — Немец устало прикрыл глаза. — Мы говорили с тобой в прошлый раз о том, что война между нашими народами нас не касается! Главное, что сейчас волнует Братство, — возможность решать свои дела, и желательно делать это в относительной тишине и спокойствии! Поход на восток требует много сил и времени!
— Желаете ловить рыбку в мутной воде? — Араб понимающе улыбнулся. — Только вот рыбка может оказаться и сама охотником!
— Ты, как всегда, прав, сотник гулямов! Верт, — немец буквально выплюнул имя своего врага, — и орден, словно рыбья кость, стоят в горле Братства! Мы не можем допустить, чтобы он осуществил задуманное!
— Гораздо хуже то, доблестный фон Шендеман, что его планы теперь для нас загадка не меньшая, чем он сам!
— К чему ты клонишь?
— Он с легкостью обходит все ловушки, словно видит их наперед! — Лицо араба выказывало неподдельную озабоченность. — Я не удивлюсь, что ваш папа ему благоволит больше, чем гроссмейстеру Братства…
— Тебе ли решать, кому больше благоволит папа?! — Шендеман вскочил, опрокинув низенький столик с подносом. — Эти мерзавцы и так слишком долго пользовались благосклонностью его святейшества! С самого начала Братство, получив указание направить свои труды на восток, лишилось и могущества, и богатств!
— Вы правы, почтеннейший! — Юсуф сокрушенно покачал головой. — Когда крестоносцы так поспешно устремили свой взгляд на юг, на Константинополь, Братство не могло упустить такой шанс, как Каталаун!
Он хлопнул в ладоши, через пару секунд хлопнул еще раз, недоуменно глядя на тевтона.
— Прошу извинить меня!
Юсуф с легкостью поднялся с подушек и скрылся за бархатным пологом. Оттуда донеслась арабская речь, звук удара и звон падающей посуды. Шендеман, украдкой оглядевшись, приподнял столик и взял мешочек с деньгами.
Через мгновение появился Юсуф:
— Уснул, мерзавец!
— Я понимаю вас, эфенди! — Рыцарь уже стоял у выхода. — Хороший слуга дороже золота!
— Пустое, почтеннейший, кто гневается по пустякам, тот останется ни с чем!
Не садясь на подушки, он вежливо поклонился, давая понять тем самым, что их разговор окончен.
— Я же говорил вам, эфенди, что очень ограничен во времени! — Шендеман поклонился в свою очередь. — Надеюсь, ожидание нашей следующей встречи не затянется надолго?
Юсуф, проводив тяжелым взглядом уходящего рыцаря, удовлетворенно пошарил под столиком:
— Глупец ты, благородный фон Шендеман! Осел остается ослом, даже если он везет казну султана! Ты хочешь нас обмануть своим крестовым походом? Вы пойдете, но совсем не туда, куда рассчитывает ваш папа! И не туда, куда вы сами надеетесь…
— Ой, да неужели в самом деле? — открывать глаза не хотелось. — Какая дрянь только не приснится — волки, змеи, в смысле, баба-змея…
Спина ощутила твердый камень под собой. Но не холодный, а странно теплый — теперь глаза открывать уже точно не хотелось. Андрей страдальчески протянул:
— Опя-я-ять? Снова вещий сон? Ну сколько можно?
— Столько, сколько нужно, сын мой!
Андрей соскочил, как ошпаренный, но больно ударился головой о низкий потолок. Открыв глаза, он увидел, что это каменный выступ, а сам он находится в пещере. Огонь трепетавшего факела освещал небольшой участок искрящегося темного камня и того, кто сидел напротив Андрея.
— Благословите, отче!
Он в трепетном смятении опустился на колени, склонив голову, однако благословения не последовало.
— Отче?
Высокий, видно было даже по сидящей фигуре, старец с длиной седой бородой в плаще крестоносца и блестящем искусно сделанном доспехе смотрел, казалось, сквозь него.
— Может, ты сам благословишь меня, — он взглянул в глаза Андрею, отчего тому захотелось стать маленьким-маленьким, а еще лучше сразу провалиться под землю, — брат-командор?
Старик говорил без малейшей тени иронии. Андрей помялся немного и поднялся с колен.
— Вы же знаете… — он запнулся, — что я не командор…
