– Заверните с собой!
Официант хоть бы глазом моргнул: с собой так с собой. Закуриваем.
– Ну что, к девочкам? В веселый дом?
Сергей снова краснеет. Ну что ты станешь делать?! Послал Бог красну девицу. Отбой…
Выходим на площадь. До вечера уйма времени. Куда податься?
– Съездим к Розенфельду? – предлагает Сергей.
Почему бы и нет? Но не с пустыми же руками? Заскакиваю в кондитерскую. Покупаю все пирожные, какие есть на прилавке (их складывают в большую коробку), и огромный кулек шоколадных конфет. Несколько пирожных в маленькой коробочке – лично Розенфельду. Доктор, как я успел заметить, сладкоежка. Остальное – сестричкам.
Знакомая ограда, входим во двор. Нетребка с водителем тащат следом коробку и кулек. Гостинец Розенфельду несу сам. Во дворе госпиталя обычная суета: повозки, возле которых суетятся санитары и сестры. Одна поворачивается к нам и вдруг с визгом бежит в здание. Не проходит минуты, как на крыльцо высыпает стайка женщин в белых передниках с красными крестами.
– Павел Ксаверьевич!… Сергей Николаевич!…
Сестры обступают нас. Это с чего такой прием?
– Вы вправду государя видели?
Ага!
– Видел! Вот как вас!
Ахают.
– Крестик государь самолично приколол?
– Собственноручно!
Девичьи ручки, красные от постоянного мытья и карболки, тянутся к Георгию, осторожно трогают серебро. Боже! Сельский учитель с грустными глазами отжалел солдатику крестик, а у них благоговение на лицах. Да это он руки целовать вам должен! Подзываю Нетребку с водителем.
– Вот, милые барышни! Угощайтесь!
Самая шустрая заглядывает в коробку.
– Ой, девочки, «безе»!
На мгновение меня забывают. Пирожные расхватывают и немедленно поедают. Конфеты рассовывают в карманы фартуков. Прожевали, я снова в кольце.
– Какой он, государь?
– Ростом пониже, – показываю ладонью у глаз, – борода, усы. Глаза усталые…
Многозначительно кивают. Ну да, государь, он же денно и нощно…
– Расскажите про свой подвиг!
До Розенфельда я так не дойду. Пора переводить стрелки.
– Что я, милые барышни! Вот Серж, то есть поручик Рапота, не далее как вчера разбомбил и сжег аэростат противника. Враг вел огонь, по возвращению насчитали в аэроплане восемь пробоин. Поручика за подвиг представили к ордену.
Сергея обступают и засыпают вопросами. Рапота охотно рассказывает, лицо его сияет. Здесь не принято скромничать. Обо мне забыли, шныряю дверь и едва не сталкиваюсь с коллежским асессором.
– Ба! Я-то думаю, где персонал? – он жмет мне руку. – Рад видеть, Павел Ксаверьевич!
– Это вам! – сую гостинец. – Пирожные, «безе».
– Знаете, чем угодить старику! – он смеется.
Поднимаемся в кабинет. Достаю из кармана и ставлю на стол «сельтерскую».
– В ресторане брали? Охота деньги тратить! Кто же едет с водкой в госпиталь? У нас спирт! Разбавить до нужной пропорции и очистить от сивушных масел врачи умеют – этому нас в университете учили, – Розенфельд смеется. – Забирайте, не то обижусь! Хватит мне пирожных, – он открывает коробку. – Свежие?
– Сестрам понравились.
– Вы их угостили? Славно! Второй случай на моей памяти, чтоб выздоровевший не забыл.
– Я приехал с поручиком.
– Рапота? Славный мальчик.
– Нас здесь так встретили!
– Ничего удивительного! Герой, у нас лечился. Газету с описанием вашего подвига до дыр зачли.
– Вранье там! Не лобызал я руку да еще со слезами.
– Жаль! Сестрам как раз понравилось.
– Что?
– Разжалованный покаялся в преступлении, а государь простил. Душещипательная история, сестры такие любят. Сами знаете, какой здесь труд. Кровь, грязь, боль, смерть. Ледник для трупов никогда не пустует, умерших хороним чуть ли не ежедневно. Кладбище за парком уже в три десятины. Ваш приезд для них праздник.
Приносят чай. Коллежский асессор ест пирожные, я просто прихлебываю. С гостинцем покончено, доктор вытирает пальцы салфеткой.
– Как здоровье? Головные боли не мучают?
– Нет.
– Слава Богу! Память восстановилась?
– Частично. В каком родстве мы знаю.
Он смеется и машет руками.
– Замечательно! Вы по-прежнему в полку?
– Перешел в авиацию, летаю с поручиком. Были в Белостоке, решили заглянуть.
Он кивает и задумывается.
– Как Ольга? – проявляю взаимную вежливость.
– Учится, собирается сдавать экзамен экстерном. Обещает к новому году получить свидетельство.
Молчим. Пауза затягивается. Сергея до сих пор нет.
– Где поручик? – изображаю озабоченность.
– Не беспокойтесь! – смеется доктор. – Он в надежных руках. С женщинами ему интереснее, чем со старым доктором.
– Не такой вы и старый.
– Не льстите! Старый! В моем возрасте на многие вещи смотришь иначе. Не удивляйтесь, но мне жаль покойного князя.
– ???
– Смелый мальчик! Он лечился у нас после ранения – какая-то безумная атака в конном строю. Его в штаб перевели потому, как строевую службу медицина запретила. Знаю, что скажете! Гадкий, избалованный, заносчивый… Все правда, но ведь мальчик! В чины произведен за храбрость. Щедрый. Первым, кто догадался сестер угостить. Тысячу рублей пожертвовал на госпиталь. Понятно, пыль в глаза пускал, перед Ольгой старался, но сестрам-то без разницы. В происшедшем Ольга виновна. Он днем с цветами приехал – предложение делать. Умолял. Дочь, понятное дело, отказала – у нее жених. Князь уехал, напился с горя и решил еще раз объясниться. Угрожал, что покончит с собой. Ей бы прогнать, знаем мы такие угрозы, но Ольга повела его в парк. Отчасти из-за вас.
– ???
– Она привыкла к вниманию мужчин, вы ей в нем отказали. И разговаривали не слишком вежливо. Дочь прознала, что вы в парке с поручиком, и решила продемонстрировать, какие блестящие офицеры за ней ухаживают. Глупая, взбалмошная девчонка! Как с ней сладить?
Пороть не пробовали? Очень помогает…
– Поступок князя, конечно же, мерзкий, но стоит признать: его спровоцировали. Он был пьян и безумен от неразделенной любви. Дальнейшее поведение безумие подтверждает. Вместо того чтоб на следующий день приехать, стать перед Ольгой на колени и просить прощения, он задумал убить свидетелей. Как будто ваша с поручиком смерть что-либо решала! Я первым бы шум поднял! В России насиловать женщин не дозволено даже князьям! Совершил мерзость – покайся, тебя простят. Ольга – девочка добрая, к тому же сама виновата. Я бы, конечно, князю выговорил, но дела заводить бы не стал. Князь избрал другой путь. Что в итоге? Погиб сам, как будто мало людей на фронте гибнет, трех офицеров подвел под суд. Вас и вовсе разжаловали. Хорошо, что государь случился, не то остались бы рядовым. У Бельского влиятельная родня… – Розенфельд встает. – Извините, раненые ждут. Благодарю за угощение и визит. Всегда рад вас видеть!
