– Тут были люди, которые уже 4-го числа хотели пристрелить Берию. Правду я говорю, тезка?
Я промолчал.
Время бежало так быстро, что всем нам показалось, что ко дню заседания Политбюро мы все приготовиться не успеем. Постоянно сверяли часы и анализировали данные контрразведки из США, Англии и Турции, где особенно наглела авиация США, хотя редкий самолет США, взлетевший с базы Турции, не ополоснул свои крылья в Черном море и не измерил его глубину. Психоз был заметен во всем; разведчики США, как тараканы, лезли во все щели на территорию Советского Союза, но пролазили лишь те, которые нас интересовали, вернее их информация, что особенно бесило Д. Эйзенхауэра и Ал. Даллеса. Их лазутчиков пропускали и выжимали из них все. Некоторые даже возвращались с нашей дезой к Даллесу, но… уже сотрудниками СВПК. Некоторые и сейчас хорошо справляются со своими обязанностями, которыми их наделил «Маршал Победы» – Г. К. Жуков. 25 июня 1953 года, за 2 дня до заседания Политбюро, нас с Г. К. Жуковым пригласил Н. С. Хрущев на 14.00. Мы, как обычно, пришли на 10 минут по¬ раньше, мы только зашли в приемную – видим, как из кабинета Хрущева выходят Кунаев, Юсупов (наш сотрудник СВПК) и Ниязбеков. Со всеми мы были хорошо знакомы, поздоровались. Они прошли из приемной в коридор, а мы зашли к Н. С. Хрущеву. Он был в отличном настроении и рассказал нам, что только что были ребята из Казахстана, настроение у всех хорошее, все готовы приступить к подъему целины, главное – это то, что все осознают, что дело грандиозное и нелегкое, но никто не пасует. Вот главная черта советского человека, человека, воспитанного марксизмом-ленинизмом. И тут же неожиданно спросил:
– А как вы запущенную свою пахоту не завалили? Ведь сегодня 25-е число. Я последние дни не очень спокоен, даже сон нарушился.
А я невпопад говорю:
– Никита Сергеевич, вступайте в нашу службу. Легче будет, как приляжете, так и уснете, так как нам прилечь некогда, а сон для нас не проблема.
Все дружно рассмеялись.
– Вот видите, у всех свои проблемы, – говорит Хрущев, – но я надеюсь, основные проблемы общие и мы их решим. Берия выглядит плохо: хоть взгляд орлиный сохранился, а все же заметно подавлен и несобранный какой-то стал. Спрашивает меня: «Что, Жуков решил все танки из Союза в Москву перегнать?» А я ему сказал:
«Я не люблю вмешиваться в ваши дела по пустякам. Идет уборочная кампания вовсю, и сбоев то в одном, то в другом хоть отбавляй».
Мы доложили, что операция по ликвидации бандитского международного заговора подготовлена полностью: как только Берия покинет свой кабинет, через пять минут связь с Лубянкой будет отключена и сотрудники СВПК займут свои места в отведенном каждому месте.
– Берия приедет из ЦК на Лубянку не раньше 15.00, забежит в кабинет и оттуда уже не выйдет. Вот и все, – сказал Г. К. Жуков.
Все эшелоны войск НКВД и КГБ, которые он хотел ввести в Москву, мы остановим на подходе. В Москву не зайдет ни один доброволец Берии, хотя откровенно сказать, очень мало оказалось у него добровольцев и особенно после того, как они узнали, что Берия убил Сталина. 26 июня мы провели связь. Александра Васильевича и меня пригласил к себе Жуков 27-го числа на 10.00, в день заседания Политбюро. Мы доложили, что все и все готовы. От Жукова Александр Васильевич отправился в НКВД, я проехал, посмотрел, где рассредоточены танки, и в 12.00 зашел на Лубянку. Все были готовы к выполнению своих обязанностей.
Как только Берия отъехал в ЦК, как все его «шестерки» были приодеты в наручники и препровождены туда, где они измывались чаще всего над честными и порядочными советскими людьми.
Время потянулось так медленно, что злость и месть за погубленных Берией безвинных людей, убийство им И. В. Сталина перерастало в мою дикую решительность- увидеть этого злодея… где же он, этот обезумевший от кровожадности двуногий зверь? Нестерпимо хотелось разрядить в его самоуверенный лоб весь магазин. И вот этот момент, наконец, настал: открывается дверь, и он уже сделал шаг к столу… Коротко и сухо прозвучал выстрел. И Берия прирос, как столб, к полу… глаза, как у разъяренного быка, налились кровью… но он стоит, не падает. Еще выстрел – вторая пуля – в пяти сантиметрах от первой во лбу. Я стрелял, едва вынув пистолет, прямо от кармана из штатного «ТТ», ноги подкосились, он упал и начал в конвульсиях колотиться об пол кабинета, пропитанный кровью невинных русских людей, которых Берия расстреливал лично!
Сколько их было? Мне точно известно, что Лаврентий Берия лично расстрелял несколько сотен человек.
Человек, убивший самого Сталина, рассчитывал жить долго, очень долго. Как кавказец, он говорил, что горы дают ему силу жизни. Но он предал эти горы, как Иуда предал Христа. И возмездие настигло его. Эти две пули из моего пистолета были не моими пулями. И он, Лаврентий Берия, никак не мог их миновать. Потому что это были неотвратимые пули судьбы.
Я обратился к Быстренко:
– Проследи, Витя, сколько он еще будет биться, ведь если есть Бог на небе, то он эту звериную душу не сразу примет к себе. Убитая змея окончательно подыхает толь¬ ко с заходом солнца. Мне пора в ЦК доложить Г. К. Жукову, что операция закончена.
В 19.00- общий сбор на прежнем месте.
Из тайников Берии мы извлекли увесистые папки бандитских документов воинственно-разрушительного империализма против СССР, были документы иностранных разведок и иностранной масонской ложи против России еще со времен отмены крепостного права. Уникальные документы. Там мы нашли фотокопию протокола совещания о развязывании Второй мировой войны между СССР и Германией. К нашему разочарованию, материалы, снятые с трупа Хелен Браун и найденные у Берии, нам даже частично не позволили довести до советского народа: ни Хрущев, ни впоследствии Брежнев. Ответ был один:
– Слишком уж чудовищные дела в этих документах. Могут даже возникнуть конфликты и на национальной почве тоже.
Некоторые из нас просто потеряли себя. Мне лично показалось, что мы все скрываем, но делать нечего, несмотря на это все, кто участвовал в разоблачении врага народа Берии и его устранении, были удостоены звания «Герой Советского Союза». Это: Гущин А. В., Быстренко В. В., Садыков А. и я. Все мы были повышены в звании, в том числе и я (в 21 год получил звание полковника). Но так как опубликовать материалы нам не позволили, то мы бродили как неприкаянные. Г. К. Жуков тоже переживал это болезненно и пытался нас успокоить.
Однажды 10 июля 1953 года, спросил меня:
– Тезка, я тебя не узнаю, не раскисай, работы еще уйма! Что бы ты хотел?
Я подумал и сказал:
– Хочу съездить к маме в Казахстан.
– Вот и хорошо, – сказал он, – один момент.
