Штаб-ротмистр прервал казенное изложение сидевшего за рулем поручика Ковалева, сотрудника управления, любезно предоставленного в полное распоряжение Бекбулатова вместе с казенным автомобилем полковником Боровых (стремясь побыстрее избавиться от неудобного гостя, в котором все-таки, несмотря ни на что, он подозревал ревизора с самыми широкими полномочиями, полковник охотно предоставил бы офицеру из столицы даже личное авто, будь такая необходимость).
— Слушайте, поручик, давайте-ка переходить на “ты”. Вы не против?
Поручик смущенно согласился, и коллеги торжественно пожали руки.
— Он курировал “Сынов Ашура”? — продолжил Бекбулатов.
— Да, господин штаб… Владимир Довлатович. Вернее, хоревское отделение их секты. Наркота ведь определенно шла оттуда, но только в одну сторону.
— Не понял?
— Ну, ее, то есть наркоту, только вывозили. Никаких следов ввоза откуда-либо мы не выявили. Проверяли и кустанайское направление, но киргизы, скорее всего, здесь ни при чем. Не находили никаких наркотиков у них, сколько ни проверяли машины.
— А наши, то есть русские?
Ковалев покосился на штаб-ротмистра:
— Никак нет. Курганское направление тоже ничего не дало. “Стукачи” тоже не дают никаких наводок. Создается впечатление, что Хоревск — не транзитный пункт.
— То есть?
— Ну, то есть сырец вроде бы производят в самом Хоревске.
Бекбулатов долго непонимающе смотрел на поручика:
— Там что, маковые поля?
— В том-то и дело. Никаких посадок мака ни в районе Хоревска, ни в уезде не обнаружено, хотя искали очень придирчиво. Авиацию привлекали… Естественно, местные “торчуны” потихоньку выращивают в огородах и чуть ли не в цветочных горшках, и мы их регулярно давим, но крупную плантацию там не спрятать, сами увидите… увидишь.
Владимир хмыкнул и сменил диск в проигрывателе. В уши ударил заунывный блатной романс в исполнении модного певца по кличке Квадрат. Бекбулатов щелкнул клавишей:
— Ках ты эту бодягу слушаешь, поручик?… Так что они, в погребах мак сеют? Может, в лесах где-нибудь?
— Какие там леса, Владимир Довлатович, колки сплошные.
— Что-что?
— Колки. Березовые перелески такие. Деревьев сто-двести, а вокруг поля да степь. Лесостепь по-научному. Вообще, в наших краях — не леса. У нас озера да болота на каждом шагу, а леса на севере да на западе — в сторону Миасса, Златоуста. Вот там леса так леса. Заблудиться в два счета можно.
— Ты что, поручик, лесной житель?
Двадцатипятилетний Ковалев снова смутился:
— Да я местный, Владимир Довлатович, хоревский. Леса, конечно, знаю. Рыбалка там, охота…
— А на кого вы тут охотитесь, если лесов нет?
— На уток, на зайцев. Тут зайцев, Владимир Довлатович, пропасть, а уток… На озерах по осени такая тьма проходит северной…
— Какой такой северной?
— Ну утки северной, из-за Тюмени, из тундры. Гоголя, хохланы…
— Гоголя, случаем не Николай Васильевичи?
— Не, Владимир Довлатович, тот писатель был, я знаю, не подловите.
Автомобиль, миновав шахтные терриконы Никольской, вписался в крутой поворот трассы, огибающей по берегу какое-то небольшое озеро. Ковалев мог бы говорить на тему охоты еще долго, но штаб-ротмистр решил вернуться к интересующей его теме:
— А какова, к слову, была конкретная цель той последней поездки ротмистра Чебрикова?
* * *
Надо сказать, что Хоревск, названный в честь основателя, казачьего атамана Хорева, срубившего первую избу на крутом речном берегу, ни размерами, ни достопримечательностями не блистал. Мирно дремавшая почти двести лет казачья станица была разбужена промышленным взрывом тридцатых, когда по именному указу императора Алексея II в короткий срок взметнула в небо пять высоченных труб Хоревская тепловая электростанция, одно время даже бывшая крупнейшей в мире. А местные залежи первоклассной белой глины и формовочного песка уже лет сто пятьдесят определяли приоритеты хоревской промышленности. Еще в позапрошлом веке дотоле мало кому известный городок, в который мало-помалу превратилась разросшаяся казачья станица, благодаря стараниям местных купцов и заводчиков Нечаевых, основавших первую за Уралом фарфоровую фабрику, потеснил на рынке прославленные Мейсен и Севр, не говоря уж о многочисленных отечественных производителях “черепков”. Симпатичную белочку, украшающую донышки хоревских тарелок и кофейных чашечек, вскоре стали узнавать не только в обеих столицах Империи, но и далеко за пределами России.
Настоящую же известность (в определенных кругах) городу принесло производство керамических изделий для радиоэлектроники, основанное всемирно известным конкурентом “Сименса” электронным концерном Зворыкина, создавшим здесь в конце пятидесятых годов прошлого столетия уникальный завод.
Все эти животрепещущие подробности вкратце поведал Бекбулатову его добровольный гид, когда на горизонте вытянулись по ветру гигантские дымовые шлейфы труб электростанции. Промчавшись по шоссе, рассекающему величественный, как готический собор, сосновый бор, окаймляющий немаленькое водохранилище, созданное для нужд электростанции, “Полтава” въехала на сонные, по причине дневной жары, улицы города.
Благодаря массе зеленых насаждений Хоревск показался Владимиру похожим на малороссийские городки, памятные по годам юности. Поддавшись внезапному приступу ностальгии, штаб-ротмистр не заметил, как автомобиль припарковался у неприметного здания местного жандармского управления, затерявшегося между раскинувших могучие кроны вековых тополей. Легкий летний ветерок, совершенно не дающий желанной прохлады, крутил над мостовой смерчи тополиного пуха, назойливо, как мошкара, лезшего в лицо. Нацепив на нос черные очки, Владимир, по пятам сопровождаемый поручиком, легко взбежал по бетонным, выщербленным по краям ступенькам невысокого крыльца.
* * *
Блицоперация по задержанию членов секты “Сыны Ашура”, санкционированная личным приказом полковника Боровых, закончилась за полчаса до прибытия штаб-ротмистра полным пшиком.
Нет, сектантами — общим числом двадцать четыре, самого разного возраста, от пятнадцатилетних юнцов до шестидесятипятилетнего сторожа молельного дома, принадлежавшего общине, как и планировалось, были исправно набиты все невеликие по размеру камеры, бывшие в распоряжении шефа местных жандармов ротмистра Шувалова, к превеликому сожалению, как он сам заявил, всего лишь однофамильца. Увы, никакого компромата, даже идейного содержания, не говоря уж о наркотиках, ни при задержанных, ни в обысканных со всем пристрастием помещениях обнаружено не было. Рядовые жандармы старались вовсю, судя по солидному фингалу, украшавшему физиономию крайне неприятного на вид, заросшего бородой и патлатого до безобразия типа в грязно-розовом балахоне, напоминавшем дамский пеньюар, сидевшего на привинченном к полу стуле перед дознавателем в чине поручика.
