Метров через двести по обе стороны дороги начались ряды одноэтажных построек с множеством окон, навстречу машине бежала стройная группа солдат в белых майках. Нам пришлось прижаться к обочине и пропустить спортсменов. На бегу, сержант-тренер козырнул мне и приказал группе запевать. Я чуть не засмеялся, услышав знакомый американский мотивчик обычной строевой песни-кричалки, позволяющей поддерживать ритм бега. И пели они что-то вроде этого:
Momma, momma, can't you see?
What the Army done to me...
They took away my faded jeans
Now I'm wearing Army green.
They took away my gin and rum
Now I'm up before the sun...
Да-а-а... Жалуется дитя своей маме, что армия отняла у него джинсы и выдала взамен армейскую 'зеленку', что забрали у бедного джин и ром и встает теперь солдатик раньше солнца.
- Ха-ха-ха... Мне это нравится! - Выразил я свое отношение к произведению армейского искусства. Капрал вздрогнул и с ужасом посмотрел на меня. Похоже, тебя эти кричалки вгоняют в депрессию? Какой же ты тогда рейнджер, если такие мелочи тебя пугают? - Чего стоим, капрал? Поехали.
Водитель высадил меня у штаба. Закинув на одно плечо лямку рюкзака, я, не сходя с места, огляделся. Позади большая спортплощадка со всевозможными снарядами и беговой дорожкой по периметру. Передо мной - двухэтажное кирпичное здание, на фасаде которого изображены марширующие с флагами и барабанами пионеры. Это что же, мы пионерский лагерь оккупировали? Дела-а... На входной двери в здание висит табличка с надписями на двух языках - '1st Ranger Battalion Training camp Headquarters. Штаб тренировочного лагеря 1-го Рейнджерского батальона Армии Соединенных Штатов Америки'.
Ну, вперед, Пауэлл! Нужно представиться командованию. Только делаю первый шаг к дверям, как они распахиваются, и мне навстречу выходят двое в форме пограничных войск НКВД. Один - старший лейтенант, второй - сержант.
- Алексей! Товарищ старший лейтенант! - воскликнул я, узнав своего товарища по сражениям первого дня войны - Леху Аверьянова. Рядом с ним шел сержант Васильков.
- Майкл! Живой! - Сначала старлей крепко пожал мне руку, а потом, словно отбрасывая сомнения, всплеснул руками и обнял меня. Я на мгновение выпал в осадок, но, когда Аверьянов заговорил, я все понял. - Ты мне жизнь спас. - Легко и просто, без прелюдий и лишних кривляний душой. - Спасибо тебе. - Ну что ответить на слова благодарности за спасение жизни? Нет ответа на такой вопрос в моей пустой голове! И тут меня торкнуло.
- Сам погибай, а товарища выручай. - Старлей улыбнулся, а я обратился к сержанту. - Ну, здравствуй, сержант Васильков. - Я протягиваю руку для рукопожатия. Боец вытягивается по стойке смирно и, вскинув руку к фуражке, громко приветствует меня.
- Здравия желаю, товарищ первый лейтенант! - А в глазах смешинки. Вот засранец! Издевается.
- Вольно, сержант! - Мгновение и мы с сержантом крепко пожимаем друг другу руки. - Кстати, а что вы здесь делаете?
- Да вот меня с Васильковым, Бобровым и еще десятком пограничников прислали сюда в качестве инструкторов. Поменялись с вами ролями, товарищ первый лейтенант. Поселились мы вот там. - Указывает на еле видимые меж деревьев слева здания Леха. - Когда обустроишься, обязательно приходи, а сейчас нам пора - дела!
Попрощался со старыми-новыми знакомыми, а по-другому я их не смог для себя обозначить, вроде знакомы, повоевали вместе, есть взаимопонимание и почва для дальнейшего общения, а по сути, знаю этих людей всего ничего, и вошел в штаб.
Сразу у входа стоят два стола, составленных вместе в ряд. За первым столом сидит американский второй лейтенант, за вторым - русский мамлей с газетой в руках. Сразу спрашиваю по-английски, где мне можно найти полковника Дерби. Второй лейтенант сначала лениво спрашивает, зачем он мне понадобился, но, заметив нашивку 'Рейджеры', становится серьезным.
- Сэр, вы прибыли по назначению? - Киваю. - Тогда позвольте ваши документы. - Послушно протягиваю свои удостоверения. - Это обязательная процедура, сэр. Сейчас... я занесу вас в журнал... Майкл Пауэлл? Сэр... - Дежурный перевел на меня задумчивый взгляд и вскоре широко заулыбался. - Вы тот самый первый лейтенант Майкл Пауэлл, который 22 июня спас большое количество русских солдат и вместе с русскими пограничниками оборонялся от превосходящих сил противника? О вас столько говорили по радио и в газетах! - Мамлей сидящий за вторым столом медленно переводит удивленный взгляд с газеты на меня. В моей голове стремительно проносится: да ты знаменитость, Майки! Главное не зазвездеть.
- Эм-м... Не знаю, что там обо мне пишут и говорят, я просто выполнял свои обязанности. - Вижу, второй лейтенант тихонько фигеет, в хорошем смысле этого слова. - А все же, где мне найти полковника Дерби?
- О да, сэр! Конечно! - Встряхнувшись, затараторил он. - Вам нужно подняться на второй этаж. Кабинет полковника в конце коридора налево, сэр! - Забираю документы и поднимаюсь на второй этаж. Искомый кабинет нашелся быстро. На двери прибита табличка, опять на двух языках - 'Col William O. Darby. Полковник Уильям Дерби.' До этого момента я чувствовал себя вполне нормально, даже весело, а сейчас в животе собрался комок, сердце застучало, как после первого поцелуя, а голова загудела. Страшно? А то! Я в армии ни с кем старше майора не общался, а тут целый полковник, командующий армейским спецназом. В случае ошибки фига с два отверчусь своим иностранным происхождением. Да будь что будет! Поправляю форму и решительно стучусь в дверь.
- Войдите. - Открыть дверь, шаг вперед, рюкзак с плеча и к ноге, встать по стойке 'смирно'. Теперь попробуем доложиться о прибытии.
- Сэр, первый лейтенант Майкл Пауэлл прибыл для прохождения дальнейшей службы, сэр! - На одном дыхании такие фразы я прежде не отмачивал - не было ни практики, ни времени, но сейчас даже не сбился и не выдохся.
- Пауэлл! Я тебя ждал. Рад видеть столь знаменитого американского офицера! - Бодрый крепкий мужик лет эдак тридцати, с приятным лицом и располагающей улыбкой, встал из-за стола и подошел ко мне. Как он в таком возрасте стал уже полковником? - Вольно, лейтенант. - Рукопожатие у Дерби сильное, было ощущение, что кости все же затрещат. - В батальоне уже легенды ходят о тебе. Верно, спас своего начальника, защитил раненых, спланировал вместе с советским пограничником операцию по уничтожению батарей гаубиц и ПТО, исполнил ее. Организовал наших сержантов из отряда инструкторов и занял крепкую оборону, которую немцы с поляками, кстати, так и не прорвали. - В глазах полковника нескрываемое удовлетворение. А что же? Если простой американский мамлей меня в зад готов был лобзать за мою популярность, то полковник, наверное, будет доволен фактом моего присутствия в его подразделении. - Спас русских танкистов, в довершение всего защитил двух офицеров НКВД и, будучи раненым при взрыве гранаты, отстреливался из пистолета до последнего патрона. И вновь удачно! - Собеседник в эмоциональном порыве даже по столу ладонью хлопнул. - Семь патронов и три убитых врага! И это сделал тяжелораненый человек! Черт, да если у меня в дальнейшем так же будут стрелять хотя бы половина из солдат и офицеров батальона, мы за месяц до Берлина дойдем! - Я ощутил, что мои уши горят. Нет, ну надо же, как я знаменит! По эту сторону фронта я без внимания не остался, а вот интересно, как там у немцев? Гитлер меня уже в список личных врагов внес?
