В темноте за колоннами послышался шорох, шипение, вспыхнули огоньки чьих-то глаз — все больше, все ближе.
— Они идут! На колени, дерзкие рабы! Я привел вас к вашим господам. Недаром я зовусь Нагапутра — Сын Змея!
Бхикшу распахнул свое желтое одеяние, и на его груди тускло блеснула чешуя. А в пещеру уже вползали, окружая кучку людей, десятки странных существ: до пояса — люди, ниже — змеи. На бледной, не знающей дневного света человеческой коже выделялись золотые браслеты, усеянные самоцветами, сияли жемчужные и алмазные ожерелья. Переливались в свете факелов зеленые, желтые, черные чешуи. Немигающие желтые глаза бесстрастно взирали на пришельцев из верхнего мира. Вот люди-змеи почтительно расступились, давая дорогу самому большому нагу. Его голову венчал остроконечный убор из драгоценных камней, над которым опахалом поднимались капюшоны семи кобр, выраставших прямо из плеч.
— Зачем вы пришли в наш мир с этими железными игрушками? — Владыка нагов окинул пренебрежительным взглядом кольчуги и мечи. — Да, конечно же, за славой и нашими сокровищами. Земного мира для ваших подвигов уже мало. Только ваше оружие здесь бесполезно. Мы, наги, убиваем взглядом и дыханием. Или подчиняем себе разум врагов. А ваши разбойничьи боги остались наверху. Здесь не светит солнце, не гремит гром, не бывает дня — только ночь.
— Мы не ищем вражды с вами, — с достоинством ответил джабгу. — Нас завел сюда этот бритоголовый обманщик, ваш родич.
— Вы выйдете отсюда лишь нашими преданными рабами — или не выйдете вовсе. А наши повеления к вам будет доносить мудрейший Нагапутра.
— Ты что же, купил нас на невольничьем базаре в Каписе? А не хочешь ли вспомнить, как погиб величайший из змеев — Вритра? Здесь — сила молнии Ортагна, убийцы Вритры!
В руке Куджулы синим пламенем блеснул меч Гроза Дэвов. Повелитель нагов невольно отшатнулся, потом взмахнул рукой, и из десятков глоток вырвалось злобное шипение. Разом погасли факелы, стало трудно дышать, предательская слабость разлилась по телам воинов. Десятки желтых немигающих глаз светились холодной, беспощадной жестокостью, более страшной, чем дикая ярость дэвов. Лишь синее пламя меча рассеивало теперь сгустившуюся тьму. Но несколько широких взмахов грозового клинка — и враз ослабла сила смертоносных взглядов и ядовитого дыхания нагов. Одолевая слабость, воины стали плечом к плечу. Маленький отряд сгрудился под стекой пещеры, ощетинился мечами.
Тогда наги принялись мерно раскачиваться на змеиных хвостах. Вправо-влево, вправо-влево, все в одном ритме, все быстрее и быстрее. Однообразные движения утомляли глаза и мозг людей, мутили рассудок, ослабляли волю. А властный голос царя нагов повторял:
— Спите, воины, погружайтесь в сон. Вы слышите только мой голос. Вы видите только то, что я велю вам увидеть. Вы можете делать только то, что я велю вам. Мой голос — голос владыки.
Веки наливались свинцом. Змеиные чары медленно, но верно сковывали движения, мысль, волю.
— Не противьтесь мне, и вам станет легче. Я, мудрейший, решу все за вас. Все мои слова — совершенная истина. Мои веления безошибочны.
Вдруг Куджула упрямо тряхнул головой и запел низким, сильным голосом:
Мы почитаем Митру,
Чьи пастбища просторны,
Чьи истинны слова, —
Тысячеухий, статный,
Чьих мириад очей.
Могучий и высокий,
Он вширь обозревает,
Бессонный, неусыпный.
Дружинники подхватили:
Владыки стран взывают
К нему, идя на битву
Против рядов сомкнутых
Войск вражьих кровожадных,
Меж двух враждебных стран
[21].
Суровый ритм Михр-яшта, древнего гимна Митре-Михру, противостоял колдовскому раскачиванию нагов, возвращал воинам волю и силы. Простые слова воинской песни заглушали вкрадчивую речь царя змеев.
Везти не будет лошадь
Противящихся Митре,
Летит копье обратно,
Что лжец вперед бросает,
От заклинаний злобных
Нарушившего слово.
Внезапно из темноты донеслись нестройные шаги, смех, крики, и в пещеру ворвались, потрясая оружием, полтора десятка горцев. Несколько мгновений хищный взгляд Сунры перебегал с его кровных врагов на увешанных драгоценностями людей-змеев. Потом он взмахнул топором.
— Рубите всех — кушанских собак и подземных гадов! Куджулу взять живым — я сам отрежу его длинный нос. Вперед! Гиш с нами!
С громким кличем кати устремились вперед, но ни один из них не успел добежать до своего змееногого соперника. Шипение вырвалось из десятков глоток, и половина горцев рухнула наземь. Сам багадур упал в двух шагах от повелителя змеев, в бессильной ярости царапая каменный пол. Устояли на ногах лишь те, кто оказался рядом с джабгу и его чудесным мечом. Но копье, брошенное сгоряча одним из кати, задело голову Куджулы, тот зашатался и привалился к стене, опершись на опущенный меч. Факелы горцев погасли, и тьма, непроглядная, змеиная тьма, еще теснее и страшнее обступила кучку людей.
— Не хватит ли с вас подвигов, жалкие хвастливые людишки, недостойные быть уличными ворами в нашей Бхогавати?
Вима неуклюже рухнул на колени.
— Смилуйся, о непобедимый владыка Нагалоки! Я склоняюсь… мы все склоняемся перед твоей властью!
— Первые умные слова, которые я услышал сегодня от людей, — снисходительно усмехнулся царь нагов. — За них мы сделаем тебя магараджей Индии и Тохаристана. А первым советником и верховным жрецом у тебя будет мудрейший Нагапутра.
— Ты построишь десятки, сотни вихар для тысяч бхикшу, — властно заговорил монах. — Изгонишь всех шаманов, магов и брахманов. Мы провозгласим от имени Будды новое учение — учение нагов. Нирвана привлекает лишь совершенных — мы обольстим чернь раем, запугаем адом, ослепим блеском золотых идолов. Пусть кшатрии сражаются, грабят, разрушают — ради насаждения нашей веры. Но править будем мы — избранные, свободные от плотских страстей.
— Правление касты философов — идеал Платона. А Будда… возможно, лишь аватара Господа Кришны. Не все ли равно, как называть того, который есть все? — улыбнулся Гелиодор.
— А что до этого джабгу, недостойного великого царства… — задумчиво протянул владыка нагов.
Вима растерянно оглянулся на отца. Бритое остроносое лицо Куджулы словно окаменело.
— Без отца я отсюда не выйду, — с трудом произнес княжич.
— Пусть он остается джабгу кушан, если на большее не способен. А царем царей будешь ты.
Вима медленно встал и почтительно сложил ладони. Воины угрюмо молчали. Нагапутра с царственной небрежностью поднял руку и сложил два пальца кольцом в жесте чакравартина — владыки судьбы. Его повелительный взгляд скользнул по Виме и остановился на Куджуле в ожидании изъявления покорности. Но рысьи глаза джабгу смотрели мимо бхикшу — в непроглядную темноту бокового прохода, где вдруг возник свет. Поначалу далекий и слабый, он становился все ближе и ярче, и вот, рассеивая мрак, в пещеру ступил златоволосый юноша в разорванном панцире, с сияющим амулетом на груди. Рука об руку с ним вошла девушка в остроконечном шлеме и кольчуге, с распущенными черными волосами.
— Михр! Анахита-воительница!.. Да нет, это же наш Ардагаст с Ларишкой! — разнесся шепот по пещере.
— Ко мне, Ардагаст! — прохрипел джабгу.
Два нага с быстротой кобр метнулись наперерез юноше, но тут же упали со стоном, закрывая руками ослепшие глаза.
— Амулет сюда, быстро!
Бронзовая рукоять меча точно вошла в отверстие золотого оберега. Удар грома потряс своды пещеры, и все подземелье залил нестерпимо яркий свет. Люди-змеи заметались, зашипели, в ужасе закрывая лица. Поднялись с земли, полные сил и ярости, Сунра и его воины. Куджула поднял над головой клинок, обратившийся в узкий язык синего пламени.
— Вы смели назвать себя нашими владыками, мерзкие гады? Мы, скифы, зовем своими владыками лишь отца Ормазда и богиню огня. Наши боги уже здесь — в этом мече! В нем — сила Солнца и Молнии, Михра и Ортагна! Вперед, воины! Людям-червям — смерть!
Орлиной стаей люди устремились на нагов, нещадно мстя за пережитое унижение. Могущественные лишь во мраке, наги ринулись, давя впопыхах друг друга, обратно в свою нору. Только немногие пытались змеиными хвостами обвивать ноги людей, вырывать у них оружие. Сражение обратилось в бойню. Царь нагов, рассеченный грозовым мечом, упал обугленным костяком на трупы своих подданных. Проворно убегавшего бхикшу настиг меч Гелиодора.
— Власть над душами лучше не делить, — пробормотал грек, вытаскивая клинок из трупа своего недавнего сообщника.
Яростнее всех истреблял нагов Вима. Когда тяжелая плита начала вдруг опускаться, перекрывая проход, княжич, оказавшийся впереди преследователей, готов был броситься за уползавшими беглецами прямо во мрак Нагалоки. Ардагаст и Сунра с трудом оттащили его.
