борьба за выполнение встречных планов, это – поддержка и распространение передового опыта, передовых форм и методов работы, способствующих повышению производительности труда…", – тощая женщина отпила из стакана и продолжила:
– И в связи с этим, товарищи, мы выносим вопрос о недостаточности проявления передовых производственных инициатив от работников депо! В центр всех наших усилий должна быть поставлена мобилизация трудящихся на выполнение заданий последнего года пятилетки. Задания плана 1980 года непростые. Но они должны быть выполнены и превзойдены. Что нужно для этого? Нужно создать обстановку высокой требовательности, организованности, творческого отношения к делу на всех участках народного хозяйства, в каждой производственной ячейке. А у вас в депо "Монорельс", уважаемые товарищи, эта работа выполняется формально!
Толстый мужичок из комиссии важно кивнул в подтверждение, а руководство депо в лице директора товарища Бабанина Д.Д. нахмурилось и принялось отчаянно что-то черкать на листочке.
– Позвольте, товарищи, – взял слово Иван Аркадьевич. – Все мы понимаем, что социалистическая экономика немыслима без укрепления централизованного начала. Вместе с тем и в политике, и в экономике централизм нам нужен демократический, открывающий широкий простор инициативе снизу. И у нас, в депо "Монорельс", такая инициатива всячески поддерживается.
– Приведите конкретные примеры, – вякнул толстый мужичок и протер вспотевший лоб носовым платком.
Бабанин Д.Д. помрачнел и внимательно взглянул на Ивана Аркадьевича сквозь очки.
– Да вот хоть бы такой пример, – Иван Аркадьевич с видом фокусника достал из папки листочек. – Вот здесь у меня рацпредложение с обоснованием нового улучшенного подхода к каталогизации документов. Подготовлено Горшковой Лидией Степановной, молодым работником нашей конторы. И это только один из примеров. Я это к тому, товарищи, что такая работа у нас выполняется. Любая инициатива снизу в депо – наш ничем не заменимый резерв в ускорении экономического развития.
По окончанию совещания, через пять минут в кабинете у директора.
– Кто такая эта Горшкова? – задал вопрос товарищ Бабанин Д.Д.
– Молодая конторщица, инициативный работник, – ответил Иван Аркадьевич. – Она и стенгазету к Дню космонавтики готовила, и ряд других предложений. К примеру, опросник для оценки эмоционального выгорания работников депо. Ведет активную общественную деятельность. Природоохранную вроде. Я уточню.
– Присмотритесь к ней, – кивнул товарищ Бабанин Д.Д., – мы должны всячески поощрять инициативных работников, особенно молодых.
Иван Аркадьевич пометил в блокноте…
Тем временем я уже минут двадцать стояла у проходной и ждала Горшкова. Мы договорились сбегать в ЗАГС, но он опаздывал, и я уже начала нервничать…
Двадцать пять минут…
Двадцать семь…
Прошло тридцать минут, и я поняла, что никто уже не придет. Обеденный перерыв скоро закончится, а я все еще топчусь на проходной… в одиночестве.
Гад!
Струсил… Или же достопочтенная Элеонора итить ее Рудольфовна переиграла сценарий…
И что теперь делать? Завтра будет неделя, как я пребываю в этом мире, в теле Лидочки Горшковой, и до сих пор ни пулемет не изобрела, ни миллионером не стала. Наоборот – денег нет (если не считать заначку от Линькова), с квартирой не решено, карьера в тупике, да что там говорить, – даже развестись толком, и то не могу. А ведь еще надо о жизни Лидочки все выяснить: кто она, откуда, кто родители, где живут, есть ли сестры-братья, почему свекровь угрожала психбольницей, как она попалась в сети Горшковых с этой квартирой и так далее. Вопросы роились и будоражили измученный мозг, хотелось куда-то бежать, что-то делать, но сейчас это было невозможно. Уйти с работы посреди рабочего дня мне никто не позволит, оставалось тихо кипеть праведным гневом. А учитывая то, что на обед я не попала и всю ночь провела в отнюдь не самых комфортных условиях, толерантности мне это тоже не добавляло.
Я устало сидела в кабинете, уставившись на изъязвлённую некачественной побелкой стену, и тихо сатанела от злости, рабочий день тянулся со скоростью пожилой флегматичной улитки и все никак не желал заканчиваться.
Когда до вожделенного гудка оставалось каких-то двадцать минут, ко мне вдруг вломилась Зоя Смирнова. Лицо ее было красным:
– У тебя веревка есть?! – с порога выдала она.
– Зачем?
– Повешусь! – рявкнула Смирнова и плюхнулась на стул. – Мыло у тебя есть, я знаю, осталось только веревку найти…
В принципе начало было интригующее, но не сегодня. Я молча встала, вытащила из шкафа моток канцелярской бечевки, которой мы папки для архива перевязываем, и также молча протянула Зое.
– Что это? – округлила глаза Смирнова.
– Веревка, – ответила я. – она тонкая, но твой вес должна выдержать. Мыло, увы, дать не могу – дома оставила. Поищи в туалете, там вроде с утра было.
Лицо Смирновой побледнело, затем пошло пятнами, со сдавленным всхлипом она бросилась вон. Из коридора донеслись ее рыдания.
Я равнодушно пожала плечами и вернула бечевку на место, в шкаф.
Тут бы хоть со своими проблемами разобраться…
Мои мысли, наконец-то, прервал долгожданный гудок, и я ринулась домой. Однако, выйти из здания не успела – меня перехватили.
– Лидия Степановна! – окликнул Иван Аркадьевич. – Задержитесь, пожалуйста. Есть важный разговор. Давайте пройдем в мой кабинет.
– Что вы хотели, Иван Аркадьевич? – не самым любезным тоном отрезала я.
– Вы так торопитесь? – поразился большой начальник.
– Вы же видите, – проскрежетала я. Понимаю, что с начальством так разговаривать нельзя, но мое терпение внезапно закончилось, и будь что будет. – Гудок был, рабочий день закончился, имею законное право уйти домой.
– Что-то случилось, Лидия Степановна? – участливо взял меня под локоток Иван Аркадьевич, и слезы сами брызнули у меня из глаз.
– Ну, будет, будет, – пытался успокоить меня он. – Расскажите, что у вас произошло, может быть, я смогу помочь.
Чередуя всхлипы с рыданиями, я скомкано поведала Ивану Аркадьевичу свою невеселую ситуацию: и ночевать негде, и супруг не пришел разводиться, и квартиру отбирают, и денег нет, и на работе начальница травит, и вообще – все очень-очень плохо.
– Мда… дела, – задумался Иван Аркадьевич.
Я смущенно топталась, пытаясь одновременно и вытереть слезы, и не размазать остатки туши.
– Вот что, – внезапно безапелляционно рубанул рукой Иван Аркадьевич. – Сделаем так: вы сейчас сходите умойтесь, затем
