них не пишет. Я слышал несколько песен, больше на коротких волнах, но, сами знаете…
— Да, короткие волны — не лучшее место для музыки, — согласился Андерсон. — Но «АББА» — очень известная группа. Всемирно известная.
— Возможно. Если иметь в виду капиталистический мир. У советских собственная гордость. Какого вы мнения о «Веселых ребятах»? О «Самоцветах»? О «Добрых молодцах»?
— Не знаю таких, никогда не слышал, — признался Андерсон.
— Два мира — два Шапиро, — сказал я.
— Шапиро? А это кто?
— Непереводимая игра слов, — разговор наш шел на немецком. — Но суть вы, думаю, поняли.
— Пожалуй, да. Наша группа у вас не пользуется успехом, потому что о ней ничего не знают. Нет рекламы. Так?
— Так, — согласился я.
И стал играть дальше. Что ему от меня нужно? Чтобы я рекламировал «Аббу»? С чего бы вдруг? Меня ещё Фишер наставлял: ни слова, которое можно расценить, как рекламу, нельзя произносить без контракта.
Я и не произношу. И когда меня спрашивают на пресс-конференции после игры, сок какой фирмы я пью, в ответ отвечаю: не заметил, но думаю, советской! Хоть это и не так, конечно. Откуда здесь советские соки?
Я играл, Андерсон слушал, а потом вдруг сказал:
— Вы не хотите поиграть для «Аббы»?
— Я? — хотел добавить «а полы вам не помыть?», но удержался.
— Возможно… Возможно, мы бы могли использовать вашу музыку.
— Мы — это кто?
— Мы — это «АББА». Я — менеджер группы, — сказал он торжественно.
— Очень, очень приятно, — ответил я. — Что ж, завтра у меня день отдыха. Пусть приходят, поиграем, послушаем.
— Сюда? — удивился Андерсон.
— Пианино хорошее, атмосфера приятная, место уютное. И мне знакомое.
— Но АББА — это…
— Это имя, это афиша, это касса, я понимаю. Но вы же пришли.
— Ладно, если получится, мы придём, — сказал он.
Я ещё немного поиграл, и присоединился к команде.
— Это кто? — спросил Антон.
— Говорит — поклонник, — ответил я. — Но я осторожен, и на провокации не ведусь, — и приступил к ужину. Полезному и вкусному шведскому ужину.
Ближе к одиннадцати мы собрались в саду. Посмотрели — нет ли кого. Нет. Конечно, нас могут подслушивать, но с тем же успехом нас могут подслушивать и в номере. Да и разговоры наши слушать — только ресурсы расходовать.
— Ничего страшного не случилось. Если бы случилось — здесь была бы полиция. Значит, товарищ Миколчук жив и невредим, — начал я.
— Тогда где же он? — спросил Нордибек.
— Думаю, в посольстве. К нему возникли вопросы, на которые за пять минут не ответить. Сами понимаете…
Все кивнули, мол, да, понимаем. Наша служба и опасна, и трудна.
— Завтра в рабочее время созвонимся и с посольством, и со Спорткомитетом. А в остальном живем обычной жизнью. Подъём в семь ровно, и в семь пятнадцать направляемся в парк, в спортивной форме.
Миколчук занятия физкультурой не практиковал. Но я не Миколчук.
— А я… — начал Геллер.
— И вы, Ефим Петрович. Подберём подходящие упражнения. Вам понравится. В остальном же оснований беспокоиться нет. Швеция — капиталистическая страна. При капитализме все бытовые проблемы решают деньги. А деньги у нас есть.
— Но они, деньги, у Миколчука, — напомнил Антон.
— Питание и проживание оплачены вперёд, а с остальным разберемся. Не волнуйтесь.
И в самом деле, зачем волноваться? Суточные Миколчук выдавал буквально по суткам, двадцать крон в сутки, что соответствовало примерно трем рублям. Обычные суммы, с учетом того, что за питание уплачено. Никто их не тратит, копят, чтобы в последний день купить что-нибудь посерьезнее. Может быть, даже магнитолу.
Купят. Если победим — выдам всем премию. Есть у меня такой обычай. Из призовых. На магнитолу хватит. Каждому. Нордибеку, как я понимаю, это не так и важно, а вот для Антона и Геллера — значимо.
— И всем спокойной ночи, — пожелал я.
Расходились нехотя. Остатки лета, обаяние места, ужин, всё настраивало на философский лад.
Но слово начальника — закон для подчинённых.
Авторское отступление
Возможна ли ситуация, когда гроссмейстеры игратю до голых королей? Неужели они не видят, что игра закончится вничью?
Видят, конечно, видят. Но хотят, чтобы и публика убедилась в этом. Спустя несколько дней после того, как я разместил девятую главу, подобная ситуация приключилась в матче за шахматную корону между Дином Лиженем (Китай) и Яном Непомнящим (Россия). Десятая партия от 23.04.2023 завершилась на сорок пятом ходу в такой вот позиции, хотя ничья была очевидной задолго до этого:
Я не утверждаю, что оба гроссмейстера читают «Переигровку», но как знать, как знать…
16 августа 1977 года, вторник
Утренние беседы при дожде
— Нас утро встречает прохладой, — звучало в голове, пока мы занимались зарядкой в садике.
Да уж. Середина августа, а утром плюс семь. Стокгольм — город хладный. И опять туман, в перспективе дождь.
Никто ночью ни Фролова нам не вернул, ни Миколчука. Ну и что? На сон это никак не повлияло. Как другие, не знаю, а я лёг сразу после часу. В час — в три по Чернозёмскому, — получил порцию тягостных видений, а потом и уснул.
А сегодня мы взяли первый из двух разрешенных тайм-аутов. Я-де болен. Бюллютеню. Нету сил. Обдумать ситуацию.
Подумаешь, Фролов. Ну, остался и остался, невелик убыток. У нас на курсе я троих Фроловых знаю, предложи каждому загранкомандировку, в которой всего и нужно только нацепить зеркальные очки, и смотреть на игроков — каждый согласится. В капстрану-то!
С Миколчуком сложнее, но и тут особого беспокойства нет. Так что ноги на ширине плеч, руки за голову и — вправо-влево, вправо-влево.
Нет, зарядку провожу не я. Антон. Но по моему распоряжению. Сам я не отлыниваю, а вместе со всеми: влево-вправо, влево-вправо.
Наклоны, ладонями достать до земли. Снова, снова и снова, развивая гибкость позвоночника. В жизни пригодится.
Наконец, занятия окончились. Переходим к водным процедурам, затем завтрак.
И только мы вошли в холл отеля, как ко мне подошел неприметный соотечественник.
— Я из посольства. Вам нужно срочно приехать.
— Хорошо, приеду, — и двинулся к своему номеру.
— Я сказал — срочно, — повысил голос посольский.
— Вы в самом деле думаете, что я поеду в посольство в этом? — я показал на свой костюм. Хороший костюм, тренировочный, динамовский, но для посещения посольства не самый подходящий.
— Только быстро, — сказал соотечественник.
Я отвечать не стал. Прошел к себе, принял душ, побрился, причесался, надел соответствующий костюм, светло-серый, итальянский, повязал одноцветную бабочку посмотрелся в зеркало. Шляпа у меня одна, тёмно-серая, но еще есть два берета.
Я выбрал шляпу.
Удовлетворительно.
— Ну, что
