сюда хозяева стрельбища, как спросят, что тут происходит. Что ты им будешь говорить? Всё, закончили, я сказал. Собирай вещи и поехали отсюда.
— Да что тут собираться…
— Шляпа твоя где?
Киж пощупал голову, не нашёл на ней треуголку и принялся оглядываться. Пока он бродил по округе в поиске беглянки, я подзарядил посох и большим Знаком разровнял поле. Нет никакой воронки и не было никогда, а «гриб» уже унесло ветром.
— Нашёл! — Киж помахал мне шляпой.
— Тогда поехали, садись уже, бахальщик.
Спустившись к экипажу, я собрался разобрать gran wand и убрать части в футляр. Но этому неожиданно воспротивился Анубис — не пожелал расставаться с новой игрушкой и даже рыкнул на меня. И что теперь, ходить с посохом и изображать то ли странника, то ли старика?
Решение нашлось самым непредсказуемым образом. Анубис полез наружу, обволок посох силой, и тот пропал у меня из руки. Будто растворился в воздухе! На все мои вопросы Талант отбрыкивался. Мол, спрятал и спрятал, а каким образом, неважно. Понадобится — верну. Я чуть не поругался с этой заразой, чтобы он отдал посох немедленно.
Киж, сидя на козлах, наблюдал, как я то достаю посох из ниоткуда, то снова его прячу, и качал головой.
— Вы в фокусники собрались, Константин Платонович?
— Будешь язвить, — я убрал посох, наконец разобравшись, как его прячет Анубис, и полез в экипаж, — с тобой проделаю то же самое. Стану тебя доставать, когда понадобишься, чтобы в остальное время не безобразничал.
— Нет уж, увольте, — Киж хлестнул вожжами, и мы тронулись, — я лучше своими ногами. Належался уже в подвале, хватит.
На всякий случай он прекратил бухтеть и до самого Петербурга молчал.
* * *
Следующим вечером меня ждал Орлов. На этот раз его квартира должна была принять собрание заговорщиков, коим он и собирался представить меня.
— Хорошо, что ты заранее приехал, — с порога заявил он и, чуть наклонившись, шепнул: — Ко мне пожаловал Панин, граф, который воспитатель Павла. Он тоже наш, но…
— Но не совсем?
— Вроде того, — продолжил вполголоса Орлов. — Он больше всех уговаривал Екатерину выступить против императора. Только хочет на трон посадить своего воспитанника, а не её. Наших замыслов он не знает, зато активно планирует, что будет потом.
— Зачем он приехал?
— Я был против, — Орлов поморщился, — но Екатерина рассказала ему про тебя. Ну вот он и захотел с тобой познакомиться.
— Приехал, значит, познакомимся. Идём посмотрим, что за гусь этот твой Панин.
Воспитатель наследника Павла оказался мужчиной слегка за сорок с круглым лицом и длинным носом. Глаза выдавали острый ум, а улыбка, с которой он поднялся мне навстречу, была с лёгкой хитринкой.
— Рад увидеться с прославленным некромантом, — он протянул мне руку и представился: — Панин Никита Иванович.
— Урусов Константин Платонович, — я налепил на лицо радушное выражение, — взаимно рад видеть.
Безымянный палец на моей левой руке неожиданно обожгло жаром. Перстень Тау! Я уже и не вспоминал о нём, нося как обычную безделушку. Это что же, Панин — масон? Ничего себе сюрприз! Надо с этим сударем поаккуратнее. Кто знает, какие цели он преследует на самом деле?
— Григорий Григорьевич, — Панин обернулся к Орлову, — вы не распорядитесь насчёт чая? Если вас не затруднит.
Орлов кивнул и порывисто вышел из комнаты.
— Ах, Константин Платонович, — граф продолжал улыбаться, — как вам показался при личном общении Сен-Жермен? Я слышал, он специально приехал в Россию и искал встречи с вами. Чем вы его заинтересовали?
Глава 14
Секретный рецепт
Терпеть не могу подобные вопросы. А тебе какая разница, какие дела у меня были с Сен-Жерменом? Или вы с ним из конкурирующих масонских лож и он ходил по вашей территории? В любом случае я не собирался рассказывать Панину про уничтожение архива Иоганна Алхимика.
— Он приезжал обсудить со мной, — я любезно улыбнулся, — некоторые спорные места из Блаженного Августина.
— Э, — Панин поднял левую бровь, — в самом деле?
— Мы, знаете ли, встречались с графом ещё в Сорбонне, когда я там учился. У нас случился замечательный спор о «Confessionum Libri Tredecim».
— Простите моё любопытство, но о чём вы спорили?
— О природе времени и вечности. У Блаженного Августина есть замечательные соображения по этому поводу, и мы с графом разошлись в некоторых трактовках. Недавно он нашёл интересный отрывок и приезжал обсудить его со мной.
На лице Панина отразилось недоумение. Он не понимал, то ли я тонко издеваюсь над ним, то ли мы с Сен-Жерменом действительно разбирали научно-философские проблемы. Вот пусть пойдёт и спросит у него самого, если такой любопытный.
— Он приехал ради простого разговора? С вами?
— Дорогой Никита Иванович, ну почему же простого? Сен-Жермен известный алхимик, который ищет сами-знаете-что. — Я внутренне усмехнулся, когда увидел, что Панин напрягся. — И вопросы времени крайне важны для его изысканий. А с кем их обсуждать, как не с некромантом?
— Ах да, как я мог забыть.
Судя по тону, алхимические опыты крайне интересовали Панина, но Сен-Жермен не спешил делиться результатами с другими масонами.
— А вы в курсе его изысканий?
— Увы, алхимия не входит в круг моих интересов, другая специфика, знаете ли. Меня занимает время как феномен, связанный с жизнью и смертью, и в этом мы нашли с графом точки соприкосновения.
Панин несколько раз кивнул, как болванчик, и пожевал губами.
— Понятно. Что же, я рад, что у вас есть достойные собеседники для подобных бесед. Я, увы, далёк от таких высоких материй, но надеюсь, что вы и мне уделите несколько минут для разговора.
— С удовольствием, Никита Иванович. И на какую же тему?
Взгляд Панина стал жёстким и острым, будто клинок шпаги.
— Например, о том, кто должен занимать трон и какими достоинствами должен обладать.
— Какая интересная тема. С радостью послушаю ваши соображения, Никита Иванович.
— В первую очередь, я хотел узнать ваше мнение, Константин Платонович. Вы тёмная лошадка, о вас в Петербурге ходят самые невообразимые слухи. Победитель Фридриха, бакалавр, учившийся в Париже, — уже этого достаточно для всяческих фантастических предположений. А немилость к вам Елизаветы Петровны и ссылка в таком молодом возрасте так и вовсе окутывает вас флёром
