Он вообще выглядит довольно забавно. Вот только глаза. Холодные такие глаза стального цвета. И рассматривает он коутнер так, как будто прикидывает, во сколько встанет косметический ремонт, и что он будет иметь с его перепродажи.
И связано это, вероятно с тем, что не сможем мы доказать, что эта красавица принадлежит нам. Ни документов, указывающих на право собственности, ни каких либо патентов, подтверждающих наши полномочия по вопросам каперства.
И получается, что мы самые что ни на есть пираты. Вот только не в Монтарно мы, чтобы особенно на этот счет не беспокоиться.
Наверное, он думает, что ему повезло. Заходит в гавань корабль, явно изнердийский, вот только флаг на нем непонятно чей.
Что ты там, Артуа, размышлял о корявых понтах, напомнить тебе? Сердце у тебя случайно гордостью не наполнялось, при виде твоего герба, присутствующего на развевающем флаге идущего на всех парусах корабля? Что же над ним не имперский штандарт развивается, ты как будто бы имеешь к нему отношение?
Вот подойди к ним и расскажи, кто ты, и кем в самом скором времени должен стать. О приключениях своих расскажи, о том, как еле от пиратов сбежал, да и что потом было, им интересно будет послушать. Прямо сейчас и подойди.
Глядишь и проникнутся. А не проникнутся, тоже ничего страшного. Обменяют тебя в обмен на какие-то уступки со стороны Империи. Все-таки не частные люди будут этим заниматься, и, наверное, золота им стыдно будет просить.
А остальных потом можно будет выкупить, упрошу, чтобы не повесили…
Хрен вы что у меня получите, господа хорошие, даже квач с гальюна. За этот корабль люди погибли, я уж про свою царапину не говорю, из-за которой сто раз за ночь просыпаюсь, стоит неловко пошевелиться. Я теперь за это корыто на этой самой палубе костьми лягу, и не потому, что мне его жалко. Мне люди, что за моей спиной стоят, поверили и пришли сюда со мной, хотя вполне отчетливо представляли, на что идут.
Вот только бы не подвел Гентье со своими людьми. Ведь им, по сути, ничего не угрожает. Сейчас мы это и проверим.
— Фред, — обратился я к фер Груенуа, стараясь сделать это незаметно, — нужно отсечь гостей от трапа.
Заодно посмотрим и на его собственную реакцию. Я плохо знаю его людей, но и сам он мог измениться, причем измениться сильно. Если его люди и люди Оливера Гентье не будут делать того, что мне необходимо, не получится ничего.
Как будто бы нет. Фред чуть ли не визгливым голосом заорал на Бронса, что у нас был за боцмана, указывая ему на какое-то безобразие, видимое только им двоим. И находилось это безобразие у самого трапа.
Вот только перед тем как начать орать, фер Груенуа произвел манипуляцию левой кистью, прикрыв ее от гостей телом. Они, в этом мире, весьма горазды относительно жестов, не знаю даже, как им языком-то не лень шевелить. Вполне можно и без слов обходиться, при желании.
Люди Гентье на рев Бронса откликнулись тоже, и нашим гостям поневоле пришлось отойти от борта еще дальше.
Их шесть человек, гостей, и среди них офицер, командующий прибывшими вместе с ними солдатами. У него был откровенно скучающий вид, и он барабанил пальцами о кисть другой руки, положенной на эфес шпаги. Так, что солдаты?
Солдаты на берегу внимательно рассматривали что-то происходящее на баке «Мелиссы», и делали они это для моего плана очень удачно.
Бертоуз стоит с самым индифферентным лицом там, где бы мне и хотелось его видеть. И ведь сам догадался, никто ему ни о чем растолковывал.
Вот теперь все, пора.
— Господа. — Обратился я сразу ко всем, обведя для этого их взглядом. Некогда мне шарады разгадывать, кто у них главный в делегации.
— Господа, вероятно, вы решили встать в первых рядах штурмового отряда, иначе как это все понимать. Сейчас вы что-то такое мне скажете, на что я наверняка не соглашусь. После чего вы покинете борт корабля и отдадите приказ солдатам.
А мы будем глядеть вам вслед с робкой надеждой, что все образумится. Так прикажете вас понимать? Нет, все будет несколько иначе.
Сейчас вы пройдете, чтобы посмотреть внутренние убранства моей каюты и пробудете там до самого выхода из гавани. Там вы получите в свое распоряжение шлюпку, на которой и покинете гостеприимный борт «Мелиссы».
Как бы подтверждая слова о нашей гостеприимности, Бертоуз поводил стволом фальконета, установленного на вертлюге, что позволяло вести круговой обстрел.
Говорить я старался негромко, но убедительно, для чего направил ствол пистолета в живот офицера, который к тому времени перестал барабанить пальцами.
Сейчас самое важное в том, чтобы солдаты на берегу не услышали, что происходит на борту.
Не дворянское это дело, захватывать заложников, но думал я не об этом. Может быть, я тысячу раз не прав, заподозрив наших гостей в том, что заподозрил. Но, если все же прав, то затяни мы с действиями, и уже не получится ничего.
Даже если мы сумеет отбиться от солдат и отойти от причала, из гавани нам не выйти, форт там для таких целей и расположен. Пусть «Мелиссу» и не утопят, но она успеет нахватать столько ядер и книппелей, что останется без парусов. Затем нас легко догонят и так же легко возьмут на абордаж.
И пусть нет здесь телефонов, чтобы сообщить о случившемся в форт. Но система оповещения продумана, и действует она надежно.
«Только бы не солдат на берегу не потревожить», — снова промелькнуло в голове.
Видеть они ничего не могут, «Мелисса» практически в балласте, кроме того, происходящее на палубе прикрывает фальшборт.
Да и встали мы к причалу в самом дальнем конце причала, где высота его была чуть ли не на уровне моря.
А вот услышать и насторожиться, и затем броситься на выручку, вполне могут.
Люди, прибывшие на борт коутнера, на несколько мгновений замерли в нерешительности, и их понять можно. Это ведь они у себя дома и стоит только свистнуть…
Но с другой стороны смерть вот она, рядом, в паре шагов стоит, с самым решительным видом.
По себе знаю, в такие секунды жизнь кажется особенно сладкой, и очень, очень трудно сделать выбор.
А на баке развернулась безобразнейшая сцена. Один из людей Гентье устроил самый настоящий пьяный скандал. Он орал, не выбирая выражений, что его, марсового матроса, заставляют драить гальюны. Это его-то, кто знает все эти моря как пять своих пальцев, и заставляют драить гальюны! Не для того он нанялся на борт этой посудины, чтобы заниматься дерьмом. Его, на чьем счету чуть ли не дюжина гигантских акул-людоедов, которых он разорвал голыми руками, заставляют убирать дерьмо за теми, кто даже моря еще не нюхал!
Я поймал взгляд толстячка, что недавно так по-хозяйски осматривал «Мелиссу». Честное слово, мне даже неудобно немного перед ним стало, пусть и не та ситуация. Он смотрел на меня, и в его взгляде ясно можно было прочесть: что же ты, со своим отребьем справиться не можешь, а берешься за такие дела.
