Господин Зимин смягчился:
— Ну, если ви не желаль звать это с собой, само он в мой дом не войти. Прошу, господа! Чем обязан визитом? — германский акцент его то усиливался, то исчезал самым непредсказуемым образом.
Миновав анфиладу из пяти богатых комнат, с большим вкусом обставленных в стиле загородной усадьбы, хозяин провёл визитёров в кабинет, усадил на диване.
— Я полагаль, ви хотеть говорить о безвременной кончине наш премногоуважаемый господин Понурофф? — это прозвучало не без скепсиса.
— Не только, — возразил Роман Григорьевич. — В данный момент нас больше занимает безвременная кончина господина Контоккайнена.
— Что-о?! — маг подался вперёд, выражение иронии на его приятном круглом лице уступило место изумлению. — Контоккайнен мёртв?! Как это случилось, господа? Когда? — акцент пропал совершенно.
— Поутру заколот в грудь острым предметом, — проинформировал Листунов официальным тоном. — Имеете ли вы что-то сказать по этому поводу?
На несколько мгновений в комнате повисло молчание. Потом Зимин сказал резко:
— Только не ждите от меня слов сожаления, господа сыщики! Покойник был большой плут, не тем будь помянут, и характером обладал прескверным.
— Это мы заметили, — не удержавшись, буркнул себе под нос Иван Агафонович. Хотел задать следующий вопрос, но Ивенский его опередил, спросил уклончиво:
— Вам известно о предполагаемом участии господина Контоккайнена в некоем… гм… транспортном прожекте? — ему пока не хотелось излишне информировать Листунова.
Зимин усмехнулся зло:
— Ха! Ещё бы не известно! По поручению из столицы мы в нашем обществе провели честный конкурс на замещение вакантной должности при Министерстве путей сообщения — скажем прямо, очень выгодной должности. Выдвинули трёх кандидатов из числа победителей. В положенный срок подали их бумаги в министерство — и что же? Спустя несколько дней стало известно, что к прожекту будет привлечён академик Контоккайнен, даже не участвовавший в конкурсе! Вы считаете это справедливо? Нет, я ничего не хочу сказать, Контоккайнен — сильный маг. Но транспорт — это же совершенно не его сфера, он работал в области предикторики и астрологии!.. И знаете, что я вам скажу? — продолжил он после секундной паузы. — Возможно, вы сочтёте меня плебеем, вульгарным сплетником, но истина для меня выше мнения окружающих. По слухам, академик Контоккайнен приспал эту должность с одной весьма и весьма влиятельной вдовой!
— Правда?! — по-детски удивившись, не удержался от возгласа Удальцев. Ему вспомнилась отталкивающая внешность покойника, и подумалось: неужто такая влиятельная дама не могла подыскать себе более достойного аманта? По молодости лет он ещё не знал, что про таких, как Контоккайнен говорят «магнетическая личность», и магнетизм этот весьма привлекателен для дам средних лет.
— Насколько правда — не берусь судить. Но слухи такие ходят, и подозреваю, что они не беспочвенны! — ответил маг торжествующе.
Но Роман Григорьевич частная жизнь покойника не заинтересовала.
— Скажите, господин Зимин, — обратился тихо, — кто победил в вашем конкурсе? Кто получит заказ теперь, после гибели Контоккайнена? Вы можете назвать имена?
Маг бросил на него короткий злой взгляд и сделался вдруг удивительно похож на своего московского коллегу Кнупперса.
— Извольте. Гроссмейстер Филиппов, гроссмейстер Штосс и ваш покорный слуга. Желаете арестовать немедленно, или позволите сделать нужные распоряжения?
— Ах, что вы, Козьма Митрофанович, мы не только не собираемся вас арестовывать, но пока даже не имеем оснований подозревать кого-то из вас троих, — улыбнулся Ивенский, но что-то зловещей получилась эта улыбка. — Поэтому очень вас прошу, не сажайте нам на хвост вторую гончую, боюсь, как бы они не передрались!
— И в мыслях того не имел! — поспешно возразил Морозов, кося глазом.
— Вот и прекрасно! Тогда, если у господина Листунова нет своих вопросов, разрешите откланяться!
У Листунова вопросов не было: напоминание о гончей, наверняка ожидающей свои жертвы под дверью, ввергло его в состояние лёгкого ступора. Дело в том, что бедный Иван Агафонович панически боялся даже самых обычных, видимых глазом собак. Чего уж говорить о невидимых! А мимо внимания Удальцева не прошло то, что о пропаже неизвестного предмета Роман Григорьевич снова не упомянул.
Столь желанная для Тита Ардалионовича экскурсия по славному граду Петра не состоялась. От дома мага Зимина сразу поехали в сыскное отделение — представиться местному начальству. Его высокоблагородие, господин Семёнов Афанасий Дмитриевич, обращал на себя внимание воистину богатырским телосложением. Лишись он, по злой воле судеб, службы и положения своего, или родись в семье простого мужика — легко мог бы добывать на жизнь, демонстрируя чудеса силы на площадях и ярмарках. «Эх, и здоровенная бы из него получилась жаба!» — мелькнула забавная мысль, и Роман Григорьевич чуть не рассмеялся в самый неподходящий момент — его высокоблагородие как раз пожимали руку «столичному гостю» с риском если не оторвать её, то расплющить.
По окончании формальностей, снова взялись за дело: побывали в Оккультной Академии, где служил покойный, побывали в северопальмирском отделении министерства путей сообщения — новая должность в Особой канцелярии давала Роману Григорьевичу большие преимущества, позволила обойтись без бумажной волокиты… Что нового узнали? Да ничего ценного. В Академии о прожекте не знали вовсе, Контоккайнен в отставку не подавал. Высокопоставленные транспортные чины персону мага оставили без внимания, в тонкости её назначения не вникали. Один маг, другой маг — какая, по большому счёту, разница? Что? Убили? Ах, какой ужас, в наш-то просвещённый век! Ну, ничего, нового пришлют, тем более, что договор ещё не был подписан. Мало ли магов в Северной Пальмире!
Продрогнув в санях, вернулись в отделение, занялись допросом студента Иллариона Пятницкого. Тот оказался натурой экспрессивной: скакал по допросной, размахивал руками и гримасничал, изображая в лицах, как именно был обнаружен труп. От зловещей находки своей и от роли свидетеля он, похоже, пребывал в полнейшем восторге. С одобрения Романа Григорьевича, Листунов приказал его отпустить, но тот ушёл не сразу, всё порывался начать свой рассказ сначала — еле выдворили вон.
Едва избавились от докучного свидетеля — в кабинет вихрем ворвался его высокоблагородие, господин Семёнов лично! Вид у него был всклокоченный, глаза ошалелые.
— Скорее, скорее, господа! Его превосходительство, обер-полицмейстер Северной Пальмиры, господин Тутчев,[18] желают видеть следователей по делу убиенного Контоккайнена лично и немедленно! Едемте, господа!
