И самозваный майор госбезопасности пошёл к людям, которым, по его мнению, предстояло стать ночным кошмаром для врага, вторгшегося на нашу родную землю.
…..
Ехали мы не долго. Через несколько десятков метров я понял, что мотоцикл дальше не пройдет, и, остановившись, сообщил товарищам бойцам, что халява кончилась.
- Товарищ сержант, — обратился я к Тотену «на новый лад», — мачетку давай.
Взяв «Кершо Оуткаст», который сам же Алику и подарил год назад (или шестьдесят семь лет вперёд?) я быстро вырубил несколько шестов, после чего, с помощью сержанта–пехотинца, сделал из двух слег и мотоплаща носилки для так и не пришедшего в себя энкавэдэшника. Из трех палок я соорудил что–то вроде шалаша над мотоциклом, и замаскировал импровизированный «мини–гараж» зеленью. В путь мы выдвинулись в следующем порядке: ваш покорный слуга, навьюченный немецким барахлом и мешком с продуктами, впереди, в качестве передового дозора, за мной — Тотен, нагруженный мешком с едой и тремя винтовками, следом бойцы на носилках несли лейтенанта. Замыкал колонну сержант, тоже тащивший мешок и остальное оружие. Медленно и печально шагали мы по лесу. Примерно через час нашего марша с Аликом связался Фермер. Свистом подозвав меня, Тотен протянул мне гарнитуру.
- Арт в канале. Слушаю тебя, Фермер.
- Как ваши дела, Тоха?
- Ковыляем потихонечку. Провизией запаслись. В деревне напоролись на немцев. Ведём с собой четверых окруженцев.
- Как напоролись?
- Долго рассказывать. Лучше — лично.
- Шумели сильно?
- Не очень, но пострелять пришлось.
- Что за окруженцы?
- С границы идут. Один из них — лейтенант ГБ.
- Докапывался?
- Да. Но он, похоже, контуженый. Сейчас в отрубе.
- Когда рассчитываете прибыть?
- По моим прикидкам — минут через сорок, может быть — через час.
- Понял тебя. Отбой.
Ещё, примерно, минут через двадцать мне пришлось объявить привал, поскольку бойцы, несшие лейтенанта, выбились из сил.
- Так, Алик, давай сюда воду! — скомандовал я.
Тотен протянул мне свою флягу.
- Товарищи бойцы, — обратился я к окруженцам, — ложитесь на спину, ноги положите на мешки. Вот вода, сильно не усердствуйте, по паре глотков — и всё.
Потом, вспомнив, что они последние пару дней, а может и неделю, практически ничего не ели, я, наклонившись к Алику, спросил:
- У тебя шоколад остался?
Он молча протянул мне плитку Ritter Sport'а. Незаметно для окруженцев я сорвал обёртку и, разломив плитку на четыре части, протянул им на ладони.
- Что это, товарищ старший лейтенант? — спросил сержант.
- Шоколад. Ешьте мелкими кусочками, и обязательно запивайте водой.
- Но здесь четыре куска, а нас — только трое?
- Лейтенанту тоже надо дать.
- Но он же без сознания!?
- Сейчас, приведём его в чувство. — Ответил я, присаживаясь рядом с энкавэдэшником.
Протянув к его лицу руку, я несколько раз нажал ногтем точку на верхней губе. Лейтенант замотал головой и открыл глаза.
- Как ваше самочувствие, товарищ лейтенант?
- Что? Где я? — и рука летёхи потянулась к тому месту, где раньше висела кобура с пистолетом. Что–то мне в этом движении показалось странным.
«Хм, а резвый гэбэшник–то!» — подумал я, — «хорошо, что я ещё, когда его на носилки клали, кобуру отжал и себе на пояс повесил, а то этот мог спросонья и от контузии по нам начать стрелять».
- Вы у своих, — мне пришлось говорить максимально успокаивающим тоном, — мы идём к лагерю партизан. Вот немного шоколада и воды — подкрепитесь.
Я встал, и жестом позвал за собой сержанта, который, не послушав меня, уже съел свою порцию. Отойдя метров на пять, я сел под куст орешника, и рукой указал на землю рядом с собой:
- Присаживайтесь, сержант. Разговор у меня к вам есть.
- Да, слушаю вас, товарищ старший лейтенант — ответил тот, садясь рядом.
- Вас как зовут?
- Сержант Юрин.
- А по имени?
- Коля… то есть Николай.
- А я — Окунев Антон.
- Очень приятно, товарищ старший лейтенант госбезопасности.
- Николай, ты что? Мы же познакомились. Обращайся по имени, сейчас можно.
- Слушаюсь
- А скажи ка мне, Коля, вы с лейтенантом всю дорогу шли?
- Нет, только в сарае встретились. Два дня назад.
- А откуда знаешь, что он из Ломжи?
- Он сам сказал. И удостоверение показывал. Он из особого отдела 6–ой кавдивизии, а она в Ломже как раз стояла. А вы что, сомневаетесь?
- Нет, просто интересуюсь. Ладно, хватит лясы точить. Пора идти, а то до темноты не дойдём.
Когда мы сержантом подошли к остальным, я спросил у лейтенанта:
- Товарищ лейтенант, вы сами идти сможете?
Тот утвердительно кивнул головой.
- Ну и отлично. Ещё две минуты отдыха, и вперёд.
- Товарищ старший лейтенант госбезопасности, а у вас табачку не найдется? А то очень курить хочется, — спросил боец с подбитым глазом.
- Сейчас посмотрю, — уходя в деревню, я оставил Тотену пачку сигарет, ту самую — с обрезанными фильтрами.
Алик всё понял на лету, поэтому кинул мне две сигареты. Я протянул одну бойцу:
- Только трофейные есть.
- Ничего, и такие пойдут.
Я, прикурив свою сигарету от спички, вначале хотел отдать коробок окруженцу, но вовремя вспомнил, что надпись «Череповец. ФЭСКО, Россия» на коробке может вызвать ненужные вопросы. Поэтому я протянул ему горящую сигарету, чтобы он прикурил «от ствола».
- Товарищ старший лейтенант, или как вас там? — внезапно раздался за моей спиной голос. И одновременно щелкнул предохранитель «мосинки».
«Ну, еж твою!» — только и подумал я, покосившись через плечо.
Неугомонный гэбэшник стоял у меня за спиной метрах в двух, а мой ППД висел у меня на плече, и добраться до него не было никакой возможности. Ну, почти никакой.
- В чём дело, лейтенант? — как можно более спокойно спросил я.
- Предъявите ваши документы!
- Лейтенант, ты совсем на голову больной, или это приступ? Какие на задании в тылу врага документы?
- Я ещё раз требую вас предъявить документы. В противном случае я буду вынужден вас арестовать своей властью.
Бойцы недоумевающе смотрели на нас. Тотен, конечно, пришёл бы мне на помощь, но он поставил свою винтовку вместе с остальными стволами к дереву, у которого сидел.
- Вот скажи мне, лейтенант, а где твоя бдительность была, когда двадцать втрого числа диверсы из «Бранденбурга» командиров стреляли и штабы взрывали. — Решил я использовать своё «попаданское послезнание».
Тот болезненно скривил лицо, но ничего не ответил. Я же продолжал переть буром:
- Молчишь? А сейчас, когда тебя из дерьма вытащили, решил свою власть и строгость перед бойцами показать? Ну, давай, валяй.
- Я ещё раз требую…
- А не пошел бы ты! «Шпалой» сверкаешь, а ума нету!
