Федору было дано задание закупить пару пудов обожженного гипса, ведь в эти времена любой перелом кости практически означал или смерть, или инвалидность. Я надеялся, что царь ознакомится с этими нововведениями. Но как же мне не хотелось, чтобы на все это смотрел Бомелиус, про которого я помнил только, что его должны были в ближайшие годы зажарить на вертеле. Как бы приблизить это событие? И мне, кстати, сразу станет легче жить, перестану каждую минуту ожидать мышьяка в еде.
Итогом нашей беседы было то, что мы с Федором решили навестить мою вотчину и посетить село Заречье.
На следующий день начались сборы. Все были к этому привычны. Поэтому за день со всем управились. Но в поход решили отправиться утром.
И вот прохладным июньским утром мы отправились в путь. Это совсем не напоминало мне события пятимесячной давности, когда мы с Антохой под видом рыбаков ехали в Москву на возу мерзлой рыбы.
Мы с Федором ехали впереди, а сзади нас сопровождало десять конных. Все были неплохо одеты, и на нашу колонну обращали внимание. Пока ехали по Варварке, слышались шепотки:
– Молодой Щепотнев куда-то отправился.
За пределами нашего района нас уже никто не узнавал. Не приобрел я еще достаточной известности, что меня в общем радовало.
Через какое-то время выехали за пределы Москвы, и наша скорость несколько увеличилась, но все равно движение было еще большим. Навстречу постоянно попадались возы, везущие в Москву различные товары, все-таки дорога шла из Твери. Но постепенно людей становилось все меньше, и мы ехали в одиночестве, почти без пыли, прибитой к земле свежим дождиком. После нескольких часов пути остановились у какого-то ручейка перекусить. Впервые мне ничего не надо было делать в такой ситуации, и я, стащив сапоги, свернул снятую ферязь подкладкой наружу, улегся на нее и стал ловить кайф от ничегонеделания. Холопы между тем суетилась, разжигали костер, варили кулеш, слышались смех и шутки, а я все обдумывал свои дальнейшие действия уже по прибытии обратно в Москву.
Наконец все было готово, я, как был босиком, подошел к костру, и мне первому отвалили хороший черпак.
«Да, славно на природе, – думал, поедая горячий, слегка попахивающий дымком кулеш, медленно разжевывая кусочки сала, которых наш повар изрядно туда набросал. – Жалко, что всю жизнь нельзя так провести – сидя на пенечке и вдыхая лесной воздух, пахнущий озоном после дождя».
Вскоре отдых был завершен, и мы, запрыгнув на коней, продолжили свой путь. К вечеру, как и было задумано, заехали на постоялый двор. Когда я зашел в общий зал, первое, что увидел, это физиономия Фрола, сидевшего в углу. Он с равнодушным видом смотрел на меня, очевидно, совершенно не узнавая парня, которого видел полгода назад почти на таком же постоялом дворе. На этот раз он был с каким-то мужиком в низко надвинутой на уши шапке, они сидели и тихо о чем-то разговаривали. Наша шумная компания практически не отвлекла их от разговора. Хозяин трактира между тем неоднократно подбегал к ним и принимал участие в беседе.
Какое-то нехорошее предчувствие поднялось у меня в душе: «Опять они христианские души губить собрались. Что же делать? Нас двенадцать человек, а сколько здесь этих татей, кто их знает!»
Я тихонько сообщил Федору, что это те разбойники, которые отправили на дно купеческий обоз, с которым я ехал в Москву. Федор заволновался:
– Так надо народ кричать и хватать татей!
– А откуда ты знаешь, сколько их здесь, вон смотри, как хозяин с ним милуется, может быть, здесь все – одна шайка.
Я крикнул:
– Эй, хозяин, давай пива моим холопам да сюда, нам с ключником, и пожрать.
Хозяин, низко кланяясь, побежал за перегородку.
Я сказал:
– Федор, надо бы всех, кто выходит по нужде, там и вязать да в конюшню складывать. Только выбери ребят половчей, чтобы без звука все делали.
Большая часть моей команды веселилась, набираясь пивом, а тем временем народу в зале постепенно убавлялось. Неожиданно Фрол обвел подозрительным взглядом опустевший зал и вскочил на ноги, но тут на него сзади кинулся Федор и легонько шлепнул кистенем в затылок. Фрол лег как подкошенный, но его сосед вскочил и, выхватив нож, бросился на нас. Шапка слетела с его головы, и мы увидели страшную рожу без ушей. Я метнул в него клевец, и этого хватило – он упал с пробитой головой. Фрола связали и отнесли к остальным, лежавшим в конюшне. Там был и хозяин, и все его помощники. Итак, в конюшне лежало шестнадцать человек, все мужчины. Ни женщин, ни детей не было. Кто из них тать, а кто – нет, решили разбираться завтра. Но мне доложили, что Фрол, которому Федька заехал кистенем, вроде пришел в себя. И я решил хотя бы поговорить с ним, может, он что-то сможет сказать по тогдашнему нападению на обоз. Когда Фрола втащили в комнату, лицо его уже распухло от тычков, которыми награждали его мои вояки. Вначале на вопросы он не отвечал, но, когда я напомнил ему встречу, случившуюся полгода назад, хрипло засмеялся.
– Так это из-за тебя Трунов так подставился. Как он тогда орал, что тебя не нашли! Уже потом узнали, что ты остался, не уехал со всеми.
Но на все вопросы о постоялом дворе и его спутниках Фрол молчал, несмотря на затрещины, которыми его периодически награждали. А я, наверное, еще не успел вытравить из себя всякие гуманистические понятия, совершенно излишние в это время, и не смог приказать пытать бандита.
Решив, что семь бед – один ответ, мы начали методично обыскивать все комнаты и подвалы дома, и скоро наш ключник как самый опытный вычислил потайную комнату, которую просто взломали, потому что не знали, как ее открыть. Комната была завалена мехами, какими-то драгоценностями, окровавленной одеждой.
«Да, это хорошо, что мы сюда зашли, – подумал я. – Не заметил бы Фрола, может быть, и наши вещички оказались бы тут, а нас самих уже прикопали бы где-нибудь в лесу».
Ночь мы не спали, в конюшне ворочались связанные люди, некоторые орали, что они ничего общего с татями не имеют. Но им быстро вставили кляпы, чтобы не мешали своими воплями. Федька с двумя помощниками составлял опись найденного имущества, а также шарил, проверяя запасы постоялого двора, и искал, что можно прибрать в свою пользу. Наутро нам помог проезжавший мимо небольшой военный отряд из Твери. Вояки с шутками-прибаутками погрузили на телеги всех связанных и все награбленное добро и сказали, что отправят благодарственную грамоту царю. Старшего в отряде я, конечно, напряг, заставив расписаться за все, что мы ему передали. После этого тот ощутимо посмурнел и уже не так радовался. Лошадок, оставшихся в конюшне, мы, конечно, объявили своими, все равно кто-то их прибрал бы, так лучше это сделаем мы.
