Постояв у окна еще несколько секунд, адмирал медленно обернулся:
— Что ж, логично. Хорошо, Сережа, насчет района я сейчас распоряжусь, а ты займись Сетью. Думаю, группу захвата стоит заранее перебросить.
— Уже, — без тени улыбки, сообщил контр-адмирал, — две группы как раз на подлете. Насчет Сети я тоже распорядился, наши ребята отслеживают. Остается только ждать.
— Молодец, — невесело похвалил Алексей Анатольевич. — Тогда работаем. Кстати, а что будет, если вы его упустите? Нет, я понимаю, шансы этого почти нулевые, но все-таки?
— Тогда… — Аверченко замялся. — Что ж, тогда, боюсь, нам всем придется очень и очень плохо…
Его ждали уже на соседней улице — то ли совпало так, то ли все-таки просчитали, куда он станет уходить. Поперек узкого переулка стоял до боли знакомый бронетранспортер с логотипом Центра на борту, а за спиной уже мелькали быстрые тени спецназовцев в облегченных бронекомплектах и шлемах. Вооружена группа захвата была стандартными армейскими безгильзовыми G-57. Что ж, и это понятно. Местные власти к операции подключать не стали, по крайней мере, пока, и информировать о происходящем, видимо, тоже.
Зажали его вполне грамотно: и улочка подходящая, и ребятки тренированные. Дернешься — в лучшем случае огребешь удар парализующего луча, а в худшем (иди знай, какой у них приказ, статью «при оказании вооруженного сопротивления, представлявшего угрозу окружающим» пока еще никто не отменял, а это, как известно, идеальное прикрытие для подобных ситуаций) — и полноценную очередь в спину. «Пятьдесят седьмая» безгильзовка на таком расстоянии его просто напополам перережет. Или обильно пораскинет мозгами по борту бэтээра — в зависимости от того, куда станут стрелять.
Коротко оглянувшись, Виталий замедлил шаг и, бросив смятую ветровку на землю, неспешно поднял руки, привычно заводя их за голову. Его единственное оружие, прихваченный в кафе нож, остался недосягаемо-далеко, в кармане брюк. Похоже, теряет сноровку, все-таки Центр — это не диверсионный спецназ. Хотя он бы ему в любом случае ничем не помог, по крайней мере, сейчас. Ну, что ж, поиграем по их правилам; пока поиграем, а там посмотрим. В конце концов, партия еще далеко не окончена.
С этой мыслью операнг Рогов, повинуясь тычку в спину, уткнулся лбом в нагретый утренним солнцем борт бронетранспортера. Больше оглядываться он не стал, и так понятно, что в его многострадальный затылок сейчас целятся никак не меньше трех стволов. На пару коротких ударов по ногам, разводящих их на ширину, явно превосходящую размах его плеч, он уже почти не обратил внимания: стандартная, так сказать, процедура. Незачем обижаться. После сочтемся.
Операнга — уж не бывшего ли, ага? — быстро и профессионально обыскали, вытащив из кармана нож, и сковали наручниками в положении «руки назад», попутно болезненно зажав кожу на левом запястье. Без особых церемоний впихнули в узкий лаз бортового люка и уложили вниз лицом между рядами десантных сидений.
«А вот это вы уж зря, могу и обидеться, неужели нельзя на сидушку посадить? — зло сверкнуло в голове. — Наверняка ж тоже из космодеса, суки!» Впрочем, обдумать эту мысль Рогов не успел — мягко заурчал мотор, и бронемашина тронулась с места. Куда они едут, операнг не сомневался: ну куда, скажите, его еще могут везти, кроме как в родной ЦУОС? Даже не смешно. Если не пристрелили сразу, прямо на улице, значит, все-таки не получили такого приказа, что существенно увеличивало его шансы на выживание.
Прикинув расстояние и количество погрузившихся вместе с ним охранников — пятеро, не считая водителя, — Виталий расслабился. Как ни глупо это звучало в данной ситуации, и время и некая свобода маневра у него пока еще оставались. Главное, не спешить и не напортачить, а то ведь тот самый почти что хрестоматийный Хромоногий Ганс, язва такая, снова начнет нудить в голове насчет «мог бы и лучше, салага». А марку диверсанта, даже бывшего, надо держать. Хотя, конечно, как он уже сегодня говорил, хрен с ним, с тем Гансом! Его-то, поди, мордой в пол свои же братишки-десантники не швыряли и на верную смерть не везли. Значит, прочь сомнения: свои — не свои. Придет время, и он станет работать; работать именно так, как когда-то учили. Не то чтобы ему так уж не хочется умирать, в конце концов, для человека его профессии это-то как раз дело вполне привычное, но разобраться, что к чему, ведь надо? Надо. Ну и все.
Рогов поудобнее — насколько это оказалось возможным в его нынешнем положении — устроился на подрагивающем от толчков ходовой полу и расслабился. Полчаса отдыха он вполне заслужил — непростое вышло утречко. А уж там, за городом, по дороге в Центр, посмотрим, кого лучше учили и кто лучше эти самые уроки усвоил… Ну, а пока «опер» может хотя бы попытаться связать воедино все, что узнал за последнее время.
Итак, что он имеет на данный момент? Да практически ничего он не имеет! Его матрица не нашла своего реципиента и по всем канонам их службы должна быть признана «невозвращенцем». И его ощущения там, в комнате взорванного особняка, вполне это подтверждают. Крайне неприятная, но достаточно банальная ситуация. Так в чем же дело, к чему это покушение, преследование? Все равно через месяц матрица инактивируется, носитель самоуничтожится и…
Неожиданно Виталий зло сжал зубы: а кто ему, собственно, сказал, что матрица существует максимум месяц?! Инструкторы? Руководитель проекта, которого он и видел-то всего раз в жизни? Начальник СБ? А сам он это проверял? Ведь все может оказаться так просто: нет и никогда не было в природе никакого ограничения существования психоматрицы по времени! Вообще нет и вообще не существовало! А его сознание, разум… душу, в конце концов, НАВСЕГДА пересадили в человека далекого двадцать первого века. Ну а его самого, дабы избежать неких возможных эксцессов, решили уничтожить. И на самом деле Рогов теперь там, в прошлом, решает какие-то очередные проблемы человечества, а вовсе не здесь! Здесь, в своем времени и своем теле, он всего лишь никому более не нужная копия; копия, по чьей-то воле заменившая место оригинала!
Едва ли не впервые в жизни Виталию захотелось разбить голову о едва заметно вибрирующий в такт оборотам двигателя пол. Ну, конечно, ведь все так просто, наверняка очередной идиотский эксперимент отцов-основателей проекта. Например, по абсолютному замещению разумом донора сознания реципиента. И если это удастся, то… Рогов замер. То… ЧТО?
Да, за месяц трудно успеть глобально изменить историю человечества, а за год? За десять лет? За целую жизнь, в конце концов? Так кто же он сейчас? Приговоренный к смерти изгой, лабораторная крыса, которой уже сделали смертельную инъекцию, или тот, кто сумеет помешать, возможно, самому опасному во всей истории эксперименту? Кто?..
