касающихся данной тематики, отныне были допустимы только с санкции ИССП. Эти решения царь принял после аудиенции, данной генерал-майорам Н. А. Забудскому, А. Ф. Бринку и полковнику Л. В. Чижевскому. Позже Забудский будет произведен в генерал-лейтенанты и возглавит Расчетно-техническую лабораторию при ГАУ (с января 1913 года – НИИАрт).
* * *
По части корабельной энергетики, если не считать активной работы с Парсонсом при деятельном посредничестве Базиля Захарофа и успехов на фронте легких и мощных катерных ДВС, дело двигалось несколько медленнее. Поэтому главные решения, предопределившие столбовую дорогу ее развития на ближайшие годы, если не десятилетия, состоялись лишь в начале 1905 года.
На заседании ОСДФ 24 января было принято решение о формировании в России двух центров энергетического машиностроения. В Петербурге концерну «НДЛ», куда войдет Металлический завод, надлежит развивать производство «линкорных» и «миноносных» турбоагрегатов, а на новом предприятии, местом постройки которого был выбран Мариуполь, «крейсерских» и «промышленных». Письмо Ч. Крампа о готовности содействовать в покупке РИ лицензии на турбины Кертиса у G. E. было принято к сведению и в итоге было решено закупить лицензию и два небольших опытных турбоагрегата, пригодных к использованию на миноносце.
По предложению Д. И. Менделеева и управляющего директора концерна «НДЛ» Луцкого, принято решение о создании специализированного Энергетического научно-практического института (ЭНПИ, с 1912 года – ЦНИИЭ им. П. Д. Кузьминского) и нескольких входящих в его структуру КБ по направлениям. А именно: КБ котлостроения (КБК), КБ турбиностроения (КБТС), КБ электромашин (КБЭМ), КБ электроаккумуляторов (КБЭА).
Институт будет вести как собственные НИОКР, так и координировать работы самостоятельных профильных лабораторий в сферах как военной, так и промышленной тепловой и электрической энергетики. В нем и его КБ под руководством И. В. Мещерского собраны выдающиеся российские ученые и инженеры-практики, в том числе Д. П. Коновалов, А. А. Радциг, А. А. Байков, М. М. Филиппов, Г. О. Графтио, А. В. Винтер. Работы ЭНПИ с начала его деятельности в апреле 1905 года велись под режимным контролем ИССП («Список № 1»).
Конкретизируя ближайшие задачи, стоящие перед ЭНПИ и КБТС, И. В. Мещерский и будущий руководитель КБТС А. А. Радциг особо выделили:
– формирование научно-теоретической школы отечественного турбостроения, и в первую очередь физико-математического аппарата расчета активных и реактивных турбин;
– помощь военным и представителям промышленности в переговорах и практической работе с иностранными разработчиками и поставщиками паровых турбин (ПТ);
– проработку на базе КБТС экспериментальной/ стендовой ПТ из совмещенных ПТ системы Кертиса (как ТВД) и системы Парсонса (как ТНД);
– перерасчет ПТ Кертиса агрегатной мощностью ~ 4000 л. с. (чертеж менее мощного агрегата был конфиденциально представлен Ч. Крампом в МТК в сентябре 1904 года);
– предварительный расчет прочности «бандажной» конструкции турбинного колеса как для ТВД, так и для ТНД;
– эскизное проектирование модульной конструкции пароввода – сопловой коробки;
– подготовку КТД для производства этой новой «совмещенной» ПТ, дабы в случае успеха испытания ее не задерживать начало серийной постройки ПТ такого типа.
В завершение дискуссии император повелел МТК, ЭНПИ и Минфину подготовить программу поэтапного перевода кораблей первой линии РИФ на нефтяное отопление в течение пяти, максимум семи лет. Минфину также поручалось выделить финансирование для НИОКР по перспективной тематике ЭНПИ и его КБ в полном объеме, успев провести их по статьям чрезвычайного военного бюджета на 1905 год.
По тому же бюджету было выделено финансирование для разработки инженерами концерна «Крупп» и Металлического завода по ТЗ МТК передающего агрегата – редуктора – для планирующихся к постройке в Германии крейсеров 2-го ранга типа «Новик-2». НДЛ и Крупп совместно несут финансовые риски по этой инновационной теме…
Одним словом, и по корабельной энергетике последствия прогрессорства гостей из будущего были, что говорится, налицо. Но в бочке меда была ложка дегтя. В ходе тяжелых и нудных переговоров, которые агенты Нобелей вели в Лондоне с Уолтером Ноксом Д’Арси прогресса достичь не удалось. Предложение российской компании «Бранобель» выкупить у Д’Арси 51 % акций в его концессии по нефтеразведке на юге Персии, похоже, так и останется лишь предложением.
И личное желание или нежелание господина Д’Арси тут было сугубо вторичным: камнем преткновения стало резко отрицательное отношение к подобной сделке с русскими со стороны британского Адмиралтейства и в первую очередь первого морского лорда адмирала Джона Фишера, вице-короля Индии лорда Керзона и, что естественно при таком раскладе, премьер-министра Бальфура…
* * *
После вечерни в день поминовения Григория Богослова Ольге неожиданно передали длинный и узкий конверт с «двухспальным лёвою» на сургуче, доставленный из британского посольства. В нем содержалось безупречно учтивое послание сэра Гардинга, приглашавшего ее и Вадима на прием и ужин 14 февраля, который устраивался в резиденции английского посла по поводу его возвращения в Петербург. Дела со здоровьем супруги сэра Чарльза пошли на поправку, и он вновь приступал к своим многотрудным обязанностям в русской столице.
Вадим инстинктивно почувствовал: что-то тут нечисто. И в этом смысле назавтра его полностью поддержали Зубатов и Дурново. Николай предложил сразу ответить вежливым отказом, сославшись на любую из тысячи возможных причин, но оба бывалых полицейских, и бывший и нынешний, пятым чувством почуявшие подготавливаемую для Вадика ловушку, попросили с этим пока повременить. Если что-то кем-то где-то задумано, то пусть пока все идет якобы по их планам. Оставалось только пристально наблюдать за потенциальными организаторами этого самого «что-то»…
Как любил поговаривать Луцкий, «хороший стук наружу выйдет». И хотя он, конечно, говорил так применительно к моторам, Вадику почему-то именно эта фраза пришла на память при виде того, как Зубатов и Дурново уговаривают Николая потянуть с ответом Гардингу от Ольги. «Похоже, что эта парочка прекрасно сработалась. Дай-то бог, чтобы и впредь так было, в конце концов, опыт советской эпохи, на который скептически намекал в своей телеграмме Василий, был несколько… специфическим, что ли…»
Капкан лязгнул утром 12 февраля. Прочтя донесения от агентов Дурново, Николай решился. А поскольку на такой вариант развития событий все определенные Зубатовым действующие лица и исполнители были предварительно проинструктированы, дальше все произошло быстро, решительно и, к счастью, без неожиданных накладок.
Накануне, получив оперативную информацию о том, что завтра к 11:30 во дворец к Владимиру Александровичу кроме Николая Николаевича и нескольких дружных с ними генералов приглашены еще и полтора десятка гвардейских офицеров чином пониже, причем почти все из их подшефных полков, Петр Николаевич Дурново условными телефонными звонками Зубатову и в Зимний повысил степень угрозы и, соответственно, готовности к активному противодействию заговорщикам до единицы.
На рассвете стало известно, что Николай Николаевич – неслыханное дело – еще затемно, в восемь с копейками, когда всем приличным великим князьям, да и вельможам пожиже, полагается мирно почивать после трапез и возлияний азартного вечера или бурной ночи, в сопровождении двух адъютантов приехал во
